ТОРЖЕСТВО ЛИЛИПУТОВ

Совсем неожиданно, без всяких прогнозов и предсказаний, выяснилось на фондовой бирже, что малые издательства, эти сектанты от крупного издательского бизнеса, эти «раскольники-пигмеи, путающиеся под ногами издательских гулливеров», - процветают и даже склонны расширять как свои перспективные планы, так и производственные мощности. Издательское дело в Америке, сосредоточенное в основном в Нью-Йорке, всегда отличалось крайностями и противоречиями, что влияло, в свою очередь, на книжный рынок, управляемый, как заметил однажды с плохо скрытым раздражением экономист Адам Смит, «только хаосом и анархией, анархией и хаосом, и больше решительно ничем».
Эти исконные противоречия в работе отдельных издательств дошли, наконец, до парадокса, до тактической нелепицы. Наметилась, например, такая линия развития: крупные издательства стремятся стать еще крупней, корпоративней, тяготеют к соитию и коалициям, образуя мощные издательские конгломераты – типа образцового триединства «Бантам, Даблдей, Дэлл». Но уже в 1998 году этого громоздкого издательского слона поглотил колоссальный кит «Рэндом хауз», прихватив по пути «Баллантайн букс», «Бродвей букс» – и, кажется, до конца так и не насытясь (готовится новый торг и поглощение еще одного, пока что независимого, издательства). При этом все до одного эти колоссы от печати жалуются на снижение доходов и общий упадок издательского дела в стране.
Тогда как издательства малые (их так и называют в писательском обиходе – «мини-издательства»), ничтожные с точки зрения большой коммерции, стремятся, наоборот, к предельному минимализму и независимости, к обрыву всяких конкурентных связей друг с другом, и притом – процветают, размножаются, растят и пестуют своих любимых авторов и достигают, в ряде случаев, вполне коммерческого успеха.
Отчего так получается? Отчего это нынче издатель-единоличник и перспективней и, в своих разумеется скромных пределах – рентабельнее миллиардных издательских концернов? – таким вопросом задаются не только журналисты и критики, но и уолл-стритовские аналисты, выведшие не так давно современную формулу коммерческого успеха, основанного на корпоративности и слиянии микрочастиц в производственные мегалиты.
Как родить бестселлериста
Дело в том, что крупные издательства заключают коалиции в общих интересах, сливаются в коммерческих целях для создания взаимных денежных фондов, общей кассы, из которой – предлагать популярнейшим, с громким именем, авторам колоссальные авансы, а также безболезненно покрывать затраты,пошедшие на печатание и рекламу изданий, провалившихся на книжном рынке. Стремясь предельно сузить эту, неизбежную в книжном деле, зону риска и поиска новых имен, издательские корпорации в своих планах нацеливаются на публикацию исключительно бестселлерных авторов, на модный книжный ширпотреб, на массового читателя – их так и называют в критике «инкубаторы по выведению бестселлеристов».
Это не шутка. Помню, какой был азартный и тревожный гул, когда «Бантам букс» объявило об открытии, в структуре издательства, нового филиала с несколько фантастической – но только на первый взгляд – ориентацией на выпуск исключительно бестселлеров. Когда-нибудь я расскажу, как почтенное издательство «Вайкинг» разработало стратегию по выведению доходного и популярного автора, способного, при мощной издательской поддержке, достичь бестселлерных высот. И «Вайкинг» таки вывел бестселлериста-гомункула в своей издательской колбе. В жанре ходовой любовной беллетристики. С заводом на сверхдоходную прибыль лет этак на восемь. Что и свершилось. Гомункул «Вайкинга» создавался по образу и подобию супербестселлеристки и королевы «любовного романа» Даниэль Стил. Имя ему (это – она) Эйлин Гудж. Речь шла не о литературе и даже не о книжной развлекухе, а о конкурентной борьбе издательств за место под солнцем коммерческого успеха.
Эти издательские мечты о максимально доходной книжной продукции привели к тому, что само слова «литература», а также «проза» и «стихи» как-то исчезли из рабочего словаря редакторов, замененные формально-видовой терминологией: они печатают «фикшин» и «нон-фикшин», т.е. романы и документальный жанр.
Литература таким образом, т.е. серьезная литература, со знаком качества и мастерства – поэзия и проза, были отданы на поруки издательствам малым, кустарям-одиночкам, находящимся в лучшем случае – на обочине большой коммерции. Им достался также тот отборный читатель, который выпал в осадок из миллионных масс культурных обывателей, пожирающих книжный ширпотреб. Скорее это – культурная элита, профессиональные читатели книг, с несравненно более высокими интересами и запросами, чем массовый читатель. Это – жители пригородов крупнейших метрополий, типа Нью-Йорка, куда они ездят на службу, и в этой же дачной зоне, среди богатого резерва потенциальных покупателей книг, и возникает обычно такое малое издательство – вроде лучшего из них по качеству литературной продукции «Пушкарт пресс», или соседнее с ним – «Перманент пресс» – оба издательства располагаются в частных домах их владельцев в Саг Харборе, в восточной зоне Лонг-Айленда, где, по утверждению обоих издателей, процент интеллигенции и интеллектуалов, не представляющих себе бескнижного мира, значительно выше, чем в любом другом жилом районе Америки, включая Манхеттен.
Разумеется, эти независимые издательства, выпуская свои книги, рассчитывают не только и не столько на местный, внутрисоседский контингент покупателей книг, а стараются пробить свою брешь в общеамериканском книжном рынке. Однако в начальный период работы издательства наличие сочувственной публики, разборчивого читателя, интересующегося даже таким умирающим видом словесного искусства как поэзия, было очень важно. Ибо все до одного малые издательства (их называют «творческими» – в пику «коммерческим») возникли не на материальной, а идеальной или, реже, идейной основе, на чистом энтузиазме их владельцев, из бескорыстной любви и преданности литературе и книжному делу. «До сих пор, - признается владелец «Перманент пресс» Мартин Шепард, - меня так и охватывает волнение, азарт, дрожь восторга, когда удается заполучить безусловно талантливого и никому пока не известного нового автора, которого я просто обязан втолкнуть в текущую литературу».
Сколько раз уже в писательских кругах Нью-Йорка вставал вопрос о плачевной судьбе начинающего, еще не доходного автора, о тотально коммерческой природе большинства американских издательств и об отсутствии достойных перспектив у «настоящей», «серьезной» литературы. Вспоминаю, как поразило всех – и писателей, и издателей – кредо истинно коммерческого издательства («Патнам»), заявленное впервые с такой циничной прямотой: «Если книга не дошла до печатного станка – значит, она того не заслуживает».
Однако другие издательства – и макси и мини – заверяют, что «подлинный талант не пострадает и так или иначе пробьет себе дорогу к читателю»... негодуют по поводу отсутствия у «Патнам», к примеру, всякой ответственности «перед литературой»... конкурентно мечтают потрясти читателей своими книжными новинками...а книжные магазины «Барнс энд Ноблс» продали по всей стране за последний квартал на 15% больше книг, чем в прошлом году...и мне хочется поговорить о похоронах.
О похоронах, которые опЯть
не состоЯлись
Вы спросите, какие еще похороны? Сейчас объясню. Речь пойдет о книге, о ее неимоверной, почти противоестественной – ввиду многократных покушений на её жизнь – живучести. Книгу, оказывается, хоронили много-много раз. И почти всегда с каким-то мстительным ликованием. Будто книга - враг, а не лучший друг человека, которого можно к тому же выбирать и, при необходимости или по прихоти, заменять другим - лучшим.
Много раз объявляли, что с книгой будет покончено раз и навсегда! Первый раз – когда появилось немое кино и казалось – оно несет верную смерть книге. Затем к приятному, едва различимому позвякиванию фортепьяно в кино прибавился звук, великий немой заговорил, и тут уж все в один голос заявили, что книге – хана. Одновременно с говорящим фильмом появилось радио, и развлечение вместе с информацией пришли в каждый дом. Полагали, что теперь ни у кого не будет ни времени, ни желания читать. А уж телевизор, считалось, уничтожил книгу наповал.
Отходная книге звучала на всех углах, особенно по радио и телевидению. Некий французский журналист тогда писал: «Рискуем ли мы после «гутенберговой галактики» вступить в период истории, когда книга потеряет свое значение, когда книгопечатание перестанет существовать, превратится в археологическую диковину?»
Сейчас мы можем успокоить встревоженного француза. Книга не только выжила, но – благодаря масскультуре – книгопечатание расцвело как-то слишком пышно и ядовито. И, наконец, мы дошли до компьютера и видео – профессиональных, как бы наемных убийц несчастной книги. Судьба ее была решена. И безвозвратно. Казалось, книга обречена. Только небольшая группа заядлых книгочеев и книгоманов вступилась за её право на жизнь. И книга снова выжила. Не забудем, что её многократная кончина обычно предсказывалась ее врагами, книгоненавистниками. Тогда как книголюбы не вступали в дискуссию только потому, что без книги жизнь свою не представляли возможной. Все равно, что вступаться за Н2О или за воздух, которым дышим. Я знаю, например, одного, довольно популярного у нас в эмиграции журналиста, который за бесплатно, задаром, т.е. не использовав в работе, ни одну книгу не прочтет.
Книги не только не скончаются, наоборот – идет страстная борьба авторов за печатание, за публикации. До сих пор армия честолюбивых авторов как в Америке, так и в Европе, Россию включая, идет, зная ничтожные шансы, в литературу. В России литература – подспудно и регионально, не только по столицам, – переживает подлинное возрождение. Как сказал с изумлением один мой приятель, побывав в родном Саратове: «Саратовцы отлично пишут!» Помните у Гоголя - «Курские помещики хорошо пишут!» Но и из Костромы, где я родилась в прошлом веке, доносится знакомое, гоголевское: «Какой небывалый расцвет литературных талантов переживают сейчас костромичи!»
Известно: кого преждевременно хоронят, тот долго живет. Книга, хочется думать, бессмертна – покуда жив на земле человек. Но бывают и исключения. Стихи, в их печатном, понятно, обличье хоронили давно, нудно, надрывно. А они – возьми да и помри на самом деле.
Реквием
по американской
поэзии
Когда Мартин Шепард открывал у себя на дому в Саг Харборе издательство, а на дворе устраивал книжный склад, он мечтал о возрождении в издательских планах графы «поэзия», которая совсем исчезла из печатной практики коммерческих издательств – за ненадобностью. Это было время, когда крупные издательства перестали издавать стихи, но критики еще писали рецензии на каждый новый сборник.
А для малого издательства, не имеющего средств рекламировать свою продукцию в ведущих газетах и журналах, именно критические отзывы – это единственная и, до недавнего времени, довольно эффективная реклама новой книжки. За 25 лет существования, «Перманент пресс» выпустило в свет немало стихов начинающих и известных поэтов, среди них – лауреаты Пулитцеровской и Национальной премий по литературе. Однако, по словам Мартина Шепарда, «пора читать отходную по американской поэзии». Малые издательства перестали включать стихи в свои перспективные планы, потому что критики перестали рецензировать поэзию во влиятельных изданиях. «Перманент пресс» уже не выпускает сборников стихов – ни одного, поскольку на них просто отсутствует покупатель – даже в единственном числе.
Издатель самого крупного из малых издательств, «Пушкарт пресс», отметил грустный парадокс: новейшая поэзия сейчас всё больше – рукописна, ей свойственна уже почти жреческая таинственность и замкнутость. Хотя остались внешние аттрибуты её былого величия – ежегодные высшие премии, почетные посты и службы, а также множество наград – за лучший сборник, за поэтический дебют, которые давать по сути некому. Поэзия сейчас всё больше – инкогнито, как бы до Гутенберга.
Бросив прощальный взгляд на американскую поэзию, отлученную от печатного станка, вернемся к вопросу о загадочной рентабельности малых издательств – ведь не продажа стихов давала им прибыль! Чтобы не впасть в дешевый оптимизм, напомню, что существование большинства этих самочинных издательств – тяжко, почти мучительно, особенно в вопросах маркетинга, продажи и размещения книжной продукции. От финансового краха, особенно на первых порах, спасает то, что издательства эти основаны на добровольных, любительских началах, обычно на личные средства их владельцев, которые не выплачивают себе зарплату и не содержат ни постоянный штат сотрудников, ни рекламную агентуру, ни отдельное издательское помещение. Если взять «Перманент пресс» за экзистенциальную модель малого издательства, то первые годы в бизнесе были прямо убыточны, работа – чистое подвижничество, и только на восьмой год издательство стало доходным предприятием. Между тем, только в прошлом году «Перманент пресс» увеличило свои доходы на 52% и довело ежегодный список новых книг до 142 названий; издательство «Виллард», специализируюшееся на научной фантастике, переживает сейчас настоящий финансовый расцвет, а «Пушкарт пресс» по торговым оборотам стало вровень с подлинно коммерческими издательствами. Оставаясь, в отличие от них, издательством творческим.
Здесь надо вспомнить, что, вместе с недоходными стихами, малым издательствам была предоставлена честь открытия нового таланта, литературного свежака, создание репутации писателю-новичку, которому обычно заказан вход в крупное издательство. По словам одного критика, в этих независимых издательствах за последнее десятилетие нашел прибежище и поддержку “боевой отряд изобретателей в литературе», здесь родились и были заботливо выпестованы такие, сейчас общеизвестные, литературные имена как Энн Тайлер, Маргарет Атвуд, Роберт Уоллер, Дэн Браун и – добавлю от себя в этот строго туземный ряд – начинающий американский писатель Владимир Набоков. Другое дело, что все эти успешные литературные дебютанты продаются затем в крупные коммерческие издательства, куда без нажитого имени не пускают.
Публикуя книги литературных новичков, оригинальную, а не – нормативную прозу, малые издательства, не подпертые корпоративными фондами, идут на большой риск, но часто и выигрывают, выпуская совершенно не предсказуемые, в их случае, бестселлеры. На этих счастливых случайностях, которые довольно регулярны, и основана доходность независимых издательств, а также на том простом факте, что до сих пор в Америке на оригинальную, чистопородную литературу находится свой потребитель.