Илзе Лиепа“Верю в предначертанность пути!”

Илзе Лиепа – одна из наиболее известных московских балерин, Народная артистка России. Современные хореографы специально для нее ставят балеты и миниатюры, а ее бенефисы неизменно собирают полные залы. Много снимается в кино, играет в театре.
- Илзе, ваше имя окутано какой-то семейной тайной. Нельзя ли эту тайну чуть-чуть приоткрыть?
- Начну с того, что мое имя пишется и произносится без мягкого знака – в соответствии с латышской транскрипцией. Оно связано с романтической историей знакомства моих родителей.
Когда-то моя мама играла главную роль в фильме, снимавшемся на Рижской киностудии. Фильм назывался ... “Илзе”. Мои родители познакомились в самолете “Рига-Москва”, в котором мама летела со съемок домой, а отец возвращался на работу в театр имени Станиславского и Немировича-Данченко – это было его первое московское пристанище. Мама рассказывала, что еще в аэропорту Риги обратила внимание на двух очень интересных мужчин: один был помоложе, другой - взрослее. Папа, как говорится, тоже “запал” на красивую женщину романтического стиля, весьма модного в то время. Судьба распорядилась так, что тот, кто помоложе, стал моим отцом, мужчина постарше – моим дедушкой, ну а та романтическая девушка, как вы догадались, - моей мамой. Спустя какое-то время, когда папа взял маму на гастроли в Лондон, английские газеты писали: “Русский танцовщик привез с собой жену – русскую Мэрилин Монро”.
- Только что по каналам ТВ прошел документальный фильм “Марис Лиепа. Взлеты и падения”. Фильм – трагический, но к его названию у меня есть претензии. Взлеты – это Красс, другие балетные партии, а что авторы имели в виду под падениями Лиепы? Что - он стал хуже танцевать или совершил антиобщественный поступок? То есть падение – абсолютно неорганичное слово в названии фильма. Вы со мной согласны, Илзе?
- Я думаю, название фильма обусловлено единственным фактором: продаваемостью произведенного продукта. Чтобы фильм продавался еще лучше, можно было назвать еще хлеще, например: «Новые откровения из интимной жизни Мариса Лиепы» (смеется). И потом, вот еще какое соображение: в жизни каждого человека есть и взлеты, и падения, согласны? Под ними мы понимаем духовные, нравственные категории. Мы падаем – и это, может быть, и есть самые интересные моменты нашей жизни, поскольку они-то и заставляют нас искать в себе внутренние силы, резервы, чтобы подняться. И эти мгновенья в жизни творческого человека и становятся самыми плодотворными, согласны?
По сути падение - явление каждой жизни, но, вынесенное в заголовок, оно имеет совершенно другой смысл.
- Знаете ли вы артистов кордебалета, которые всю жизнь проработали в нем и счастливы, не считая, что чьи-то интриги помешали раскрыться их таланту, стать солистами и т.п.
- Ну, конечно, я знаю таких людей. И они добросовестно отработали от первого до последнего дня в кордебалете. Там тоже, если угодно, есть уровень достоинства: продержаться в первой линии кордебалета, скажем, лет двадцать, не сойти с нее – это заслуживает большого уважения.
- По окончании Балетного училища вы попали в Большой, но не просто, а, как следует из упомянутого фильма, в обмен на уход из Большого театра отца. Вы были уже достаточно взрослой, чтобы понимать, что вокруг отца затеяна какая-то грязная возня.
- Сложности такого рода в жизни нашей семьи, в нашем сознании существовали многие годы, поэтому эта, как вы сказали, грязная возня не была каким-то потрясением для нас, для наших душ. Это как с советским режимом: если вы порхали где-то в вакууме, а потом нечаянно прикоснулись к чудищу, то - ах, какой ужас! (смеется). Мы ведь не в 17 году появились на свет, когда все в один момент обрушилось. Мы родились в этой системе, я где-то внутренне к этому была готова. Я даже больше скажу: отец нас к этому как бы подводил: «Помните, ребята: все, что простится Иванову, Петрову, Сидорову, не простится вам, потому что вы дети Лиепы!» Несмотря на то, что Андрис как бы безоблачно попал в Большой, став лауреатом Международного конкурса, первые четыре года в театре были для него тяжелейшими: глухой кордебалет, никаких перспектив, и только его чудовищное упорство способствовало его карьере. Отец говорил об Андрисе: «Я был сумасшедшим, но этот!..»
Возвращаюсь к вашему вопросу о кордебалете. В любой творческой профессии, как нигде, есть большое количество людей, чувствующих себя несостоявшимися, неудачниками. Причем в исполнительском искусстве признание нужно именно сегодня, это не случай с Пиросмани или Бахом! Если ты сейчас себя не реализовал, другой возможности, в том числе посмертной, у тебя не будет!
В то же время я верю в предначертанность пути! Есть нечто, что тебя ведет! Мне всегда мечталось, чтобы моя судьба была интересной творчески, и то, что случилось, я отношу только на счет судьбы. Во мне нет такого упорства, как, скажем, у Андриса, внутренней жесткости в борьбе, но Господь всегда в самые ответственные моменты жизни посылал мне людей, которые брали меня за руку и помогали сделать первый шаг, вели через препятствия, преодолеть которые у меня не хватило бы наглости, дерзости, отчаянности – чего угодно.
Но когда у меня появляется первая ступенечка, тут уж я, как Андрис, неудержима! Это можно сравнить с гранатой: если ее запал подожгли, то повернуть процесс вспять уже невозможно (смеется).
- Еще об отце. Почему Григорович так жаждал ухода Лиепы из Большого? Боялся конкуренции или еще чего-то? Мне не понятно...
- А вы знаете, никому не понятно!.. У меня сложилось такое представление, что все в жизни замыкается, закольцовывается – не сразу, конечно, а – извините за некоторую тавтологию - в конце концов.
Мы с Николаем Цискаридзе готовились к премьере балета «Пиковая дама» Ролана Пети, до премьеры оставались считанные дни. Ролан Пети пребывал в отличном настроении, был игриво так настроен и говорит: «Мы с вами не поговорили о финале, но это все довольно просто: вы выходите, проходите, смотрите в зал, и у вас такое лицо...» Тут наступает пауза, он продолжает: «Ну, вы сами знаете, какое у вас лицо!..» Так великий Пети рассказал мне финал балета «Пиковая дама»!
Я ушла с репетиции обеспокоенной и стала каждую минуту – поскольку уже абсолютно внутренне болела этим спектаклем - думать: какое же у меня должно быть лицо? Что это? Что?
И вдруг мелькнула мысль: да надо просто в зале увидеть лицо Григоровича! Понимаете, в этом не было никакого злорадства! Я много работаю в драматическом театре, и часто, когда режиссер тебе что-то втолковывает, а ты не понимаешь, он говорит: доверьтесь мизансцене! Это очень точная вещь! Талантливо сделанная мизансцена говорит сама за себя! Ты просто доверься ей и дыши...
И мизансцена «Пиковой дамы» говорила сама за себя: вот я, дочь Мариса Лиепы, стою на сцене Большого театра, а Григорович где-то в полутемном зале – просто зритель! А отец мой живет творческой жизнью в том, что делаем мой брат и я.
«Пиковая дама» ставится по сей день, имеет всевозможные премии, в том числе и Государственную, и главную театральную премию России «Золотая маска».
И еще один случай расскажу вам. Прилетев из Японии в Питер, мы с Николаем Цискаридзе попали прямо с аэродрома в Голубой зал Мариинского театра, нас усадили на места для почетных гостей. И буквально через два ряда от меня – гипсовый профиль Григоровича! И снова - по иронии судьбы: первая номинация присуждается за вклад в балетное искусство – на сцену поднимается Григорович, а за ним – за лучшую женскую роль в балете - на сцену поднимаюсь я. Никто не сводит счеты, никто не злорадствует, это просто мизансцена...
-Несколько слов о ваших любимых балетах. Один вы уже назвали – «Пиковую даму».
- На самом деле, если говорить о том, что мне хорошо удается, то это – современные средства выразительности. Направления в современном балете могут быть самые разные. Я люблю, например, современный драмбалет «Федра», который танцуется в... обычных туфлях, в нем есть прекрасные драматичные дуэты. Поставила его для меня Вероника Смирнова. Еще один любимый балет, поставленный для меня Майклом Шенноном, - «Мадам Бовари» ...
Очень мне нравятся современные балеты стиля Марты Грехман. Хотя у нее самой я никогда не танцевала, но ее стилистика очень близка мне.
Вероника Смирнова, о которой я уже говорила, сыграла в моей творческой жизни огромную роль, создав тот творческий язык, которым я сейчас владею и которым я, мне кажется, интересна зрителю.
- С помощью этого языка вы сможете станцевать, скажем, «Лебединое озеро» или «Жизель»?
- Я никогда, представьте себе, не танцевала классику! Это случилось вот почему. Классику ведь танцуют в юности, а моя юность протекала в том самом сложном Большом театре Григоровича, о котором мы уже столько говорим. И вот на гастролях Большого в Лондоне я услышала фразу: «Запомните, в Большом театре (то есть в главных ролях) вы не будете танцевать никогда!»
Я - в отчаянии, бросаюсь к телефону, звоню брату из Лондона в Нью-Йорк – он тогда работал у Барышникова, был на вершине успеха. Выслушав меня, мои рыдания, он сказал знаковые для меня слова: «Ну чего ты убиваешься? Неужто эта партия – смысл твоей жизни? Ты хочешь творчества или хочешь делать карьеру в Большом театре? Творчество есть везде и не только в Большом...» Мне стало так просто, так ясно: Господи, мне-то действительно казалось, что творчество есть только в Большом... И как раз в этот момент в моей жизни появился замечательный человек – Александра Эммануиловна Чижова - даже не балерина, а просто пожилой человек при балете, поверивший в меня, в мои творческие силы. И она, человек исключительно уважаемый в балетном мире, договорилась с дирекцией зала имени Чайковского о моем творческом вечере.
В том же Лондоне, имея уже в перспективе творческий вечер в зале Чайковского, я вдруг ощутила себя внутренне свободной от Большого театра! Свободной от балетного начальства, от боязни не получить более-менее приличную роль и так далее. Уже потом мои коллеги говорили мне: «Какая ты счастливая, Илзе!»
И у меня началась настоящая творческая жизнь: меня заметили многие постановщики, я стала много ездить со своим репертуаром за рубеж, словом, не было бы счастья, да несчастье помогло.
-Я люблю балеты Эйфмана. Вам у него не пришлось танцевать?
- Нас с Борисом Яковлевичем соединяют интересные истории. Отец участвовал в его спектакле «Идиот», а с другим отцовским спектаклем связана и моя творческая судьба. В годовщину смерти отца я давала концерт в зале Чайковского – кстати, эти мои вечера стали регулярными. Первый же вечер, в первую годовщину со дня смерти отца, был, конечно, особый, и я металась в поисках достойной программы. И вдруг, будучи на гастролях в Санкт-Петербурге, прихожу на один из спектаклей Эйфмана и вижу нечто невероятное: «Реквием балерины на музыку Бетховена». В антракте бросаюсь за кулисы, подхожу к Борису Яковлевичу и прошу разрешить мне один раз станцевать только что увиденный «Реквием» на вечере памяти отца в Москве. Огромная пауза, Борис Яковлевич говорит: «А вы, Илзе, разве не знаете, что этот номер ставился на вашего отца и Аллу Осипенко?» (Артистка балета Б. Эйфмана. В глазах Илзе – слезы. – В.Н.)
Не стану говорить, что номер этот в зале Чайковского прошел «на ура», дело не в этом.
Мы с Борисом Яковлевичем всегда чувствовали взаимное притяжение, готовились к творческой встрече, и однажды я села в машину и погнала ее в Питер – начать работать в балетах Эйфмана «Чайковский» и «Карамазовы». Спустя месяц и буквально за неделю до премьеры «Чайковского» я получила большую травму, которая на целый год лишила меня возможности выходить на сцену.
И был еще один виток наших, увы, не сложившихся творческих отношений с Борисом Яковлевичем. Его пригласили в Большой на постановку «Русского Гамлета», он тут же позвонил мне, предложив роль Екатерины. Я отказалась все из-за старой петербургской травмы - она не совсем прошла. Зато Екатерину – и в этом я тоже вижу нечто мистическое – я сыграла уже в драматическом спектакле «Сон императрицы» у Андрея Максимова. ( Режиссер, драматург и ведущий программы «Ночной полет» на телеканале «Культура». – В.Н.)
- Для артиста балета важны отдача, «дыхание» зала?
- Безусловно! И, как ни странно, самая тяжелая публика в этом смысле – премьерная. Ей мало чего надо, она разнеженная, ей хочется не приобщиться к искусству, а отметиться: был на премьере. И если ты эту публику завоевал, это дорогого стоит.
- Как соотносятся артист балета и драматический актер?
- Балет, безусловно, - искусство молодых людей, и оно, это искусство, требует раннего личностного созревания. Как говорил мой отец, когда приходит опыт, уходит прыжок. Например, когда у Плисецкой не стало того, молодого, прыжка, он, этот прыжок, перестал ей быть необходим. Потому что стало невозможно оторвать взгляд от того, как она смотрит в зал, как чувствует партнера. Это какое-то другое качество персоналити! Им обладают очень немногие артисты балета. Иногда можно прожить жизнь, быть известной, талантливой, успешной балериной, но... Собственно говоря, когда мы говорим о контакте артиста балета с залом, мы имеем в виду не технику прыжка или фуэте, а энергетику артиста, меру его сосредоточенности. Ведь энергетика – это как прыжки в длину! Один может прыгнуть на метр, другой - на три, а третий – на пять! И необъяснимо – почему! Отец мой говорил: когда тебе нужно взаимодействовать с залом, нужно работать не с масштабом этого зала, а с космосом! Поэтому когда в «Спартаке» открывался занавес, зритель вжимался в кресло – такая мощная энергетика шла со сцены!
- Чем заполнен ваш рабочий день? На сколько лет вперед расписан ваш график?
- Только что мы вернулись из Риги, где каждый год в дни рождения отца проводятся концерты. Для этого я приготовила две новые вещи: «Болеро» Равеля и «Посвящение». Этот номер – импровизация с чудной музыкой (тема любви из балета «Спартак») – стал началом концерта.
Сейчас еду на гастроли в Лондон со спектаклем Большого театра «Пиковая дама», продолжаю играть драматические спектакли. Сегодня в Москве у меня идут три названия, об одном из них коротко расскажу: в театре Маяковского, в спектакле «День рождения синей бороды» я большую часть спектакля играю мужчину. Меня уговорил на это автор спектакля и режиссер Андрей Максимов. Говорят, что в образе мужчины я там очень похожа на моего отца.
- Вы упомянули Ригу, ездите туда каждый год, хотя отношения между нашими государствами, я бы сказал, прохладные. Вам удается их немного согреть?
- Над любыми отношениями надо работать: в коллективе ли, в семье, чтобы они правильно складывались. Так и отношения между нами и Ригой. Здесь надо отдать должное в первую очередь моему брату: он отдает много сил этим отношениям, нашел в Риге людей, которые совместно с фондом Мариса Лиепы участвуют в организации ежегодных концертов памяти отца в Риге. Нам очень хотелось, чтобы к 70-летию отца в Риге был открыт памятник ему, но - немного не успели.
- Последний вопрос, Илзе: какую роль играет в вашей жизни любовь?
- Ой, вы знаете, мне сразу вспомнились слова Дмитрия Дмитриевича Шостаковича, когда его спросили: «Что самое интересное было в вашей жизни?» Он посмотрел на задавшего вопрос и сказал: «Мальчик, в жизни есть только любовь!»
Лучше не скажешь, правда? Любовь не обязательно означает любовь мужчины и женщины! Ведь если не согреты любовью отношения исполнителя и хореографа, ничего интересного не родится... Аналогичный ряд можно продолжить до бесконечности.