Смайликом по лбу

Литературная гостиная
№52 (1027)
Ал. КАЗАРНОВСКИЙ
 
Тихо горят свечи. Над субботним столом витают ароматы всяких вкусностей, приготовленных моей женой по случаю святого дня. Отхлебнув красного вина из бокала, я произношу “двар Тора” - речь, подобающую трапезе, на которую собрались мои родные.
“...И, поскольку разрушен был наш Храм из-за беспричинной ненависти между евреями, единственное, что может помочь нам восстановить его и принести в мир Избавление, это беспричинная любовь...”
 
Всё благостно. Ничего такого, что могло бы вызвать возражения у слушающих. Но возражения, как ни странно, возникают.
 
- И что же, - спрашивает моя мама, - я прямо-таки должна любить всех-всех евреев?
 
- Увы, - отвечаю я с притворным сожалением, - должна.
 
- А нееврев не надо?
 
- Неевреев любить наше право, а евреев - обязанность.
 
- Всех до одного?
 
- Всех до одного!
 
- И Троцкого?
 
- Мамочка, оставь Троцкого в покое. Он давно в могиле и за все, что сделал, расплатился.
 
- А других негодяев, что зверствовали в те времена? - не унимается мама. - Ведь половина чекистов евреи были!
 
- Давай сосредоточимся на тех, кто сейчас живет и нас с тобой окружает.
 
Мама, погрузившись в раздумья, хмурится, и морщины на ее лице кажутся еще глубже. Воспользовавшись воцарившейся тишиной, я накладываю себе в тарелку салат. Вдруг мама закатывает рукав белой блузки:
 
- Смотри!
 
На коже, словно покрытой рябью от средиземноморского ветерка, огромною кляксой зияет синяк.
 
- ?
 
- Вчера на улице мне по руке залепили картошкой. Знаешь, как больно было!..
 
- Мама...
 
- Я эту картошину подобрала. На ней ножом был вырезан... Помнишь, в Москве - ты в восьмом классе учился, - к вам в школу иностранцы приезжали и подарили тебе значок, большой такой, на нем две точки – глаза, и рот улыбается.
 
- Это называется “смайлик”, - поясняю я. - там еще написано было: “Make me smile!”
 
- Ага, ты потом всюду эту рожицу рисовал...
 
- А кто картошкой-то залепил?
 
- А я откуда знаю? День был жаркий, все окна трехэтажного дома, мимо которого я шла, были закрыты трисами. Наверно, кидали с крыши. Но ведь сволочи, сволочи! Так что, скажи, их я тоже любить должна?
 
- Помолчав, выдавливаю из себя:
 
- Прости их.
 
- Да прощаю я их, прощаю, но любить?! Уволь, пожалуйста! Считай, сегодняшняя твоя проповедь пропала даром.
 
Делаю еще один глоток вина и закрываю глаза. Я уже не здесь, не в 2015 году, а в 5775 по нашему летоисчислению, и не в маленьком городке на окраине Самарии, а в большом северном городе 40 лет назад. 
 
Два четырнадцатилетних придурка развлекались тем, что обстреливали картошкой прохожих. Прелесть заключалась в том, что форточка находилась на третьем этаже, а дом был двенадцатиэтажным, и прохожие, потирая ушибленные места, задирая головы в поисках преступников, шарили взглядами по окнам верхних этажей, не подозревая, что враг засел гораздо ниже. Одним из этих дебилов был я.
 
И вот появился маленький плюгавенький мужичок, чей лоб словно был создан для того чтобы служить мишенью юным снайперам. Я прицелился и отправил в полет очередной корнеплод. Но случилось нечто странное. То есть ничего не случилось. Мужичок продолжил свое шествие под окнами квартиры моего друга, откуда мы терроризировали местных жителей, а картофелина буквально на наших глазах исчезла, словно растворилась в воздухе.
 
- Вышла на орбиту! - заржал мой друг.
 
- Точно! - подхватил я. - Не зря же я смеющуюся харю на ней нарисовал!
 
...В комнате тишина. Над субботним столом плывут чарующие ароматы. В углу беззвучно догорают свечки.
 
- Прости меня, мамочка! - тихо произношу я.
 
- За что? - удивляется мама. 
 
“Новости недели”

Elan Yerləşdir Pulsuz Elan Yerləşdir Pulsuz Elanlar Saytı Pulsuz Elan Yerləşdir