НЕ СРАВНИМЫ и НЕ СРАВНИМЫ БУДЕТЕ

Диана Вишнева и Владимир Малахов впервые танцевали вместе лет десять назад на гала-концерте в Канаде - случайно: по какой-то причине не смогла приехать партнерша Малахова, и молоденькой девочке из Мариинского театра, участнице концерта, предложили срочно выучить небольшую партию в балете М.Фокина «Видение розы». Так начался дуэт, равного которому нет сегодня на балетной сцене. Да и много ли я видела на своем зрительском веку таких сценических контактов между партнерами, такого взаимопонимания, душевного соприкосновения и проникновения в жизнь друг друга? Такой идеальный сценический союз случается еще реже, чем брачный. Во всяком случае балет «Жизель», показанный на сцене МЕТ 14 июня, еще раз обнаружил, что сегодня в балетном мире нет танцовщиков, равных Вишневой (вступившей в период творческого расцвета) и Малахову (на вершине его мастерства). Они просто ни с кем не сравнимы и, думаю, еще долго сравнимы не будут.
Рассказать о таком спектакле словами очень трудно.
С первого выхода Малахова, а затем Вишневой стало очевидно, что спектакль мы увидим необыкновенный. Два изумительно красивых, два совершенно необычных героя сразу создали вокруг себя напряженную эмоциональную атмосферу. Взволнованный, радостный, изящный граф Альберта Малахова и переполненная счастьем, ликующая, смеющаяся Жизель Вишневой... Когда в первом дуэте Жизель и Альберт опоясывают сцену большими жэте - она немного впереди, танцовщик следуя за ней, как будто вторя или догоняя, - у меня перехватило дыхание. Ноги танцовщиков, образуя в последнем моменте прыжка прямую линию, казалось, держали их в воздухе, как крылья держат птиц. И зависая в этом почти нереальном, невыразимо прекрасном прыжке, Жизель и Альберт парили над полом. Так и казалось, что не два танцовщика, а две птицы летели почти рядом, пересекая в счастливом полете воздушное пространство. Остановись, мгновенье!
Они и действительно как будто воспарили в иное сценическое пространство, оставив где-то далеко внизу весь сюжетный антураж: крестьян, невесту, Ганса и даже позднее виллис с их грозной Миртой во главе (тем более что танцевали этих виллис артистки кордебалета АБТ на редкость плохо). Все вокруг воспринималось как вставные номера, которые необходимы лишь для обозначения сюжета. Жизель Вишневой и Альберт Малахова были людьми другой цивилизации, другого уровня духовности и душевных переживаний.
Граф Альберт появляется в деревне, переодевшись в крестьянское платье. Именно исполнитель графа, выходя на сцену, задает направление спектаклю. От его отношения к Жизели многое зависит. Альберт Малахова Жизель не обманывал и не притворялся влюбленным. Нет, увидев Жизель, он узнал в ней свою «половинку», и вся предыдущая жизнь становилась для него несущественной. Время от времени, дотронувшись до девушки, Альберт Малахова замирал, напряженно глядя на нее: то ли возникающее сексуальное притяжение было таким сильным, то ли сама встреча с судьбой казалась ему неправдоподобной. Так мог смотреть бессмертный бог на земную деву, узнавая в ней воплощение своей мечты... ( В танце Малахов определенно напоминал греческого бога Гермеса, обутого в сапожки с крылышками, несясь бесшумными «бризе» - мелкими прыжками - вдоль шеренги виллис, и не было возможности уловить момент, когда, приземлившись, он отталкивался от пола для нового прыжка).
Не только танец, даже пауза играет в спектаклях свою роль. Когда лесничий принес шпагу - доказательство принадлежности Альберта к другому сословию, Альберт Малахова стоял и смотрел, не двигаясь, на Жизель. Все читалось не только на лице, но и во всей его напряженной позе: безнадежное желание объяснить Жизели, как несущественны все эти реалии и что в любви его нет обмана, и отчаяние от того, что она уже ему не поверит... Если бы Жизель посмотрела на него... Но она не смотрела. Вокруг нее рушился мир.
А мир Жизели Вишневой сначала был наполнен ослепительным светом и источником этого света была любовь. Как будто где-то взорвалась «сверхновая», и Жизель вырвалась из дверей своего домика на сцену, как несущийся в пространство первый луч нового солнца.
Я использую это сравнение, чтобы постараться воспроизвести хотя бы приблизительно ту атмосферу, которую создала вокруг себя на сцене балерина. Душевная чистота и счастье от охватившей ее любви стали главными в мире Жизели-Вишневой. И все - в абсолютной степени.
Я слышала от многих зрительниц, что они плакали с самого начала спектакля. Неудивительно: понятно было с первого мгновения, что любовь такого накала не могла закончиться благополучно.
Сцену сумасшествия Жизели всегда ожидаешь с интересом: как проявит себя актриса?
Вишнева была, как всегда, необычна. Начало сцены она не танцевала как безумие: это был плач по утраченному счастью. И только в конце монолога душа Жизели-Вишневой все больше погружалась во мрак, теряя связь с окружающим миром. Движения становились все более бессмысленными, как ослепшая, металась она по сцене в кольце окружавших ее участников спектакля. И вдруг - замерла, остановилась, глядя перед собой. Я помню это лицо, как будто смотрю на фотографию. Это был как стоп-кадр в кино. Казалось, что именно в этот момент связь с жизнью прервалась окончательно. И момент этот не был случайным. Именно с таким лицом Жизель Вишневой вышла на сцену во втором акте виллисой, вызванной Миртой из могилы.
Только не очень талантливая или неопытная балерина танцует два акта как два концертных отделения, не заботясь о том, чтобы найти внутреннюю связь между земной девушкой и потусторонней девой.
Душа, погруженная во мрак, скованная мраком, - такой явилась эта Жизель перед сонмом виллис. Даже кружась в бешеном темпе перед Миртой, она только повиновалась чужой воле, даже появляясь впервые за спиной Альберта, она как будто отделилась от болотного тумана, пронеслась неясным видением, побуждаемая к полету страстным воображением Альберта.
И действительно, второй акт Малахов сознательно танцевал как картины своей фантазии. Силой любви вызывал он призрачную Жизель на это призрачное свидание. Царство мстящих мужчинам виллис было создано муками его совести. И балерина подхватила (сознательно или интуитивно) эту созданную актером интерпретацию второго акта. Жизель Вишневой явилась во втором акте воплощением неземной красоты и земной печали. В самом начале дуэта мы увидели поразительный момент, иное осмысление знакомого всем зрителям движения. Когда опустившийся на колено Альберт закрывает рукой лицо, как будто предаваясь своим грезам, Жизель выходит и останавливается за его спиной в позе арабеска. Вишнева вышла, остановилась, стоя двумя ногами на полу. Пауза. Чуть приподняла одну ногу от пола. Пауза. И только очень медленно и постепенно нога достигла высоты: бесплотное видение на наших глазах обретало конкретный облик девушки, которую так страстно хочет увидеть Альберт. И начался дуэт, который, казалось, Альберт по-прежнему создавал на наших глазах. Альберт Малахова и Жизель Вишневой, так страстно не отрывавшие друг от друга взоров в первом акте, во втором почти ни разу не посмотрели друг на друга, во всяком случае, не взглянули друг другу в глаза. Даже у креста, где Альберт спасался от виллис, а Жизель заслоняла его собой, Малахов смотрел куда-то поверх ее головы: его воображение продолжало ткать эту таинственную историю. Но именно в этой мизансцене Жизель Вишневой вдруг обрела самостоятельную жизнь: чисто женским движением она прижалась щекой к плечу Альберта - «былая дева с мечтами, сердцем прежних дней теперь опять воскресла в ней».
Нет смысла описывать адажио в исполнении Вишневой и Малахова, дуэт такой красоты видишь, как я уже писала, только несколько раз в жизни. Это было скорбное свидание, оно стало наконец душевным воссоединением героев в любви и страдании.
Мгновения, моменты, мизансцены...Иногда они приносят в спектакль не только оттенки, но и смысл. В агонии последней сцены, когда кажется, что смерть Альберта неизбежна, Вишнева поднималась на пальцы (невысокий арабеск) и воздевала кверху руки со скрещенными кистями (знак смерти). Эти повязанные смертью руки, возносимые к небу с отчаянием и мольбой, - личный нюанс, внесенный балериной в исполнение роли.
Альберт, измученный (танцем? сознанием вины?), замертво падает к ногам виллис. Наступающий рассвет лишает ночных мстительниц их страшной силы. Но вместе с ними должна растаять в лучах восходящего солнца и Жизель. Каким скорбным было лицо балерины в этот момент! Теперь она прощалась с ним навсегда. Уходя от Альберта в кулисы, Жизель протягивает к нему руки. Балерины придают этому жесту разную окраску. Вишнева не прощалась с возлюбленным, но, протянув руки, она его скорее отталкивала: именно здесь, я думаю, Альберт получал прощение, ибо Жизель Вишневой оставляла его для жизни, не позволяя следовать за собой в «глухонемые владения смерти».
У балета нет определенного, поставленного хореографом окончания. Каждый танцовщик-мужчина волен делать его по своему разумению.
Выйдя на сцену в начале второго акта, припадая к могиле Жизели, Малахов устилал могилу лилиями. В конце балета он собирал охапку цветов и отходил от могилы, не спуская с нее глаз и роняя цветы. Затем бросался на колени... И белая дорога между ним и могилой казалось символом любви, связавшей сердца Жизели и Альберта и после смерти.
Занавес еще не успел закрыться, когда весь партер встал, аплодируя артистам.
17 мая «Жизель» с Дианой Вишневой танцевал Анхел Корелла.
Корелла - танцовщик невысокого роста и небольшого актерского таланта, но публика его любит. Обычное его амплуа - задорный мальчик. В спектакле с Вишневой он вдруг решил сыграть романтического героя, и чем больше старался, тем меньше походил на графа. На сцене суетился типичный «парвеню» с простецкими жестами. Но это было не самым страшным. Отказавшись от привычного амплуа, Корелла оказался «никем». Я уж не говорю о том, что не было ни любви, ни ослепительного сияния, окружавшего героев на первом представлении с Вишневой и Малаховым. У этого Альберта не было вообще никакого отношения к Жизели, он не был увлечен, он не играл соблазнителя, он просто смотрел на нее пустым взглядом. Контакта между танцовщиками не возникло. В результате Корелла вместе с другими персонажами разыгрывал сюжет, а Вишнева танцевала свою Жизель в полном одиночестве. Была она прекрасна, особенно во втором акте. Стройная, воздушная, красивая в каждой позе и каждом бесшумном полете... гладкие черные волосы, завернутые у шеи тяжелым узлом... она, казалось, явилась из романтической эпохи XIX века. Великую печаль танцевала она во втором акте с Малаховым. Безмерное одиночество как в деревенской пасторали первого акта, так и в царстве виллис, куда совершенно неизвестно зачем забрел этот Альберт, стало ее уделом в спектакле с Кореллой (это и связало воедино спектакль). Думаю, свобода от Альберта дала балерине почувствовать себя хозяйкой сцены, и она летала, заполняя собой все видимое пространство, подчиняя своей магии зрительские сердца. С интересом я отметила, что даже руки с мольбой она поднимала по-другому: сначала свободно вскидывала их вверх и, только опуская, перекрещивала кисти. Как будто весь ее танец сводился к желанию вырваться, освободиться от власти виллис и кошмара этой ночи. Она была нежна с Альбертом, она его жалела - не больше.
После окончания балета я встретила в фойе одного из ведущих американских критиков, который повторял восторженно: «Какое адажио! Какое адажио!» «Но Корелла - пустое место», - ответила я. Он посмотрел на меня с изумлением: «Кто обращает внимание на Кореллу?! Но Вишнева... Вишнева!» И даже попытался показать мне посреди забитого зрителями фойе то движение, в котором балерина его особенно поразила.
В результате во втором спектакле я могла больше внимания уделять остальным участникам балета, почти все исполнители были оба вечера одни и те же. Очень достойно выступил в роли лесничего Ганса Саша Радетский; Геннадий Савельев, который танцевал вставное па-де-де, был, как всегда, технически безупречен и элегантен. Оба раза я видела Мишел Уиллис в роли Мирты, которую она, на мой взгляд, просто не имеет права танцевать. Молодая танцовщица, когда-то закончившая вашингтонскую русскую школу, за несколько лет работы в АБТ потеряла форму, о характере своей роли никогда и не задумывалась. Почему ее перевели в ранг премьерш, не имею понятия. В других составах в роли Мирты выступает Вероника Парт, но я видела ее только в последнем спектакле, где она хотя и танцевала одну сольную вариацию, но произвела большое впечатление. Вокруг нее сразу возникла атмосфера таинственности, возникло ощущение, что и у этой виллисы в прошлом есть своя печальная история...
Конечно, Диана Вишнева была прекрасна в обоих спектаклях, но «Жизель» с Малаховым войдет в историю. Мне хотелось хотя бы приблизительно воссоздать его в словах для тех, кто не видел этот балет 14 мая на сцене Метрополитен-опера.