Из мира кино...

* * *

Спартак Мишулин снимался в фильме «Белое солнце пустыни». Его побрили наголо, а чтобы ездить по городу сделали парик. Он так к нему привык, что ощущал,  как кепку. 

Однажды в автобусе, на другой площадке, он увидел своего приятеля, с которым не виделся месяца два. И, приветствуя, снял «кепку» и помахал. 

Одну бабку едва откачали...

* * *

Леонид Гайдай перед съёмками комедии “Иван Васильевич меняет профессию” обратился в конструкторское бюро с заданием разработать макет Машины Времени для фильма. 

Целых полгода специалисты бюро колдовали над “изобретением” и разродились проектом чуть ли не настоящего космического корабля. 

Главный герой картины — одиночка-изобретатель Шурик — даже в самых смелых своих мечтах не смог бы приблизиться к такому техническому совершенству. Требовалось принципиально новое решение. 

Сроки уже поджимали, съёмки подходили к концу, а в то же самое время режиссёр никак не мог “отправить” одного Ивана Васильевича в прошлое, а другого — в наше время. 

И тут Гайдаю посоветовали: 

“Есть на “Мосфильме” такой специалист по фамилии Почечуев”. 

В ту пору он работал художником-скульптором на картине “Руслан и Людмила”, и молва о нём шла по “Мосфильму”, как о мастере на все руки: и лес сказочный сотворит, и чертоги Черномора. 

Переговоры велись на равных. Гайдай был на мели из-за дефицита времени. Почечуев - из-за дефицита денег. И уже через два дня перед отчаявшимся режиссёром лег новый проект. 

Вячеслав принес большой лист ватмана, на котором углём было изображено НЕЧТО: трубки, колбы, шарики, пружины, змейки. 

И провода! Сплошная абстракция и невиданное нахальство. 

Съёмочная группа онемела. Съёмки явно срывались... 

Но Почечуев был красноречив, артистичен и убедителен (ему надо было кормить семью). И Гайдай сдался, другого “изобретателя” искать не стал. 

В кратчайшие сроки, всеми правдами и неправдами, но Машина была собрана. В помощники Почечуеву пристегнули двух слесарей. Вытащили со склада какие-то штуковины, оставшиеся после “Соляриса” Тарковского. 

Съездили в город Клин на стекольный завод, разместили заказ (который по слухам чуть ли не на следующий день изготовил за пару бутылок водки дядя Вася из продувного цеха). 

Накупили мигалок, вспышек, реактивов, посуды для химических опытов, и Машина предстала в павильоне во всей красе. 

Как только она заработала, с первого запуска, она влюбила в себя всю съёмочную группу. Что-то в ней таинственно ворчало, сверкало и булькало, и колыхалось.

 Фильм был спасён. 

В результате сам скульптор получил премию от “Мосфильма” - сорок рублей и справку из бухгалтерии: 

“Деньги выданы за изобретение машины времени”. Причём, без всяких кавычек.

* * *

Однажды Виктору Павлову дали роль в фильме, который оказался откровенно провальным - снимал его очень средний режиссёр по такому же невыдающемуся сценарию.

У героя не было характера, роль была скучная и с шаблонными репликами, поэтому репетировал Павлов неохотно. 

Режиссёр понимал, что кино не складывается, но обвинял в этом актёров. 

Однажды он резко бросил Павлову:

- Ты самый бездарный актёр в мире!

- Не думаю, это слишком редкое совпадение! - ответил Павлов. - У нас уже есть самый бездарный сценарист, самый бездарный режиссёр, так ещё и самый бездарный актёр? Это уже явный перебор!

В результате актёр отказался от съёмок.

* * *

В советские времена у кинорежиссёров были дополнительные источники доходов при производстве фильмов: это и написание сценариев, и частые “камео”, совмещение должностей (например, гениальный Сергей Урусевский был режиссёром и оператором, что породило милый жаргонизм “режопер”), а некоторые, в основном - документалисты, работали сразу и директором, и режиссёром, и оператором - дирижоперы!

* * *

Глядя на фотографию Мордюковой, почему-то вспомнила историю, которую рассказывал Ширвиндт. 

Это было в лихие 90-е, когда фильмы не снимали, в театры не ходили (потому что зарплату люди не получали). 

Звонит как-то Ширвиндту Мордюкова и говорит, что приглашают артистов выступить в подмосковном совхозе: 

“ Туда отвезут на автобусе, расскажем несколько историй, стихи почитаем, а нам заплатят продуктами”. 

Сейчас уже, конечно, не помню, что именно обещали. Точно помню, что килограмм масла был. Наверное, яйца, мясо, ещё что-то. 

Закончил Ширвиндт так: 

“И вот я представил, что Софи Лорен звонит Масторояни и говорит: 

- Марчело, поехали на ферму, выступим там, а нам дадут яйца куриные, оливкового масла. Может, и вина нальют.”