поэт ЖЕНСКОЙ МИЛОВИДНОСТИ

Как только его не называли – великий швейцарец, романист от живописи, мистификатор, князь миниатюры, король портрета и даже попросту – дамский угодник и авантюрист, каковым он и был. Но прежде всего, конечно же, замечательным художником, чьи удивительные полотна, рисунки и миниатюры давным-давно объявлены были классикой.
У него не было периода становления. Жан-Этьен Лиотар совсем-совсем молодым уверенно вошел в искусство как мастер.
Какой изъян в мозгах быть должен с юных лет,
Чтоб с музами водить знакомство год от году?! –
Вопрошал современник Лиотара Гийом Кольте. И действительно, многим кажется, что у одержимых своим делом, своим творчеством, своей идеей художников, писателей, ученых в голове какой-то непонятный изъян: их поведение, их преданность искусству, науке, их упрямое следование по избранному пути, сама их способность творить подчас выпадают из общепринятых представлений о том, как нужно и должно жить. Лиотар тому живейший пример. Целью его жизни было как сказал поэт:
Заставить красками заговорить полотна,
Поймать и удержать все то, что мимолетно...
Художнику это удалось.
Сейчас музей Фрик коллекшн, о котором мы вам подробнейше рассказывали, представляет нам редкую возможность познакомиться с не известными нам шедеврами из собрания музея искусства и истории в Женеве и ряда швейцарских частных коллекций – рисунками, эскизами, акварелями, гравюрами, миниатюрами швейцарского мастера. Жан-Этьен Лиотар – в Нью-Йорке!
Итак, мы приехали в Манхэттен, вошли в торжествующе прекрасный дворец Генри Клэя Фрика, спустились в нижние выставочные залы и... замерли, едва завидев какие-то почти ирреальные, летящие, полупрозрачные творения Лиотара. Чудо, совершенное человеком!
Он, сын французских протестантов, бежавших от преследований на родине, родился в Женеве, где и жил до 23 лет. Отец с радостью помогал способному мальчишке получить образование и развить свой художественный дар. Жан-Этьен очень рано проявил себя как талантливый портретист, а после, в мастерской живописца Даниэля Гарделя, поражал учителя умением создавать факсимильную, то есть абсолютно точную копию портрета или жанровой исторической картины. Переехав в Париж, он еще три года отдал учебе, отшлифовывая мастерство живописца, осваивал технику письма маслом и ставшей любимой пастели. Но главное - миниатюры на эмали и кости. Жанр в те «дофотографические» времена модный и востребованный чрезвычайно.
Нужно сказать вам, дорогие читатели, что изъян, именуемый вдохновением и талантом, не мешал нашему художнику быть весьма и весьма практичным и умелым в поисках клиентуры и прочных связей в мире богатых и знаменитых, ну и саморекламы тоже. Благо было что рекламировать – и портретистом, и миниатюристом был он замечательным. Его ранняя работа «Читающая девушка» до сих пор считается образцом лирического и поэтического женского портрета.
Портреты молодых и миловидных женщин удавались Лиотару особенно – ведь слыл он усердным ловеласом, чем в Париже славен был не менее чем отличный художник. А еще обладал склонностью к авантюризму и «охотой к перемене мест». Нес он этот «добровольный крест» легко и с видимым удовольствием: Италия, Греция, Франция, Мальта, Англия, Голландия... Города и страны не просто летали перед глазами, но находили отражение в многочисленных зарисовках, жанровых картинках, но главным образом – в портретах. Какие типажи, характеры, пристрастия, какие, с учетом мельчайших деталей, костюмы! Воистину погиб в художнике великий модельер. Вот как охарактеризовал эту сторону его таланта Александр Бенуа: «Любая восточная фигура Лиотара может служить чудесным образцом для портного». Но не только – для географа, этнографа и психолога тоже. Наследие Лиотара документально, а поэтому и для искусства, и для истории неоценимо по своей значимости.
Особенно привлекала и увлекала художника Турция. Много путешествовал он по этой, казавшейся ему особенно экзотической, стране. Стамбул, Эдирне, Измир, Яссы – какие краски, лица, позы, жесты! Все это – в свою художническую копилку, все – своим этюдам, своим рисункам, своим бесценным портретам: «Турок», «Иерусалимский патриарх», бесчисленные турчанки... И сам, в турецких одеждах, в феске, с ятаганом, так вошел в образ, что потом еще долгие годы, витийствуя и мистифицируя публику, называл себя турецким живописцем.
И – влюбился. Страстно и безнадежно. Едва спасся от гнева разъяренного отца красавицы. Впрочем, впрочем... Как писала турецкая поэтесса Михри-Хатун:
Не спрашивай Меджнуна про любовь – он зачарован.
Не надейся, что Фархад откроет тайну – это только сказка...
Не исключено, что красочную любовную историю фантазер Лиотар тоже выдумал. Жаль. Красивая легенда!
Легенды о всяческих приключениях и подвигах швейцарца достигли Европы прежде, чем туда вернулся сам очарованный Турцией и турчанками странник, еще долго бредивший всем турецким.
В Австрии Лиотар на удивление быстро стал придворным художником Марии-Терезии. Саму императрицу тончайше изобразил он в овале медальона в турецком костюме. Тюрбан не скрывал властности и некоей мужественности ее лица. Поразительно, но эта женщина, весьма значительная, самостоятельно мыслящая авторитарная правительница, имела 16 детей! Когда успевала? Четыре сына, двенадцать дочерей – всех их в своих дивных рисунках (на выставке представленных) обессмертил Лиотар.
Эрцгерцогиня Мария-Каролина в розовом, будто облако на заре, платье с омытой росой розой в руке и в осознании своего величия, заставляющего поэзию отступить. Будущий император Леопольд Второй – очаровательное дитя в неуместном парадном взрослом мундире. Сквозь детскую трогательность явственно проступает: вырастет ничтожество, что и случилось. А вот самый младший, Максимилиан-Франц, рано, в 40 умерший, любил и понимал музыку, покровительствовал Бетховену, для которого много сделал, будучи князем и епископом мюнстерским.
Они были очень разными, эти эрцгерцоги и эрцгерцогини, императорские, в роскоши и почитании выросшие дети: любимая дочь Мария-Кристина, одаренная художница, добившаяся того, что разрешили ей выйти замуж по любви. Это она основала в Вене знаменитый музей «Альбертина» (возлюбленного звали Альберт) с крупнейшим в Европе собранием графики. Мария-Анна увлекалась химией, физикой, ботаникой, стала главой венской масонской ложи, названной ее именем, а потом настоятельницей монастыря, славившегося благотворительностью. Мария-Амалия, герцогиня Пармская, была видной государственной деятельницей, оставившей след в политических играх Европы XVIII века.
И портрет особый, портрет-предсказание: юная Мария-Антуанетта, будущая королева Франции. Капризная, вздорная, невероятно избалованная, неумная, не знающая и не желающая знать, что есть жизнь. Всеми, кроме тряпки-короля, ненавидимая. Всеми казнимая и казненная. До гильотины еще очень далеко, да и кто мог тогда, за четверть века до французской революции, даже помыслить о таком взрыве, но как же сумел художник сквозь сложную вязь линий черного мелка и графитового грифеля, сквозь иллюзорную розовость пастели и флёр акварели высветить трагизм судьбы этой, в общем-то никчемной женщины, в какой-то пусть и небольшой степени, кровавую эту революцию спровоцировавшей. Потрясающий портрет!
Женский потрет – это был конек Лиотара. Умел он угадывать в женщине скрытое, показать не только ее прелесть, изящество, ее миловидность (тут он был не мастер даже, а гроссмейстер), но и характер, притязания, склонности. Так созданы были прославленные портреты маркизы де Помпадур (художника специально приглашали в Париж), графини Ковентри (вызвали в Лондон), знаменитой певицы Фавар, мадам д?Эпине. Об этом шедевре Лиотара великий Энгр отозвался так: «Я не знаю, имеется ли в Европе более прекрасный портрет, нежели этот». Там же, при венском дворе, Лиотар встретил и достойно оценил красоту и личность Нандль Бальдауф, послужившей ему моделью для гениальной его «Шоколадницы». Какая поступь, какая гордость, сколько воли и неутоленных желаний в лице, в фигуре, в движениях (динамика фантастическая) прелестной этой девушки! Нет, горничной она не была, была доверенной камеристкой императрицы. Но, незнатная и небогатая, повела себя так, что сумела обольстить аристократа и стать герцогиней Дитрихштайн. Тут же пошли слухи, дескать, знала камеристка секрет приворотного зелья. Лиотар лишь посмеивался, он-то провидел, что у его шоколадницы высокое предназначение. Во время пребывания в Лондоне написал Лиотар лучшие, пожалуй, свои пастели-портреты Деймса и Грейс Гамильтон. Это тот самый лорд Гамильтон, который уже стариком влюбился в прельстительную куртизанку Эмму и, очарованный необычайной ее красотой, женился на ней. Леди Гамильтон вошла в историю как последняя роковая возлюбленная адмирала Нельсона.
Заказов у художника было множество, да и успехом у венских дам пользовался он огромнейшим, чему не мешала, а может, способствовала длинная холеная его борода – память о Турции. Ее мы видим на чудесной экспрессивной картине, которую художник так и назвал «Автопортрет с бородой», - красивый, умный, жизнелюбивый, оптимистичный Лиотар.
У него, мужские портреты не любившего и делавшего их предельно натуралистично (Руссо посчитал, что живописец его изуродовал и тяжко на него обиделся), автопортретов – с юных лет – множество. Это самоотчет, попытка самопознания, самоанализ даже. Настоящим шедевром стал последний его, подлинно аналитичный автопортрет – старик, который не боится смерти. А перед ним были замечательные «Автопортрет в красной шапке», «Смеющийся Лиотар» (над собой, над собой), «Автопортрет с новой бородой».
Первую свою роскошную бороду сбрил художник по требованию своей жены, милой вдовушки, заарканившей наконец-то строптивого красавца. Стукнуло тогда Лиотару 54. «Эх, рановато», - говорил он друзьям перед венчанием. Уже в Голландии, где незадолго до этого осел. Несмотря на столь длительное упорное сопротивление брачным узам, стал Жан-Этьен примерным семьянином и отцом четверых безумно им любимых и лелеемых детей, чьи портреты писал он с отцовской гордостью и нежностью: две его обожаемые дочки - Мари-Тереза и Мари-Жанна, само изящество, пробуждающаяся женственность, кружатся в танце; очаровательный карапуз – младший сынишка; и старший, тоже Жан-Этьен, любимейший. Этот портрет очень долго приписывали Шардену, и лишь в прошлом веке, когда обнаружили многочисленные эскизы Лиотара, стало ясно, кто автор шедевра.
Эскизы, эскизы... Каждый из них – ценное самостоятельное произведение, а все вместе они рассказывают, как трудно и тяжко творит художник даже после десятилетий служения искусству.
Он прожил долгую жизнь. 87 лет. Тогда, две с лишним сотни лет тому назад, долгожитель. И он много, очень много дал человечеству, нам, искусству, “изумительному искусству”, как сказал о творениях Лиотара Александр Бенуа.
Непременно посетите эту выставку. Музей Frick Collеction находится в Манхэттене на углу 5-й авеню и 70-й улицы (поезд метро «6» до остановки «68 Street»).