«Песня течёт огненной рекой»

Свой блистательный спектакль театр Фольксбине посвящает памяти великого еврейского писателя и поэта Ицхока Лейба Переца

Для каждого из нас, кто пришёл в этот просторный, с великолепной акустикой, театральный зал, где с неостановимым аншлагом проходят премьерные спектакли новой постановки американского еврейского театра Фольксбине, поход этот был знаковым. Потому что, окунулись мы в то по-прежнему волнущееся и волнующее море звучной и многозначной, поражающей богатством тончайших оттенков мысли и чувств еврейской поэзии и музыки, да и той, в небытие ушедшей жизни наших прадедов. И для многих из нас это было едва ли не открытие. А ещё потому, что познакомились мы с отпраздновавшим 96-ю свою годовщину идишским театром Фольксбине. А он – значительное явление не только в еврейской, но, безусловно, и в американской культуре.
И мы услышали звучание и мелодику ИДИШ. Даже не понимая, прочувствовали, едва ли не осязая, редкостную выразительность и интонационное богатство его эмоциональной речи. Для поколений тех, кто родился и жил  в советскую пору, язык, на котором в Восточной Европе веками говорили предки, не забыт даже, а изначально практически незнаком. Поколение, с детства на нём говорившее, увы, уходит. Вот и пророчат скептики, что идиш, мамелошн, язык, впитывавшийся с молоком матери, обречён, что уйдёт он, как ушёл, умер ладино, язык сефордов, на котором писали Рамбам и множество еврейских мыслителей и поэтов. Но идиш жив! А вместе с ним действенен, являя собой важную, неотъемлемую часть мировой культуры, огромный пласт идишской литературы, философии, музыки, удивительного, неповторимого народного творчества. А потому приветствуем мы вместе со всем культурным миром хранителей идиша, а среди них – еврейские театры. И, конечно же, американский Фольксбине.

Идиш – его язык, его оружие. Кстати, если вас обеспокоило то, что вы, не зная идиш, ничего не поймёте, не волнуйтесь: на заднике сцены большущий экран, а на нём высвечиваются крупным шрифтом набранные строки английского и русского перевода. Так что нас ждут. А Фольксбине не только приобщает нас к традициям, визуальной эстетике и манере игры пуримшпилеров, а потом и еврейских театриков (нет-нет, не балаганов), кочевавших из местечка в местечко и с грустным юмором, но в то же время весело и забавно показывавших непростую, полную всяческих забот и волнений жизнь этих местечек и их обитателей, заставляя зрителей смеяться и плакать.

И, что важно чрезвычайно, Фольксбине делает, и делает это профессионально, умело, умно, талантливо, – дарит нам идишскую классику. Вот только что это был гениальный Шолом Алейхем, теперь его современник – замечательный и высоко им ценимый живший и творивший в Польше Ицхок Лейб Перец. На идиш, разумеется, творивший, передавая не только богатство и разнообразие языка, его фразеологии, интонаций, бесконечных более, чем своеобразных идиом, метафорических выпадов и всплесков уничтожающей иронии, но и дух, высокую духовность этих трудно живших, тяжко вкалывавших, чтобы выжить и детей поднять, заветы предков через века пронесших и во все века гонимых людей. Ну, а те, кто, пришепётывая и причмокивая, презрительно, где надо и где не надо, произносят слово «местечковость», сами, как правило, что бы это значило, и не представляют. И не знакомы с еврейской литературой – её героикой, слезами омытым юмором и глубочайшим, внимательнейшим исследованием и собственным опытом тоже из местечка вышедших авторов и их последующим рассказом о той отлетевшей жизни, её персонажах,  её извивах. Её историчности.

А мы-то знакомы? Тому, кто читал остросюжетные новеллы Переца с их непременной психологической конфликтностью, его «Народные предания» и «Хасидские рассказы», с удовольствием пожму руку. Я, вместе с сотнями зрителей, благодарна театру Фольксбине, обратившемуся к чудесным поэтическим творениям писателя и органично соединившему в одном спектакле две его, с легко раскрываемой зашифрованностью символики, романтические, но очень жизненные драмы. Однако, нам пора. Вперёд! В зрительный зал! Нас ждут «Метаморфозы мелодии» Ицхока Переца.

Собственно, имя спектаклю дала драматичная, трагическая даже, поэма в прозе, где меняющая своё звучание, свою тональность, свой лад, своё настроение и, наконец, своих слушателей мелодия и есть основной символ изменчивой, почти всегда  драматичной, чёрными полосами часто-часто перечёркнутой жизни нашей. «Всё зависит от души, какую вкладывают в мелодию...бывает, скрипка играет сладко, как само вожделение» (ух, какое образнейшее сравнение!) А бывает...

Две переплетающиеся сюжетные линии: клезмер, мечущийся в поисках мелодии, достойной быть сыгранной на свадьбе богача, но нашедший мелодию-плач, которая «течёт, как огненная река», Снова символ. Потому что уподоблена мелодия пламени, в каком горит, а подчас и сгорает житие наше, а «свист перекрывает звуки скрипки». Что? Не бывало в вашей жизни? Другая линия сюжета: циркачи увели с собой девочку-певунью, потом бросили её, заболевшую тифом, на краю чужого местечка, и вот она, ослепшая, нищенствует, зарабатывая на пропитание завораживающим своим пением. А когда стала петь под окном местного грамотея, знатока Торы и Талмуда, в местечке почитаемого чуть ли не мудрецом, псевдомудрец, не распознав красоту и нежность мелодии и не пожалев голодную слепую девушку, грубо прогнал её, оттого что помешала она «учёным» его занятиям. Таким вот порой бывает «а гитер ид», слывущий почему-то добрым советчиком, познавшим мудрость священных книг. И это тоже символ того, как плохо мы разбираемся в людях, употребив неверные критерии для их оценки, и как много в нашей жизни закамуфлированной лжи.
Всё это невероятно образно, запредельно эмоционально преподнесено зрителю одним (одним!) артистом. Рафаэлем Гольдвейзером. И это не было новинкой для американских зрителей, потому что слава Гольдвейзера давно стала общемировой. Но для нас, американцев последнего призыва, было это подлинное открытие. Ещё одно в чудесный этот вечер. Учился актёрскому мастерству, мимансу и движению в школе легендарного француза Жака Лекока. Может поэтому у превосходного драматического актёра, владеющего выразительнейшей идишской речью, такая богатая мимика и так часты сложные акробатические эскапады. Кстати, он актёр и режиссёр авторитетного во всём мире, а уж особенно, в Израиле,  еврейского театра в французском Страсбурге. Увидеть его – подлинное везение. Тем более, что тандем с режиссёром Паскалем Хольцером на редкость удачен.

И ещё одна совершенно неожиданная удача спектакля – легенда о двух братьях, живших дружно, друг друга любивших, друг о друге заботившихся, друг другу преданных. Но вот старшего соблазнила змея, посулив, что слёзы, кровь и пот брата превратятся в золото и бриллианты, коль старший младшего станет колоть и терзать. М-да, страшноватая символика, частенько жизненными коллизиями оборачивающаяся.

Это песня без слов, если не считать голос «за кадром» и русско-английские титры. Они каким-то загадочным образом не нарушают и не разрушают бунтарское молчание героев. Т.е. это легенда-пантомима, легенда-балет. Но как же она  режиссёрски выстроена Моти Диднером, как в стилистике танца-модерн изобретательно и новаторски поставлена хореографом Ребеккой Уорнер, и как исполнена талантливыми танцовщиками – действительно змеино гибкой сексуальнейшей Колетт Крогол и пластичными, быстрыми, неутомимыми, по-мужски обаятельными Мэттом Ривзом и Брэндоном Вашингтоном. И ещё одно открытие дарит нам Фольксбине. Это многоталантливый композитор и музыкант,наш земляк Дмитрий «Зисл» Слепович. Он и автор, и исполнитель той, будто из древних храмовых песнопений явившейся музыки, по духу своему, по ритмике, по звучанию составляющей единое целое с полусказочным действом.

Точно так же логическим и очень важным дополнением к спектаклю стала размещённая в театральном фойе выставка интересно задуманных и выполненных,  с идишской тематикой Фольксбине совпадающих по сюжетике работ художников Гильдии еврейских мастеров. Конечно, прежде всего, это серия совершенно изумительных, миниатюрных «Еврейских нэцке», каждый из которых – произведение большого скульптора.Запомните имя Евгении Розенцвит. И кукол её одевающей знатока исторического костюма Елены Хазан. Два Тевье – у Исаака Вайншельбойма суровый и несгибаемый; у Арнольда Розенблюма мудрый и ироничный. «Клоуны» Люси Котляр – может, лучший из её коллажей. Пейзажи Олега Линера, насыщенные поэтикой перецовских легенд. И неожиданный для Аси Оранской взрыв эмоций и красок в её абстрактной «Музыке космоса».

Спектакли проходят в театральном центре Барух колледжа в Манхэттене, на углу Лексингтон авеню и 25 улицы (поезд метро 6 или R, Q, 1, 2, 3 до 23 Street).