Кайзер Карл в оковах строгого режима

[!1.jpg] Кутюрье Лагерфельд потерял 42 килограмма за год
«Вот и свершилась моя мечта - я стал плечиками для одежды!» - с гордостью говорит 65-летний Карл Лагерфельд, которому удалось за год сбросить 42 килограмма. Он вернул себе свой юношеский силуэт и теперь при росте 180 весит всего 60 килограммов. Секретами «второй молодости» модельер делится в книге «Лучший из режимов», которую сочинил вместе с врачом – диетологом Жан-Клодом Удре. [!]
Чудодейственный рецепт можно резюмировать в нескольких фразах: отказ от высококалорийной пищи - жиров, сыров, почти от всего мясного - кроме телятины, мучного, сладостей и хлеба, за исключением кусочка черного, а также от некоторых видов фруктов – бананов, винограда, сливы. Он советует пить как минимум 3 литра воды в день и рюмку красного вина. При этом не надо изнурять себя голоданием и обрекать себя на муки воздержания от радостей жизни. Напротив, стол можно украсить 120 малокалорийными блюдами, включенными в «Лучший из режимов», которые приведут в восторг любого гурмана. Например, поджаренные баклажаны с розовым грейпфрутом, дыня с обезжиренной семгой или шербет из граната. В борьбе с килограммами незаменимым союзником выступает чувство юмора, которым в избытке наделен кутюрье: оказавшись в условиях строгой дисциплины, надо чувствовать себя одновременно генералом и солдатом. Первый отдает приказания второму, который, не рассуждая, их беспрекословно выполняет.
Словом, Карл Лагерфельд - по прозвищу Кайзер - предлагает всем толстякам и толстушкам независимо от возраста поучаствовать в единственной в своем роде игре, в которой выигрывает тот, кто теряет. Сам доктор Удре объясняет успех своего пациента его железной решимостью, ангельским терпением и умением противостоять любым соблазнам. «Я всю жизнь обожал шоколад, но теперь его вкусу предпочитаю запах, - утверждает стилист. - Поэтому где бы я ни жил, повсюду лежат шоколадные плитки, к которым я не притрагиваюсь. К тому же это мой любимый цвет, в который я выкрасил свой дом в Биаррице».
«Я принадлежу миру моды, который сегодня меня интересует больше, чем когда бы то ни было, - объяснял свое решение избавиться от лишнего веса модельер. – И получилось так, что я не смог носить именно ту одежду, которая сегодня мне больше всего нравится». Ее создает для «Диора» молодой гений от кутюр Хеди Слиман, творения которого и подвигнули Кайзера начать борьбу с килограммами. Наконец, это был вызов самому себе, помноженный на желание денди–провокатора показать всему международному джет-сету, на что способен железный Карл.
Чародей, человек-загадка, Карл Лагерфельд, как и все волшебники, живет, окруженный тайнами. Он не любит смотреть на часы, чтобы не зависеть от времени. От современности уходит в мир моды, в мир воображения, а главное – в прошлое. Атрибуты его внешнего облика, кажущегося непосвященным нелепым, - это непременный черный костюм, темный галстук, белые напудренные волосы, завязанные хвостиком, которые делают его похожим на куртизана эпохи Людовика ХIV, и черные очки, без которых он, по его собственному признанию, чувствует себя голым. Все это одновременно и его маска, и защитная броня, которой он отгораживается от внешнего мира, отвлекая и забавляя публику своими парадоксальными изысками. Правда, исчез веер, которым Карл любил обмахиваться и кокетливо прикрывать свое лицо. «Врут те, кто считает, что внешность и одежда не играют никакой роли, - подчеркивает Лагерфельд. - Напротив, они помогают жить в полной гармонии с самим собой и привлекают к вам окружающих. Но не пытайтесь соперничать с людьми, которые моложе вас. Только идиоты не понимают, что молодость – это рай, который мы все теряем. Меня не пугают ни старость, ни морщины. Я не стремлюсь выглядеть моложе своих лет, быть привлекательным и сексапильным».

Сальери и Моцарт
«Я появился на белый свет с карандашом в руке, - вспоминает Лагерфельд, - и мальчишкой иллюстрировал «Войну и мир». Он родился в Гамбурге в семье преуспевающего бизнесмена, выходца из Швеции, сколотившего состояние на импорте–экспорте. Его мать, немецкая скрипачка, оказалась неспособна воспитывать сына, которому, однако, привила любовь к искусству. Мальчик рос в праздности и безделии, чувствовал себя одиноким и презирал своих сверстников. Превосходное образование Карл, который всю жизнь называл себя дилетантом, получил дома. «Я очень рано понял, что хочу рисовать, читать, быть образованным, выучить языки – мой отец говорил на 12, включая русский. ...Я никогда не играл со своими сверстниками, мне было с ними скучно».
В пять лет у него был собственный лакей, 6 велосипедов и одна картина. «Однажды я упросил родителей купить мне полотно, которое увидел в витрине, - вспоминает Карл. - На нем были изображены сидящие за столом мужчины. Потом я узнал, что это Фридрих II и Вольтер, обедающие в Сан-Суси. Я решил, что жизнь должна быть похожа на эту картину. Она привила мне любовь к ХVIII столетию, по которому я испытываю ностальгию. Эта картина до сих пор у меня. Она оказалась хорошей копией известной работы немецкого мастера Адольфа фон Менцеля. И теперь полотно стоит очень дорого, так как оригинал сгорел во время пожара в Берлине»...
Пройдя университеты высокой моды в Париже, он в 16 лет получил на конкурсе первый приз за созданное им пальто, тогда как награду за лучшее платье завоевал другой дебютант – Ив Сен-Лоран. В 18 лет Карла пригласил в помощники Пьер Бальмен. От него он ушел в дом моделей «Пату», затем в «Кризиа» и в «Хлое». Два десятилетия назад Лагерфельд возглавил «Шанель», где трудится по сей день. В своих творениях Карл Лагерфельд развивает непреходящий стиль Шанель, следуя завету великого Гете: «Создавать лучшее будущее с элементами прошлого». При этом он нередко сбивает с толку своих постоянных клиентов, неожиданно меняя стиль и сжигая то, чему еще недавно поклонялся.
Беспощадный на язык, Лагерфельд превратил именитых коллег в своих врагов. В прессе часто цитируют его убийственные характеристики, не щадящие ни живых, ни мертвых. Так, посвятившая свою жизнь моде Коко Шанель, по его мнению, ненавидела женщин. Пьер Карден? «Он может считать себя бессмертным после избрания во Французскую академию, куда он попал благодаря патентам на колготки, которые продаются в супермаркетах». Джорджио Армани? «Этот страдает мегаломанией». Ив Сен-Лоран? «Вот уже 20 лет, как он не придумал ничего нового, а свой уход из высокой моды обставил с помпезностью, напоминающей собственные похороны». Кайзер Карл, заметил знаток высокой моды, всю жизнь ревновал к Сен-Лорану и по отношению к нему ведет себя так же, как Сальери - к Моцарту.
Несколько лет назад французский фиск предъявил ему счет в сотни миллионов франков, которые он недоплатил в казну. Началась долгая тяжба – Лагерфельд по совету адвокатов обращался даже за содействием к мадам Бернадетт Ширак. Неожиданно модельеру удалось выскользнуть из налогового капкана с минимальными потерями и вместо причитающихся 300 миллионов заплатить в шесть раз меньше. Его амнистировал тогдашний министр экономики и финансов социалист Доминик Стросс-Канн, которому впоследствии долго пришлось объяснять правосудию этот щедрый жест. Тем не менее Кайзер расстался со своей уникальной коллекцией картин и мебели ХVIII столетия за 250 миллионов франков, продал многие свои дома и провозгласил новое кредо: «Любить – не значит владеть. Ну а вещи, которые вам когда-то принадлежали, все равно остаются мысленно с вами».
Он собирался было устроить музей ХVIII столетия в своем особняке в Бретани, но отказался от этой затеи по той причине, что ему пришлось бы жить под дамокловым мечом, каковым для него являются вандалы и грабители. Сноб и мегаломан, он сохранил лишь свою библиотеку в 230 тысяч книг, которую собирается пожертвовать школе или университету. «Всю свою жизнь, - говорит он, - я занимаюсь только тем, что рисую и читаю – все подряд, включая газеты». Страсть к книгам побудила модельера создать в Париже собственный книжный магазин, торгующий монографиями об искусстве, и открыть издательство, которое каждый год выпускает 5 – 6 книг, среди которых есть и его собственные. Одна посвящена его детским годам в военной и послевоенной Германии, во второй книге повествование ведется от имени старой женщины, перебирающей платья и вспоминающей свою жизнь. «Если бы я не занимался модой, то был бы издателем или журналистом», - заметил кутюрье. Из всех материй Лагерфельд выше всего ценит бумагу. «Молодым, я всегда испытывал страх, что ее мне не хватит, - вспоминает мастер. – Бумага – вещь для меня магическая».
Скука мизантропа
Он питает симпатию к сильным волевым женщинам, но всегда любил мужчин, и, говорят, живет анахоретом после смерти в 1989 году своего друга Жака де Башера. Он развлекает себя фотографиями, которые называет своими «видениями». Это снимки обнаженных натур, домов, природы, себя любимого. На одной из его серий запечатлен Санкт-Петербург. В фотоискусстве вслед за словом «видение» для него по значимости идет слово «изображение». Изображение – это больше чем снимок, и себя Лагерфельд считает не фотографом, а «создателем изображения». Знаток кино, он многие немые фильмы помнит наизусть - кадр за кадром. Большинство его фотографий - черно-белые по той причине, что он считает себя прежде всего графиком. В свое время его любимой моделью и музой была Клаудиа Шиффер, с которой его связывал настоящий «фотороман». Лагерфельд, негодовал в свое время кутюрье Пако Рабанн, сделал из моделей звезд: «Это глупость, потому что Клаудиа Шиффер - манекенщица, хуже которой никто не ходит во время дефиле. Я ее ненавижу и ни за что на свете не пригласил бы ее показывать мою одежду ». Однако самой удачной своей работой кутюрье считает снимок Линды Евангелисты, запечатленной в парке. Ее изящный силуэт так удлинен, словно он растворяется в воздухе. «Эта фотография меня ужасно трогает. Она как жизнь, которая стремительно проходит, а затем исчезает вовсе».
Основа его состояния - лицензии: мужская одежда, галстуки, шарфы, обувь, женские и мужские духи, очки, часы, драгоценности и даже обои и ковры. Изделиями фирмы «Лагерфельд» торгуют в 230 бутиках в разных странах мира, не считая, разумеется, больших магазинов. Его линия одежды воплощает, по его словам, «интеллектуальную сексуальность». Кайзер придумывает фасоны для шуб и курток фирмы «Фенди», сделанных из российского меха. Порой, словно издеваясь над обывателем, он создает для автомобиля женское платье с вмонтированным в него радиатором. Он также разработал смелую линию женского белья. Ему, в частности, принадлежит авторство ставшего знаменитым бюстгальтера «Вундербра», который пользуется повышенным спросом у представительниц прекрасного пола, желающих увеличить представление о размерах своего бюста. Одновременно Кайзер трудится и на фирмы «Квелле» и «Редут», которые продают свою продукцию по каталогам для широких масс.
Будучи немцем, он, по его словам, нигде не чувствует себя иностранцем, кроме собственного отечества, но больше других стран любит, кажется, Францию и Монако. «Монако считают фискальным раем, - отмечает Лагерфельд, - но для меня это оазис покоя и безопасности». Подобно Бальзаку, он питает слабость к аристократическим титулам и гордится дружбой с европейской знатью, и прежде всего с монакской принцессой Каролиной, которую растиражировал во множестве своих фотографий, и с ее отцом князем Ренье.
Эстет Лагерфельд, страдающий мизантропией, утверждает, что не создан для нормальной жизни. Одиночество - самая большая для него роскошь. «Быть одному, чтобы спокойно читать, рисовать, а главное - мечтать, ибо грёзы – это самая созидательная вещь в мире... Из-за своей нетерпимости я не умею приспосабливаться к людям. К счастью, сам себе я никогда не надоедаю, с другими же скучаю». Ни в одном из его обиталищ нет гостевых комнат. «Я не терплю никого за своей спиной, - говорит модельер, - и предпочитаю для своих гостей купить квартиру поблизости, нежели делить с ними мою собственную».

Солнце превращает
людей в идиотов
Лагерфельд в равной степени олицетворяет собой и высокую моду, и высокую культуру. Рафинированный эстет и сноб, тонкий знаток живописи, страстный коллекционер книг, он живет в мире, имеющем мало общего с реальностью. Его временное пространство – это XVII - XVIII века. Его замки, картины, мебель – все принадлежит этой эпохе, да и сам он с напудренными волосами, точно в парике, больше похож на королевского придворного. Современным средствам общения, включая мобильный телефон, он предпочитает эпистолярный жанр, правда, пользуется не гусиным пером. Кутюрье проще написать три страницы текста, чем позвонить по телефону. Его корреспонденцию одно время развозил его личный почтальон. Ужиная дома в одиночестве, он всегда тщательно одевается, следуя в этом отношении примеру знаменитого Макиавелли, который любил вечерами беседовать за столом с ушедшими в иной мир великими мыслителями...
“Мне нравится, когда меня называют поверхностным человеком, - откровенничает Лагерфельд. - Да я и не причисляю себя к интеллектуалам, которым нечего делать в мире моды. Я наслаждаюсь роскошью, тем, что нахожусь в центре собственного мира... Но при всем при том я никогда не отношусь к себе слишком серьезно. По сути, я личность банальная”.
Трудно понять, что скрывается в действительности за этим «автопортретом». Маска? Эпатаж? Попытка навязать желаемый имидж? В любом случае, мэтр ревностно охраняет созданный им образ, пытаясь не допустить критических выпадов в свой адрес. Так, после выхода фильма «Pret-а-porter» американского режиссера Роберта Олтмана Лагерфельд через суд добился, чтобы кадры, в которых он смешно выглядит, были вырезаны при показе ленты в Германии.
В его собственном гардеробе 200 костюмов, но нет ни одного пляжно-купального. «Я живу и держусь в тени, - подчеркивает Лагерфельд. – Солнце превращает людей в идиотов. Оно хорошо только для молодых».
Одно время ходили слухи о том, что японский архитектор возводит для Лагерфельда «тихую обитель», где он провозгласит себя «духовным отцом» и где будет жить в окружении своих 230 тысяч книг. С внешним же миром отшельник-творец собирается вроде бы общаться исключительно с помощью компьютера. Но это, скорее всего, еще одна легенда.

Париж