ТАНЦОВЩИЦА И ПОЭТ • Айседора Дункан и Сергей Есенин: удушающая любовь

История далекая и близкая

В холодный октябрьский вечер, отпустив извозчика, Сергей Есенин вошел в подъезд многоэтажного дома на Большой Садовой. Споткнувшись о выбоину в каменном полу, чертыхнулся. Поднялся по широкой с потемневшими перилами лестнице на последний этаж, толкнул знакомую дверь.
Тотчас же его окатило теплым воздухом с едва уловимым запахом дамских духов, масляных красок и светильников.
Студия художника Георгия Якулова была заполнена гостями, не обращавшими никакого внимания на задвинутые по углам картины, эскизы и статуэтки. Богемная вечеринка достигла апогея. Шум, смех, папиросный дым. Стол заставлен напитками и аппетитной снедью.
Есенин улыбнулся, узнавая знакомые лица, поздоровался хозяином и гостями. К поэту подбежали поклонницы - молодые артистки московских театров, повисли на руках.
С трудом освободившись из женского плена, отшучиваясь, Сергей скинул полушубок, забросил на вешалку едва державшийся на затылке картуз. Подошел к столу, с удовольствием выпил рюмку водки. Подумал, налил вторую.
Есенина обнял за плечи хозяин студии:
- Сережа, мы тебя заждались. Почитай нам свои стихи.
Сергей не стал отнекиваться, сразу согласился. Легкие лиричные строки околдовали гостей:
Ветры, ветры, о снежные ветры,
Заметите прошлую жизнь.
Я хочу быть отроком светлым
Иль цветком с луговой межи...
Я хотел бы под конские храпы
Обниматься с соседним кустом
Подымайте ж вы, лунные лапы,
Мою грусть в небеса ведром.

Поэт прочитал второе стихотворение, третье. Звенящая тишина, вдохновляла Сергея. Он читал хорошо, даже с упоением.
Неожиданно открылась дверь, и в студию в сопровождении приятеля Якулова вошла женщина. Статная отличная фигура, закутанная в длинные шарфы; увядшее, но еще красивое лицо, медь непокорных густых волос.
Якулов поцеловал гостье руки, помог снять меховое манто. Обернулся к гостям:
- Прошу любить и жаловать, мадемуазель Дункан, известная зарубежная танцовщица, покорившая Европу и Америку. Прибыла в Россию открыть свою школу.
Уязвленный Сергей застыл на полуслове. Сразу же Айседору окружили артисты, музыканты, художники.
Якулов поднял руку, призывая к тишине:
- Мы приносим свои извинения поэту. Не обижайся, Сережа, и не злись на нашу гостью. Продолжай читать свои стихи.
Сергей, поколебавшись, дал согласие.
Неслышно пройдя к столу, Айседора села в услужливо придвинутое кресло, пригубила бокал шампанского. С интересом разглядывала поэта. Красив, хорошо сложен, волосы удивительного оттенка спелой ржи. Вслушивалась в волшебную рифму стиха.

 Закружилась листва золотая
 В розоватой воде на пруду,
Словно бабочек легкая стая
С замираньем летит на звезду
Я сегодня влюблен в этот вечер,
Близок сердцу желтеющий дол.
Отрок-ветер по самые плечи
Заголил на березке подол.

Когда Есенин под восторженные рукоплескания завершил чтение, королева танца встала и, не сдержавшись, закричала по-английски:
- Я не понимаю русского поэта, но его стихи звучат как музыка!

* * *
...Она прибыла в холодную застывшую Россию из Парижа. Перед отъездом к ней пришли бывший русский посол Маклаков и Чайковский - глава утвержденного англичанами в 1918 году правительства Северной России. Они долго упрашивали Айседору отказаться от поездки. Утверждали, что ее в варварской России изнасилуют. Чайковский даже встал на колени, призывая прислушаться к их советам. Но Дункан была непреклонна.
На прием к Луначарскому она прибыла одетая во все красное - от платья до туфелек, что не прошло незамеченным. Ее желание организовать школу для одаренных детей получило благосклонное разрешение. Но, увы, открыть школу пришлось на личные средства...

* * *
Обведя царственным взором всех присутствующих в студии и задержав взгляд на Есенине, Айседора внезапно заявила:
- Я хочу танцевать!
И тотчас же гости Якулова прижались к стенам, освобождая место.
Один из музыкантов садится за пианино, вопросительно смотрит на танцовщицу и, услышав: “Интернационал!”, ударяет по клавишам.
Айседора - в бордовом хитоне, на обнаженной руке обмотан и развевается как флаг, красный шарф. Она сбрасывает туфельки, ибо, изумляя зрителей, всегда танцует босиком. Запрокидывает голову и, высоко поднимая колени, кружится по студии. Вначале двигается медленно, скорбно, затем, словно освободившись от пут, стремительно мчится по кругу. Красным шелком знамени развевается шарф. Она завершает танец радостным мощным прыжком.
Зрители одобрительно хлопают.
Усталая Айседора присаживается у стола, равнодушно ловя восторженные взгляды. Но ее глаза ищут приглянувшегося русского поэта.
А Есенин недоволен и цедит сквозь зубы:
- Подумаешь, заморская знаменитость! Эка невидаль: перебирать ногами. Да я могу похлеще!
И начинает посреди студии плясать.
Айседоре переводят сказанное Сергеем. Она резко поднимается со стула. На побледневшем лице - сузившиеся в гневе глаза. Просит музыканта:
- Вальс Шопена, пожалуйста!
И устремляется в танец. Ее потяжелевшее тело становится вдруг невесомым и притягательным. Бронзовые волосы рассыпаны по плечам, обрамляют разрумянившееся лицо. Она словно летит над полом. Пластика и изящество сливаются с чарующей музыкой.
Пианист перехватывает взгляд Дункан и чуть усиливает аккорды. Айседора грациозно заканчивает прекрасный танец и отпускает призрачного партнера. Под рукоплескания москвичей она тяжело опускается на диван, вытягивает ноги.
Есенин в восторге, подбегает к зеркалу и пишет по стеклу найденной на столике помадой: “Люблю Дункан!” Не зная русского языка, Айседора поняла поэта. Царственным жестом руки подзывает Есенина.
Сергей с двумя бокалами шампанского садится у ее ног, тонет в сиреневых глазах.
Танцовщица приподнимается, опираясь на руку, гладит волосы поэта, ласкает кудри:
- Золотая голова!
Всматривается в лицо покоренного мужчины:
- Мой ангел!
Неожиданно маленький алый рот касается его губ...

Не гляди на ее запястья
И с плечей ее льющийся шелк.
Я искал в этой женщине счастья,
А нечаянно гибель нашел.
Я не знал, что любовь - зараза,
Я не знал, что любовь - чума.
Подошла и прищуренным глазом
Хулигана свела с ума.

Они ушли вдвоем в четыре часа утра...

* * *
Любовники поселились на Пречистинке в особняке, предоставленном правительством Айседоре и ее школе. А жить вместе оказалось непросто. Два сильных волевых характера. К тому же клокочущая беспокойная натура Сергея не выносила тихую семейную заводь.
Да и пьяное окружение поэта пыталось его удержать. Напоминая о себе, омрачала их отношения семнадцатилетняя разница в возрасте.
Нередко Сергей складывал свое нехитрое имущества в скромный сверток и уходил к себе на Богословский.
К вечеру появлялась с мокрыми глазами и по-детски припухшими губами Айседора. Она медленно входила в комнату, садилась на пол, обнимала ногу Есенина и, подняв заплаканное лицо, тихо шептала:
- Mon amour!
И все завершалось возвращением Сергея с тем же сверточком в руках.
Дункан признавалась своим московским друзьям, что любит Есенина исступленно, вспышкой последнего чувства. Пылкая увядающая красавица - она растворила себя в молодом дерзком поэте.
Любил ли он Айседору? Только вначале, а затем, как угли от костра, осталась лишь страсть, подпитываемая тщеславием: именно ему принадлежит эта осененная громкой славой женщина!
И мимолетные мгновения ослепительного счастья сменялись бранью и пьянством.
Чтобы поправить пошатнувшиеся финансы и оградить поэта от “прилипал”, Айседора решает уехать с Сергеем за границу. Но там, за рубежом, ей надо было предстать высоконравственной особой.
Теплым солнечным утром в зале Хамовнического совета они сочетались браком. И пожелали взять двойную фамилию: Дункан-Есенин.
Объездили Европу, переплыли океан на роскошном лайнере, побывали в Америке. Заполненные нарядными людьми столицы, разноголосая речь, дорогие гостиницы. Дункан много танцевала, восхищая эстетов. Есенин изредка читал свои стихи перед русской публикой.
Европейские и американские газеты писали о спутнике Айседоры лишь как о безликом муже несравненной танцовщицы. Сергей приходил в бешенство, ссорился с женой. Он, великий поэт, превратился в приложение к этой стареющей даме!
В такие минуты, разъяренный, он кричал Айседоре:
- Выпить хочу! Найди водки!
Он пресытился своей возлюбленной, начал писать оскорбительные стихи. В Берлине сбежал от нее, уединившись во второразрядной гостинице на Уландштрассе.

Излюбили тебя, измызгали -
Невтерпеж.
Что ж ты смотришь так синими брызгами?
Иль в морду хошь?
В огород бы тебя на чучело,
Пугать ворон.
До печенок меня замучила
Со всех сторон.

И Айседора поняла, что пора возвращаться в Россию. Опустошенная, надломленная, она сказала своему секретарю:
- У меня нет более ничего с ним общего.

* * *
Поезд медленно подошел к московскому перрону.
Пошатываясь, пьяный, Есенин вышел из вагона. Одетый набекрень цилиндр, расстегнутый смокинг, в петлице увядшая хризантема.
Когда вернулись на свою квартиру в Пречистинке, Сергей исчез.
Усталая потухшая Айседора решает уехать и отдохнуть в Крыму. Перед отправлением южного экспресса Есенин появился на платформе Казанского вокзала. Он пришел попрощаться. Айседора бросилась к мужу:
- Сережа, уедем вместе. Я и билеты купила заранее. Прошу тебя!
Что-то вроде жалости к когда-то близкой, а сейчас чужой одинокой женщине мелькнуло в глазах Есенина. Сергей усмехнулся, покачал головой:
- Нет, Исидора, я остаюсь. Поезжай одна.
В Ялту пришла телеграмма: “Не пишите Есенину. Вы должны понять, что он к вам не вернется. Галина Бениславская”.
В 1924 году Дункан покинула Россию. Она писала Сергею, он изредка, нехотя, отвечал.
...Через два года Есенин покончил с собой в номере ленинградской гостиницы “Англетер”. В том же номере, где он останавливался с Айседорой.
А еще через два года ушла из жизни великая танцовщица.
Они и погибли одинаково - от удушья. Он повесился в гостиничном номере, она - от собственного шарфа, намотавшегося на колесо тронувшегося автомобиля.

* * *
“Жизнь моя, иль ты приснилась мне?”
Михаил ХАРИТОН