НАТАЛЬЯ КАСЬЯНОВА: МАРШРУТ ВЕСЕЛЬЯ И ДОБРА

В Америку каждый приезжает по-своему. Не найдется и двух человек, я думаю, причины и цели приезда которых в точности бы совпадали – неважно, какой у них здесь статус - белая, зеленая, рабочая, студенческая или туристическая виза. Но страна эта, как лакмусовая бумажка, выявляет характер человека, его положительные и отрицательные черты, те, которые не были востребованы или были скрыты под какой-то из социальных масок, которые человек был вынужден носить на родине. Тем интереснее здесь встретить человека, который не изменился - а это чувствуется всегда. Кстати, вышеприведенное заявление звучит достаточно парадоксально, если учесть, что моя собеседница в силу своего ремесла меняет маски, как перчатки. Наташа Касьянова – очень светлый человек, и у меня есть подозрение, что свет этот – от ее не совсем обычной профессии. Впрочем, говорят же, что не мы выбираем свои профессии, а они – нас...
Приехав в Нью-Йорк 15 лет назад, она не изменила своему призванию – в России работала актрисой кукольного театра и цирка. Была такая экспериментальная группа в ЦДРИ (Центральный клуб работников искусства), которая называлась «Цирк на сцене», где Наташа выступала с двумя ее сокурсниками в трио. Но до этого она закончила Гнесинское училище на базе театра Образцова. Руководителем ее курса был знаменитый Леонид Абрамович Хаит. В театре в то время работал Зиновий Ефимович Гердт, с которым Наташа, как она говорит, «тоже общалась тесно, много и смешно». После окончания училища восемь лет она играла в ансамбле «Люди и куклы», который многие зрители, наверняка, помнят. А для тех, кто был детьми на рубеже 80-90-х и периодически смотрел «Спокойной ночи, малыши!», голос Наташи Касьяновой стопроцентно узнаваем – когда она смеется, невозможно не вспомнить легендарного Хрюшу.

Без паники...
– По моему, фильм такой был – «Люди и куклы»?
– Был. В Новосибирске снимали кино про нас. Это были замечательные годы, потому что одновременно с нами начали функционировать студия Табакова, ансамбль Эйфмана, пантомима Мацкявичуса и ансамбль «Лицедеи» Славы Полунина. С тех самых времен мы все и дружим.
– А с «Лицедеями» вы сотрудничали?
– Пересекались постоянно на гастролях, на фестивалях, участвовали в одних программах – они со своими номерами, мы со своими. Потом нас влили в театр кукол на Бауманской, и вот там я была просто счастлива, потому что очень люблю в детском театре работать...
– А отчего вы уехали-то?
– Муж закончил курсы переводчиков ООН и был направлен туда на работу. Меня никто и не спрашивал. Я помню, все время только кричала: «Вы что? У меня премьера! Я не могу никуда ехать». А мне говорят: «Да что ты, Наташа, с ума сошла? Надо уезжать уже». Вот я и уехала. Но, правда, как приехала, через две недели вышла на работу в школу. Это средняя школа при постоянном представительстве России при ООН в Нью-Йорке. Около 200 детей у нас учится - дети сотрудников ООН, представительства. И сейчас уже много принимается со стороны. Я в этой школе преподаю театр. За 15 лет работы там я поставила «Республику ШКИД», «Женитьбу Фигаро», «Формулу любви», «Золушку» Шварца – в этом году у меня был чудный совершенно спектакль.
– А какого возраста дети у вас играют?
– Сейчас – это 8-11 класс. Плюс у меня еще начальная школа – с ними я делаю всякие народные праздники, сказки, занимаюсь кукольным театром. Две девочки-выпускницы у меня уже поступили на продюсерское отделение ГИТИСа в Москве...
– А как это вы так сразу устроились на работу?
– Меня вычислили. Прочитали в моих бумагах, что я артистка детского театра и цирка. Я должна была себя представить, меня же не знал никто... И я сделала такую «елку» небольшую для детей, но в тот день, когда я должна была показывать ее начальству Миссии, дети не пришли. И я все сыграла одна за всех. «Выехала на лошади», проиграла одна Деда Мороза и Снегурочку, чтобы было все ясно. И когда весь этот гениальный показ закончился, то стоял дяденька какой-то, который снимал меня на видеокамеру. А я же привыкла, что я артистка, и давай как-то кокетничать, жду, что скажут: «Вот какая гениальная артистка». Вдруг он камеру опускает и говорит: «Ничего не понимаю. Вот вы, женщина, в таком возрасте и такое вытворяете...»
– Наташа, и все же... у вас был в России почти элитарный статус – актриса, а когда вы приехали сюда, он изменился...
– Ну, была такая паника, в некотором роде. Но у меня родился ребенок, и когда я сюда приехала, ему был ровно год. То есть у меня был большой перерыв в театре, правда, относительный – я выезжала на два спектакля в неделю, не могла сидеть дома. А здесь меня, конечно, охватило состояние паники... Но потом возникли друзья – подъехал, опять-таки, Слава Полунин с Робертом Городецким, которые мне сказали: «А что ты сидишь? Вот Валера Баяхчан, ученик Параджанова – (был такой чудный художник, он работал у Резо Габриадзе) – он сейчас в Tribeca с двумя своими партнерами делает театр марионеток. Ты марионеток водила когда-нибудь?» Я их водила, но очень давно. Но тут я решила, что мне надо сказать: «Водила. И хорошо». Я поехала туда на прослушивание-просмотр. С перепугу взяла марионеточку, поводила – получилось не очень. Тогда я взяла ее домой, порепетировала. И потом два года участвовала в их проекте, который назывался «Мастер» – в спектакле о художнике, который так же, как и я, приехал сюда, чувствовал себя одиноким... Это был театр самый настоящий, совершенно дивный... На Delancy Street мы снимали помещение, в Tribeca у нас был маленький театрик...

Люди и марионетки...
– Наташа, а чем марионетки отличаются от кукол?
– Куклы вообще бывают разные – большие «паркетные», когда ты свои ноги вставляешь в ее ножки, одной рукой держишь ее за голову, а другой рукой еще «делаешь ручкой»... Маленькие бывают «перчаточные» и «тростевые». А у марионеточек очень много, по двадцать с лишним ниточек, и ты, как пианист - пальчики поднимаются, ручки двигаются, глазки открываются. Водить их - дело очень непростое... И надо сделать так, чтобы эта куколка жила эмоциями твоими – не просто же ты ее водишь бездушно...И вот когда я попала к Валере в театр, это было удивительно совершенно – весь спектакль был о том, как человек проживал свою жизнь от рождения до смерти...
– А Полунин какое к этому всему отношение имеет?
– А он Баяхчана знал еще по Тбилиси, по театру Резо Габриадзе. Мир-то театральный один, они здесь увиделись, и информация просочилась, что Валера собирается открывать театр в Нью-Йорке.
– Мир тесен...
– Не то слово. Мой ребенок, когда посмотрел фильм «Брат-2», был совершенно очарован игрой Вити Сухорукова. Когда мы поехали в Ленинград, Кирюша мне говорит: «Мам, ну вот ты многих знаешь. А дядю Витю Сухорукова знаешь?» Нет, говорю, я его не знаю. Я приезжаю к своей сокурснице Наташе Андреевой, которая работает в театре комедии у Казакова в Питере. Мы начинаем смотреть ее домашний альбом, и вдруг Кирюша видит на одной из фотографий, что Наташа сидит с Витей Сухоруковым. И он говорит: «Тетя Наташа, а вы знаете этого дядю?» «Да. Это мой ближайший друг». «А вы не могли бы меня с ним познакомить?» И Витя из Петергофа, где он снимался в «Антикиллере», приехал на вокзал нас проводить ради Кирюши. И теперь мы с ним дружим тесно...У нас с ним происходят классические случайные встречи в метро. В апреле этого года я приехала в Москву, спустилась в метро, сижу, и вдруг на «Проспекте Мира» заходит «дядя Витя» и говорит: «Нюся, это судьба... Ты куда едешь?» «Вообще, не знаю...» «Ну, пошли в театр». И повел меня в чудный театр, который называется театр Казанцева и Рощина – такой театр современной пьесы. Москва сейчас переживает всплеск поэзии ОБЭРИУТов, все какое-то странное...

Клоунов вызывали?
– Но вот здесь, в Америке, вы как-то прижились? Паника прошла?
– После того, как я сделала несколько спектаклей для детских шоу, мне пришлось поучиться в Академии клоунады на Union Square. Там меня совершенно не могли ничему уже научить, поэтому наблюдать за тем, чему они учили людей с улицы, мне было просто смешно. Это были люди, которые пытались избавиться от комплексов, которые ничего не знали... Потом, когда в академии узнали, что у меня есть спектакль, они так в меня вцепились, чтобы я работала от их компании... Но хотели платить очень маленькие деньги. Я не согласилась и решила, что буду делать все совершенно отдельно. Ну и занималась этим какое-то время. Потом мне все это немножко надоело... Спектакль называется «Веселый торт». Он делается на днях рождения у детей. Это клоунада с куклами. Там ни одного слова – только музыка, куколки и клоун из теста. А дальше начинают приходить всякие звери смешные, кот, который хочет поесть гамбургер, а потом оказывается, что он несъедобный, играет как гармошка... Ну, какие-то фокусы все время.
– Вы зарабатываете этим, или занимаетесь для души?
– Зарабатывала...У меня была подружка – красавица Аллочка. Она уехала в Женеву. Мы с ней приходим к людям, а ящички с куколками оставляем... Открывает дверь мужчина, у его ребенка день рождения. Мы спрашиваем: «Клоунов вызывали?» Он говорит: «Да. И что?» И дверь закрывается. Мы стоим с Аллой, ничего не понимаем. Он снова открывает дверь и говорит: «Вы что, клоуны?» «Да». Полнейшее недоумение. Мы ведь приходим красиво одетые... Это потом я крашусь, быстренько приклеиваю себе нос, надеваю костюм смешной, и уже от прежней жизни не осталось и следа...
– У вас есть какие-то предпочтения среди публики? С кем вы себя чувствуете наиболее комфортно?
– Я чувствую себя комфортно и нормально со всеми. Например, делаю выставки на дворянских балах. Общаюсь и дружу с Таней и Володей Голициными. Это совершенно дивные люди, которых я люблю и к которым тепло отношусь. Езжу в Вашингтон с теми же выставками в посольстве, где я общаюсь с Светланой Михайловной и Юрием Викторовичем Ушаковыми.
– Меня-то как раз больше интересует, как вы соотносите себя не с элитой, а с простой публикой русскоязычной, которая Нью-Йорк населяет...
– Вы знаете, она такая разная... Меня потрясает как раз дворянское собрание – им столько лет, у них такие истории, судьбы... Прекрасно сохранен великолепный русский язык. Это корни, культура – потрясающе! И как контраст – мои дети на Лонг-Айленде (там я в библиотеке провожу занятия с группой детей разного возраста). Подходит девочка ко мне: «Что ти дала мне этот карандаш? Он не воркает...» Родители приехали сюда 4 года назад. Как можно так ухитриться?
– Ну, кто-то старается специально как-то отгородиться от русской культуры, чтобы быстрее «въехать» в американское общество...
– Может быть... Это очень зря. А так, конечно, люди все здесь разные. Но я же артистка... Я со всеми себя чувствую комфортно.
– И на Брайтоне тоже?
– Прекрасно. Это то же самое, как было в Одессе, когда балет Эйфмана приехал туда на гастроли, и мужики балетные отправились загорать в Аркадию. Идет бабушка, убирает мусор на пляже, смотрит на них и говорит: «Мальчики, откуда ж вы такие синие?» Они отвечают: «Из Ленинграда, бабушка». «А что, там еще блокада?» И пошла дальше... А здесь это на каждом шагу.
– Наташа, ваши спектакли - без слов? Только мимика, движение?
– Да, музыка, пантомима, плюс образный ряд, который состоит из кукол моих...
– А есть какие-то отличия в разных социальных группах или этнических - в восприятии?
– Конечно, есть. Среди наших, например, есть такие... Тебя вызвали на день рождения к ребенку, и родители будут поглядывать на часы, если ты сказал, что будешь час работать. А когда ты придешь к американцам – ты играешь, развлекаешь, развлекаешься, ты можешь больше или меньше часа отработать... Тебя просто отдали на растерзание детям - и вот делай с ними, что хочешь. У наших будут обязательно сидеть и родители и дети – ведь тебе деньги платят! – и некоторые будут смотреть на часы и на тебя: «Ну, давай, давай... Что у тебя там еще в ящичке лежит?»
– А вот эти поглядывания на часы вас сильно раздражают?
– Нет. Дело в том, что когда-то в Москве я работала Красной Шапочкой. Меня тоже вызывали на дни рождения, где я дарила подарки детям, и вот там уж я насмотрелась такого, что меня уже ничего, наверно, не может ни раздражать, ни пугать... Например, как-то я приезжала на Кутузовский проспект, дом 24, к внучатой какой-то племяннице Леонида Ильича, и она говорит: «Господи, наконец хорошую квартиру получили, мальчик хоть может теперь по квартире на велосипеде кататься»... А дальше, предположим, я ехала в район Печатников поздравлять ребеночка в коммунальной квартире, где я его вообще с трудом находила среди простыночек развешанных... Или, например, тетенька одна решила мужу поздравление устроить Красной Шапочкой – я приезжаю, она открывает дверь и говорит: «Ну вот, наконец-то... Просил бабу молодую, иди поздравляй его»... Сидит такой Вася, компания у него... с салатом оливье. И я – в костюме, девочка из сказки... Я начала: «Может, мальчик Вася помнит детские стихи?» А он: «Да ладно тебе, садись. Лучше водки выпьем»... Столько было всяких работ, что здесь уже не страшно ничего. Я хочу сказать, что я по жизни очень большой оптимист. У меня одна дверка закроется, и все знают, что откроется другая, какая-нибудь волшебная, куда я войду и опять что-нибудь себе придумаю, и она как-то меня...
– Держит?
– Ну да.
Я и не уезжала
– Наташа, а в каком году вы водили Хрюшу?
– Конец 80-х, начало 90-х. Говорила, кукол водила, под столом сидела в ногах у тети Гели. Дело в том, что было два Хрюши – была Наташа Державина и я. Когда Наташа Державина не могла сниматься, вызывали меня, а, кроме того Наташа очень не любила ездить и водить куклу на улице, когда было холодно. Поэтому в этих случаях меня тоже вызывали. Но я прошла дичайший конкурс на подхрюкивание. Нас вызвали, артисток, и мы хрюкали на все голоса и на все настроения. Мое хрюканье просто было очень похоже на Наташино, у нас с ней и голоса были похожи, мы обе такие острохарактерные артистки... «Спокойной ночи, малыши!» - это такой конвейер, где все тексты расписаны на три года вперед... Но над тетей Гелей мы издевались иногда, когда сидели в ногах у нее пол столом – скучно же... Держишь куклу, а другой рукой, предположим, снимаешь с нее туфли. А она была таким профессионалом, что если даже ее щекочешь, она не улыбнется. Она потом тебе скажет: «Какие же вы гады. Что же вы со мной вытворяли сегодня»... А в камеру будет говорить: «Дорогие ребята...»
– Вы не жалеете, что уехали?
– Но я же не уехала, Лень! У меня муж – международный сотрудник. Я живу здесь, потом приезжаю в Москву – мне там тоже хорошо, тем более что друзей там – очень много.
– Вы счастливый человек?
– Да. Знаете почему? Потому что в детстве, когда я была совсем маленькая, мне было 6 лет, я села сама в электричку, поехала и записалась в кукольный театр во Дворце Пионеров на Ленинских горах. Я просто не представляла себе жизнь без театра... Заканчиваю школу. Мой брат идет по центру Москвы и вдруг читает объявление, о том, что Гнесинское государственной музыкальное училище впервые в истории театральных институтов набирает курс артистов кукольного театра. Я прихожу туда – конкурс 30 человек на место. И я туда поступаю. Я была такая невозможно смешная, не очень готовилась, пела, что мне в голову взбредет, танцевала, что попросят, и все умирали от смеха. Я, наверно, представляла из себя дико смешное зрелище – была тощая, как палка, с хвостами... И тут мимо меня Гердт проходит, как раз когда я звоню по телефону подружке: «Таня, меня, наверно, не примут. Потому что здесь так много народу... Ты мне позвони в семь. Наверно, завтра надо будет пойти в поход». И вдруг он останавливается: «Знаете что, Наташа...» Я говорю: «Что?» «Вы подождите в походы-то ходить, вы хоть дождитесь... Вас, по-моему, приняли... » «Вы правду мне говорите? – говорю я. – А вы, собственно говоря, кто?» Тут он вообще за сердце схватился... А сейчас у меня профессия, прекрасная семья. Что мне роптать на жизнь? Опять-таки, могу маме помочь, друзьям, которые там не все у меня хорошо себя чувствуют...
Беседовал Леонид Зоншайн