Не посетить ли нам знаменитую лондонскую галерею, не покидая Нью-Йорк

Культура Да-да, такую уникальную возможность – пройтись по залам всемирно известной лондонской галереи Далвич – предоставил нам тоже давным-давно обретший славу международного масштаба наш нью-йоркский музей Фрика, тот самый Frick Collection, который по праву называют музеем шедевров.

И продолжая традицию основателя музея, одного из крупнейших американских промышленников и финансистов, страстного собирателя живописи и скульптуры лучших европейских мастеров Генри Фрика, пополнявшего свою коллекцию только работами истинных гениев, все временные выставки – это тоже, как правило, экспозиции лишь таких произведений искусства, которые могут быть названы шедеврами. Причём, что чрезвычайно важно, музей Фрика демонстрирует не только интереснейшие «сборные» тематические выставки, но и цельные коллекции из именитых отечественных и европейских музеев, галерей и частных собраний.  Сегодня девять гениальных живописных полотен из своей сокровищницы прислала Далвич, старейшая британская художественная галерея, основанная в 1811 году. Размещены ценнейшие эти раритеты в овальном зале и редкой красоты зимнем саду, куда мы с вами и направимся.
Первое полотно, у которого мы, замерев, останавливаемся, не в силах оторвать взгляд от милого грустного девичьего личика, – это рембрандтовская «Девушка у окна». Генри Клэй Фрик за холстами Рембрандта буквально охотился. Добыть удалось лишь два шедевра – это «Польский всадник» из рассеянной по свету коллекции последнего польского короля Станислава II и, что особенно ценно, автопортрет великого художника, глубочайше психологичный, в полной мере исповедальный, самый значительный и впечатляющий из шести десятков его автопортретов, каждый из которых – образец самопознания. Конечно же вы видели эти шедевры в музее так же, как и  портрет торговавшего с Россией купца, приобретенный уже через много лет после смерти Фрика.
Собиратели коллекций, положивших начало галерее Далвич, Дезенфэнс и Буржуа ещё в конце XVIII века сумели найти три картины Рембрандта, а в их числе такой сверхшедевр, как «Девушка у окна». Вот стоит она перед нами, опершись на грубый тёсаный подоконник, теребя дешёвенькие бусы, тяжко задумавшись. И такая бесконечная усталость, такая безнадёжность в тёмных выразительных её глазах, взгляд которых устремлён куда-то вовнутрь...
Гениальность Рембрандта Харменса ван Рейна не только в открытом и воплощённом им в сверхталантливой живописи светотеневом эффекте, но и в потрясающем мастерстве, в тончайшем искусстве передачи чувств и переживаний своих героев. В любом его портрете, в любом сюжетном полотне. И в этом – уникальном – одушевлённом холсте, воспринимаемом не как изображение, а как отражение в оконном стекле живой девушки. Кто она? Служанка? Случайно увиденная в чужом окне замученная жизнью девочка с едва просыпающейся женственностью? Или всё же любимая его, ставшая вскоре невенчанной женой Хендрикье Стоффельс, чьими чертами наделил мастер свою «Девушку», в портрете которой и любование юной её прелестью, и безмерное уважение, и восхищение дарованным ей талантом жертвенности, и сочувствие. Нигде и ни у кого больше не ощущается так остро метафизическая связь между художником и его моделью.
Счастливая случайность: именно тогда, когда завершилась реставрация «английской» столовой семьи Фрик, декорированной лично подобранными хозяином дома четырьмя портретами кисти великого англичанина Томаса Гейнсборо написанных  во весь рост красивейших (и умных!) женщин, явились вместе с другими далвичскими шедеврами и «Сёстры Линли». Гейнсборо писал Элизабет и Мэри, дочерей своего лучшего друга композитора Томаса Линли, с особой любовью и восхищением талантом и очарованием милых девочек. Потому, наверно, картина считается одной из лучших в арсенале Гейнсборо, который писал и друга своего, и его сыновей и дочек многократно.
Вообще это была удивительная семья: все девять детей композитора   были одарёнными музыкантами, недаром их дом прозвали «соловьиным гнездом». Особый след в истории английской музыки и литературы оставила Элизабет, легендарная фигура своего времени. О ней, как о гениальной певице, которую небеса наградили «голосом сладким и сильным, с необычайным диапазоном» (а владела она им виртуозно), как о женщине с судьбой трагической и неровной, создано было немало романов, пьес, а много позже даже фильм. Очень рано была она помолвлена, но помолвку знатный жених расторг из-за того, что певица оказалась скомпрометированной страстно влюбившимся в неё женатым морским офицером. Скандал разразился страшный. Несмотря на бешеный успех на лондонской сцене, на запланированные выступления в Ковент Гарден, Элизабет пришлось бежать во Францию вместе с нежно любившим её юношей. Им был будущий знаменитый драматург Ричард Бринсли Шеридан, автор ряда нашумевших пьес, в том числе «Школы злословия» и «Соперников». Вскоре они поженились, и муж потребовал, чтобы жена оставила сцену. Англия потеряла великую певицу. В Лондоне, в Национальной галерее, я видела портрет миссис Шеридан опять же кисти Гейнсборо. Она божественно прекрасна. Умерла Элизабет рано, так же, как и сестра её Мэри, от туберкулёза. Муж был безутешен.
О каждом из полотен нынешней выставки можно было бы написать повесть – и о дивном пейзаже, нет, скорее жанровой картине Каналетто; и о всем известном библейском сюжете о еврейском богатыре Самсоне и коварной филистимлянке Далиле из Книги Судей, талантливейше показанном Ван Дейком; и об одной из динамичнейших многофигурных «театральных» картин Антуана Ватто... И, разумеется, о на редкость оптимистичной, радостью заряжающей, поэзией и музыкой насыщенной живописной рапсодии великого испанца Эстебана Мурильо, у которого юная цветочница олицетворяет весну.
Весна пришла и в наш город, и в наши сердца. А музей Фрика, в котором полотна всех этих гениев можно увидеть не только в далвичской коллекции, но и в постоянной экспозиции, находится в Манхэттене, на углу 5-й авеню и 70-й улицы (поезд метро 6 до 68 Street).