В эту аптеку Циля ходит все десять лет, что живет в Америке. И хотя в других аптеках на Брайтоне ей тоже выдавали бы прописанные врачом лекарства бесплатно, она все же шагает несколько лишних блоков в ту сторону, где меньше суеты и шума, где ее встречают доброй улыбкой и пониманием Нина или Ира. Циля стоит в очереди терпеливо. Ей и сегодня спешить некуда. Перед нею – пожилая американка. Нет, даже – старая. Старается стоять ровно, но плечи выпирают и потому шея похожа на ножку вопросительного знака. Но зато голова над ее худеньким маленьким тельцем гладко причесана с аккуратно закрученными с обеих сторон буклями. [!]
Американка о чем-то долго говорит с Ниной. Слишком долго. Вежливо, но настойчиво. А получив свой пакетик с таблетками, вдруг начинает их пересчитывать. Такого Циля еще не видела. К чему их пересчитывать. Циле это в голову не придет. Когда заканчиваются ее лекарства, она берет рецепт у своего доктора и снова идет в аптеку. И снова получает свои таблетки. А эта стоит и считает, словно они золотые… Да, ей, Циле, некуда спешить, но это уже слишком так долго ждать, пока та посчитает и заплатит деньги. Циля начинает выражать недовольство, и вдруг американка на знакомом с детства идиш говорит ей так вежливо, что даже кажется издевательством:
-Вам придется подождать. Пока я не посчитаю свои лекарства, я не буду платить..
Циля хотела ответить построже, но слово «платить» ей напомнило, что она стоит с карточкой «Медикейд» в руках и еще ни разу за лекарства не платила. Американка, пересчитав, снова обращается к Нине с какими-то словами по-английски, из чего Циля понимает только по выражению ее голоса, что таблеток в бутылочке не хватает. Нина берется проверять. Циля не скрывает своего недовольства, что-то бурчит в адрес американки, на что та, несмотря на свой тщедушный вид, воинственно, все на том же родном идиш отвечает:
-У меня нет такой карточки, как у тебя, хотя я всю жизнь проработала в этой стране, кстати, тоже в аптеке клерком. Но я плачу за каждую таблетку 10 долларов из своей небольшой пенсии. Еще я плачу за свою квартиру и за продукты. Я не получаю фудстемпов, - обращается она уже напрямую к Циле. – Поэтому я не выбрасываю продуктов, как это делают ваши. Я ценю каждую крошку хлеба.
-Я тоже не выбрасываю продукты. Я чуть не умерла с голоду во время войны в гетто! – слезы появились в голосе Цили.
-Может ты и не выбрасываешь, а мои соседи, ваши русские, выбрасывают в гарбич больше, чем я покупаю. Мне же видно…
…Остановить дискуссию было некому, так как Нина отправилась к провизорам за загородку выяснить, почему не оказалось нужного количества таблеток в бутылочке. Остальные посетители аптеки были заинтересованы в продолжении спора – как-никак, а представление. Бесплатное. Они с интересом театральных снобов наблюдали за разворачивающимися событиями на тесной сцене иммигрантской жизни.
Циля не унималась. Теперь ее было не остановить.
-Я фудстемпы и медикейд не у тебя беру. Мне все дало американское государство. Знаешь, сколько мы перенесли, не от хорошей жизни пришлось на старости лет все бросать и ехать туда, где ни слова не понимаешь, где тебя куском хлеба каждый, кому не лень, попрекает. Кстати, я в своей стране тоже всю жизнь работала, не сидела сложа руки, а что имею – шиш! – Циля в сердцах сложила из трех пальцев популярный знак, красноречиво отразивший ее отношение к своему прошлому.
Американку от этого немого сленга просто затрясло. Она не сразу нашлась с ответом, только в уголках ее глаз появилась маленькая слеза и тихо скатилась по морщинистой бледной щеке.
-Я работала, а вы пользуетесь, - негромко сказала она, как влепила пощечину.
-Мои дети работают и платят столько налогов, что хватает и на мои лекарства, и на мои фудстемпы, и на твою пенсию. – Циля еще никому не позволила, чтобы не ее слово было последним.
Американка посмотрела на нее высохшими глазами и расстреляла последней фразой:
-Ты – счастливая женщина. Твои дети живы. Мой единственный сын погиб во Вьетнаме.
В полной тишине американка взяла из рук подошедшей Нины бутылочку с таблетками и стала их снова пересчитывать.
Я стояла в самом конце очереди и мне ужасно захотелось подойти к этим обеим женщинам, почти одногодкам, погладить их руки, помочь им протянуть их друг другу. Ведь у них не только язык общий. У них общая судьба, как у всего еврейского народа. Даже то, что Американка разговаривает на идиш, тоже свидетельство ее иммигрантских корней. По всему видно ее родители прибыли сюда в конце позапрошлого века. И они прошли свое трудное иммигрантское становление, и им помогали, и они начинали все сначала в стране, где говорят на чужом языке и где все сначала непонятное… Да, надо бы многое объяснить этим двум женщинам, не понявшим в пылу ссоры, что они – сестры. Да, надо бы. Но пока я размышляла, как бы это сделать, Американка, молча пересчитав таблетки, вышла из аптеки, стараясь высоко нести свою голову, переставшую быть похожей на вопросительный знак.
Но опоздала. И решила хотя бы мысленно переиграть только что происшедшую ситуацию, чего психологи делать не советуют. Да, и я противник вздохов: «Ах, если бы да кабы…» Считаю, что зряшный труд вздыхать и ахать по уже происшедшему. Надо просто стараться не повторять ошибок.
Но в этот раз… И я начала все сначала.
Итак. Улица. Брайтон. Аптека. У прилавка - Американка-пенсионерка, пересчитывающая таблетки. За нею в очереди - иммигрантка-пенсионерка, никуда особенно не спешащая, но… В конце концов ее терпению приходит конец, и она просит:
-Извините, пожалуйста, нельзя ли поскорее, вот какая очередь собралась.
-К сожалению нет, - отвечает Американка, я плачу слишком дорого за каждую таблетку - 10 долларов и мне их должно хватить ровно на месяц.
-Десять долларов за одну таблетку? -удивляется Циля, вертя в руке свою карточку «Медикейда». - А нам, иммигрантам, все лекарства оплачивает государство. Мы должны сказать сто раз «спасибо» за это. Да и за все остальное - и за пенсию, и за фудстемпы. Знаете, мы здесь и вправду и дня не работали, но наши дети работают, платят налоги. Мои - и сын, и дочь - на высоких позициях, хорошо зарабатывают. Я нелегко их растила сама, сын родился в гетто, когда дочери всего три года было. Чудом спаслись от фашистов. А муж погиб на фронте.
-Мой муж жив, - отвечает американка, но единственный сын не вернулся с Вьетнамской войны. Как я живу - не спрашивайте. И зачем живу - сама не знаю.
Циля протянула руку и обняла Американку. Обе стараются не заплакать. Им не привыкать. У обеих все слезы выплаканы. Им обеим уже так мало надо для тихого счастья. И это «мало» они имеют. Того, чего им не хватает, не купить ни за деньги, ни за фудстемпы… Да и таблеток таких не бывает, чтобы уняли их боли. Ее им выпало достаточно. Надо ли причинять друг другу еще?
От редакции:
Эта история действительно произошла в одной из аптек Бруклина. Да и все предыдущие истории в рубрике «Разговоры запросто» основаны на реальных событиях, рассказанных нашими читателями. Мы приглашаем вас поделиться с «Русским базаром» жизненными ситуациями. Напишите нам о них. На конверте пометьте: «Разговоры запросто».
Комментарии (Всего: 107)