Репетиция "интифады" в Манхэттене

2 октября 2000 года. Четыре часа десять минут пополудни. Нью-Йорк, Ист-сайд, Вторая Авеню. Участок между 42-й и 43-й стрит огорожен металлическими барьерами и запружен толпой. Мы, фотокореспондент «Jewish Week» и «Русского базара» Майкл Датикаш и журналист «РБ» Леонид Зоншайн, проезжаем мимо на автобусе М 42-го маршрута – прямиком из редакции «JW», что расположена на Таймс-Сквер. Из окна автобуса хорошо видны беснующиеся лица в «обрамлении», так сказать, около трех десятков полицейских, стоящих небольшими группами по два, три, пять человек. Колышутся четырехцветные флаги палестинской автономии, белеют крупные и мелкие транспаранты. Через дорогу, у здания Израильского генконсульства, тоже люди. Несколько человек в штатском, явно охранники, некоторые из них в темных очках, стоят у входа. Полицейских здесь значительно меньше, они вяло переговариваются между собой, равнодушно поглядывая на столпотворение напротив. Наглядный контраст бросается в глаза – с одной стороны стихия, почти хаос, ограниченный, правда, рамками барьеров, с другой – абсолютный порядок и спокойствие. Дикость и цивилизация в живом противостоянии. Один из полицейских поворачивается и провожает нас взглядом. Его челюсти хладнокровно пережевывают жвачку. Вся эта картинка остается позади, когда наш автобус переезжает улицу и останавливается на углу. Мы выходим на остановке и, вместе с вечно спешащим манхэттенским народом, пересекаем перекресток.
На улице тепло. Нормальная летняя погода. Люди одеты легко. Рядом с нами в обнимку идет молодая парочка. Обоим лет по двадцать, не больше, оба в джинсах, у девушки вокруг бедер – кофточка. Они даже не поворачивают головы на шум – им не до этого. Для них в мире есть гораздо более важные вещи, make love, not war – иллюстрация налицо.
При ближнем рассмотрении толпа кажется еще больше. Как минимум, человек триста.
Демонстрация протеста, организованная The Palestinian-American Congress of USA, набирает силу. В этот день таких митингов - два. Один уже состоялся ранее – в 12 и закончился в 2 часа дня - второй только что начался. Чем ближе мы подходим к людскому скопищу, тем явственней я, то есть Леонид, ощущаю мурашки, разбегающиеся по всему телу – настолько агрессивен и лют энергетический посыл. Толпа скандирует лозунги. Вопли адресуются в направлении Израильского консульства, и у меня, по-первости, создается почти физическое ощущение, что здание сейчас рухнет под воздействием волны ненависти. Такое впечатление, что еще немного и кричащие возьмутся за «оружие пролетариата», а то и за что-нибудь похлеще.
- Слушай, - говорю я Майклу, - может переждем? Мне как-то не улыбается «репортаж с петлей на шее»…
- Да, - отвечает Майкл. – Ребята серьезно настроены.
- На сегодняшний день, - говорю я, – по сообщению Рейтер в Иерусалиме убито уже больше тридцати палестинцев и два израильтянина. Утром читал в Интернете. А у нас-то лица вполне еврейской национальности. Могут отыграться на нас с тобой, прямо здесь, в Нью-Йорке, с них станется…
- Очень даже может быть, - бормочет себе под нос Майкл, прилаживая фотокамеру и чуть присев, чтобы удобнее было снимать.
К нам подходит полицейский - в каком-то высоком звании, судя по манере поведения. Даже не спрашивая журналистских удостоверений, он показывает нам на тротуар. Снимать можно только там, в самой толпе, а вот находиться на проезжей части запрещено. Майкл вступает в переговоры, он, похоже, общался с этим полицейским чином когда-то ранее. Тем временем я вглядываюсь в лица скандирующих. Среди них очень много мужчин в национальных палестинских головных уборах – не знаю уж, как они называются. Но любой человек, когда-либо смотревший телевизор, знаком с этим украшением на голове, по Ясеру Арафату. Правда, я, например, не знал, что шахматная их расцветка бывает двух типов: черное с белым и красное с белым. Женщин здесь тоже немало, все они закутаны в платки и платья до пят. Восток в центре Манхэттена… Особо активничает молодежь – подростки лет от шестнадцати и старше. Над толпой то и дело взметаются руки, сжатые в кулаки. Лозунги примерно такого содержания: «Позор Америке, помогающей Израилю!», «Палестина для палестинцев!» Это то, что кричат на английском. То, что на арабском или на иврите, я не понимаю. На транспарантах - разнообразные надписи на английском типа: «Израильтяне – фашисты!» Тут мне почему-то вспоминается детство, голубой экран черно-белого телевизора, демонстрация на Красной площади и транспаранты на русском: «Руки прочь от Ливана!», «Нет – израильской военщине!» А также: «Дадим решительный отпор проискам сионизма!» А еще в голове вертится один замечательный лозунг: «Арабы всех стран, соединяйтесь!» Но его, кажется, не существовало в природе.
- Хай, Майкл! – раздается чей-то голос.
Я поворачиваюсь. Из толпы выныривает невысокий человек выразительной еврейской внешности лет сорока пяти с огромным фотоаппаратом на шее. Он жмет Майклу руку и, о чем-то переговорив, они подходят ко мне.
- Знакомься, - говорит Майкл, - это Дэвид Карп, «фри-ланс фотографер» из Израиля, обычно работает на Ассошиэйтед Пресс, сотрудничает с «Джуиш Вик» и очень часто с израильской «Эдиот Ахронот». Сегодня он здесь по заказу Израильского консульства.
- Найс ту мит ю, - говорю я растерянно.
- Ком он ин, - говорит Дэвид, приглашая нас за ограждения.
Мы с опаской вливаемся в толпу. «Барак из киллер!» – прямо мне в ухо злобно орет разгоряченный юнец, кося на меня черным глазом, и я с ужасом понимаю, что - одно из двух: или я сейчас оглохну, или меня разорвут на части. Триста глоток подхватывают новую мысль и начинают ее дружно повторять. Появляется некое стадное чувство – уловив четкий ритм, хочется с каким-то тупым облегчением скандировать вместе со всеми. Общее возбуждение нарастает, напоминая уже просто экстаз. «Тьфу ты, что за черт!» – думаю я, с трудом освобождаясь от гипноза. Между тем, Майкл и Дэвид уже вовсю снимают. И вдруг я с удивлением замечаю, что те из палестинцев, кто попадает к ним в кадр, начинают позировать – делают свирепые лица, стараются кричать прямо в камеру, потрясают кулаками, но как-то чуть понарошку. Немного переигрывает народ. Потом, осмотревшись, я обнаруживаю закономерность - каждый очередной взрыв протестов странным образом совпадает с появлением в окрестностях любой мало-мальски приличной телекамеры с маркировкой телевизионного канала. Тут мне в руки всовывают бумажку – «пресс-релиз», где говорится о том, что «Конгресс американских палестинцев выражает протест по поводу последних преступлений Израильского государства в Иерусалиме… Иерусалим с седьмого века нашей эры до 1967-го года был арабским городом… Центр различных культур и религий, он имел такой же статус, как Мекка, Медина и Ватикан. Начиная с 1967-года в нем проводится насильственная «иудаизация» населения путем заселения города евреями-эмигрантами и вытеснения из него мусульман и христиан-палестинцев. Это происходит вопреки решению ООН и Совета Безопасности от 1993 года, когда была подписана Декларация между ООП и Израилем, где указано, что Восточная часть Иерусалима входит в состав палестинской территории. Конгресс призывает американское правительство заставить Израиль выполнить резолюцию ООН… Ариель Шарон, лидер правого крыла партии “Ликуд”, в очередной раз провоцирует массовые убийства, такие же, как в Сабре и Шатиле в 1982 году, когда были уничтожены тысячи невинных женщин и детей… Конгресс призывает эвакуировать новых еврейских поселенцев и восстановить статус Иерусалима, как столицы Палестины…»
Крики на время стихают. Слышен смех. Кто-то кому-то травит анекдот.
- На первом митинге ты орал громче, - так примерно, если перевести на русский, обращается Дэвид к одному из крикунов, вполне современно одетому арабу лет тридцати. – Голос, что ли, сорвал?
- Да нет. Просто устал уже, - мрачно буркает тот.
Мы продвигаемся в гущу толпы, и вдруг все трое застываем. То, что мы видим, повергает нас в состояние шока – среди арабской толпы мирно стоят два еврея хасидского вида, отец и сын. В руках у мальчика палестинский флаг, а у его отца – плакат с надписью что-то вроде «Палестину – палестинцам». Лицо Дэвида каменеет.
- Иди сюда, - цедит он сквозь зубы. – Ты – рабай?
- Да, - отвечает тот.
- Что делаешь здесь? Почему ты с ними?
- Пока Мошиах не придет, мы не имеем право на это государство.
- Кто это такие? – изумленно спрашиваю я.
- Не знаю. Может быть, «Нетурей Карта»? - говорит Майкл и поясняет. – Это такая религиозная организация, вроде секты. Они верят, что Израиль должен возродиться только после прихода Мессии.
- А когда он придет, вы станете воевать за эту землю? – спрашивает Дэвид у хасида и тут же обращается к рядом стоящему палестинцу. – А вы ему эту землю отдадите?
Оба в ответ ухмыляются.
- Если вы получите эту землю, - в другой форме повторяет вопрос Дэвид, - они туда вернутся?
Палестинец перестает ухмыляться и неожиданно показывает израильтянину комбинацию из трех пальцев.
Появляется мулла с мегафоном. Наступает тишина. Становится слышно, как гудят проезжающие по улице машины. Мулла что-то говорит в мегафон, и вся толпа дружно опускается на колени. Пришло время вечернего намаза. Пока идет молитва, никто не разговаривает, но когда она заканчивается, начинаются смешки и разговоры. Затем снова слышатся отдельные выкрики «Алла акбар!», но пока еще без остервенения. Группка протестующих удаляется в расположенный неподалеку «Макдональдс».
-… Израиль должен существовать как религиозное государство, - слышу я окончание беседы странного ортодоксального еврея с Дэвидом.
В центре толпы начинается какое-то шевеление. Это кучка молодежи ломает древко израильского флага. Как ни мешают окружающие подобраться к назревающему «перфомансу» поближе, полицейских, тем не менее, туда пропускают сразу. Те, абсолютно без сопротивления отобрав флаг, несут его к полицейской машине. Майкл, переговорив с одним из полицейских, возвращается ко мне.
- Они хотели его сжечь, но полицейские спросили: «Чья собственность – этот флаг?» Владельцев не нашлось. Если бы палестинцы начали его жечь, это бы расценивалось, как покушение на частную «проперти». Их бы судили. Поэтому они и отдали флаг полицейским, - объясняет Майкл.
- Ну что? Пойдем, - спрашиваю я.
- Пойдем, - говорит Майкл. – У меня все равно пленки больше нет. Четыре катушки уже истратил.
Мы прощаемся с Дэвидом, и пока идем к станции метро я думаю о том, что «интифады» в Америке, скорее всего, не получится. Хотя, честно говоря, на эти полтора-два часа, когда мы находились в «центре циклона», я абсолютно выключился из реальности. Я просто забыл, что мы находимся в одном из респектабельнейших районов «столицы мира», я точно знал, что каждую минуту со мной здесь может произойти что угодно. Это были джунгли, маленький островок ненависти, причем кем-то управляемой ненависти, в любой момент способной выйти из-под контроля и смести все, что мы называем цивилизацией. Как же хрупка эта наша цивилизация, на какой же тонкой грани она балансирует, если днем, в самом сердце Нью-Йорка, вы внезапно можете очутиться на узком участке земли, так похожем по духу на другую полосу, на другом конце Земли – на Сектор Газа?