Юрий Каюров: Фигу в кармане не держал никогда

Юрий Иванович Каюров вот уже 35 лет выходит на старейшую московскую сцену - академического Малого театра. В театре с 1967 года, обрел все регалии, имеет полное право называться корифеем. Ролей - не перечесть, многие из его персонажей до сих пор в памяти зрителей. 30 сентября Юрий Каюров отметит свое 75-летие. О его ощущении собственного места в современном театре и жизни - наш разговор, подготовленный специально для читателей «Русского базара».
- Юрий Иванович, 75 - это время подведения итогов или очередная, пусть и достаточно солидная дата?
- Честно говоря, не хотелось бы подводить итоги. Потому что уж если этим займешься, то возникает вопрос: а что же дальше? Вроде бы как ты уже у какой-то финальной черты... А жизнь, она себе идет и, кажется, пока кончаться не собирается.
- Но родной Малый театр к вашему юбилею готов?
- Я, честно говоря, думал, что уж родной-то театр помнит, что артист Каюров родился 30 сентября 1927 года, а значит, грядет солидная дата. Правда, никому об этом не напоминал, полагал, что это само собой разумеется. Думал, может быть, орден какой-нибудь дадут? (Смеется). Оказалось, никто и не помнит. Орден-то никакой мне и не нужен. Важно, чтобы о тебе помнили. Верно ведь? Знаете, Ира, я ненадолго огорчился этим обстоятельством, а потом подумал, ну и что? Ну и ладно, обойдемся без ордена. Помните, как у Твардовского: «Я согласен на медаль». (Смеется).
- Да Бог с ним, с орденом, работы у вас достойной много?
- У меня много было ролей до какого-то момента. Но недавно, вы знаете, нас постигло большое несчастье - умер Виталий Соломин. И с ним вместе ушли такие спектакли, как «Дядя Ваня», «Иванов», где я играл с удовольствием. А теперь остался Карп в «Лесе» да князь Тугоуховский в «Горе от ума».
- Ну и замечательный же у вас князь получился, Юрий Иванович! Публика просто в восторге.
- Я решил там пошутить, побаловаться. Обычно ведь выходят такие солидные князья и начинают что-то рычать. А мой - такой шалунишка. Он же шесть штук княжон наделал и сейчас еще на девушек засматривается.
- А я все о своем: перспективы актерские у вас в театре намечаются?
- Перспективы есть. Но вы, наверное, задаете вопрос с таким подтекстом: хотите ли вы все время играть, рветесь ли к новым и новым ролям?
- В общем-то, да.
- А я бы вам ответил: нет. Столько уже всего сыграно... У меня нет такого ощущения: ах, я еще чего-то не доиграл, о чем-то еще не высказался с этой сцены. Нет такой жажды: ну дайте мне рольку! К слову, давным-давно я состоял в партбюро, а в труппе тогда работала замечательная актриса Дарья Зеркалова. Так вот, она все время хотела играть, а ролей не было. Она меня как-то в коридоре встретила и шепчет: «Юра, вы замолвите обо мне на партбюро словечко». Это было так трогательно, до сих пор помню. А у меня есть две-три роли, и я считаю, что для моего возраста достаточно. А иногда думаю: а не хватит ли, не пора ли на покой? Возраст позволяет. Уеду в свой родной городок Белозерск, что в Вологодской губернии. Там дорогие мне могилы - мамы, дедушки, дядьев и теток. Еще кое-какие родственники живы. Хорошо там - тишина такая, все грядки копают, фрукты-овощи выращивают, этим живут. Но вот, недели две побудешь и думаешь: нет, наверное, мне туда еще рановато.
- Сыграно все, что же держит в этой профессии, если вы говорите, что особой актерской жажды нет?
- А вот что. У меня появилось новое ощущение себя в профессии, в театре вообще. Раньше как было: ты получаешь роль, ты за нее отвечаешь, к ней тщательно готовишься и ощущаешь серьезную ответственность. Это все правильно. Но мне кажется, немного ограничивает твои рамки - и творческие, и человеческие. Потому что эта ответственность немножечко сковывает. Вот вам пример. Когда мы три года назад выпускали «Горе от ума», вдруг заболел Евгений Самойлов, который и должен был играть Тугоуховского. Ко мне обратился наш художественный руководитель Юрий Соломин: «Юра, срочно выручай». Я спрашиваю: Много ли текста? - Да никакого. - Тогда я с удовольствием. И я влетел в спектакль с ходу. А моя импровизация, которая вам так понравилась, отсюда и родилась. Соломин мне еще сказал: «Знаешь что, играй совершенно безответственно». Молодец, что кинул мне такую фразу. В результате я сыграл так, как я чувствую, как мне хочется в этот момент. Я выхожу на сцену с ощущением, что должен принести сюда хорошее настроение. Я в этом ключе существую. Потому и персонаж получается нестандартным. И я, как актер, абсолютно свободен. А твое хорошее настроение передается в зрительный зал.
- Но подобное ощущение, как я понимаю, зародилось у вас не так давно. А как было лет 20 назад, когда вы играли Ленина или в знаменитой брежневской «эпопее» «Целина»?
- Вот этот вопрос действительно кстати, потому что он вытекает из моего предыдущего монолога. Как раз время-то меня и поправило в этом плане. Тогда, конечно же, я думал совсем иначе. Тогда-то и царило упоминавшееся мной чувство глобальной ответственности. Хотя что такое наш спектакль «Целина»? Это ведь чепуха была на самом деле, и шла она час двадцать без антракта. Но туда были брошены лучшие силы. И ведь как все хотели участвовать. Гоголева, Анненков, все корифеи желали произносить реплики, написанные нашим генсеком. Тогда и впрямь все было иначе. Нас смотрели всякие отделы культуры, из ЦК приходили «знатоки» сценического искусства. Безусловно, было чувство ответственности. И оно, я вам честно скажу, мешало существовать свободно и раскованно на сцене. Я восхищался актерами, которые могли это преодолеть, например, Евгением Весником. К тому же я вступил в эту труппу не столь давно, приехав из провинции. А тут такие гиганты работали, мамонты - Жаров, Ильинский, Царев, Бабочкин, Гоголева, Анненков. Они идут по коридорам - мы по стенкам жмемся. Хоть и было мне тогда уже 40 лет, но чувствовал я себя рядом с ними подмастерьем.
- Когда вам было в Малом театре уютнее, спокойнее? Куда он сейчас движется, этот «исторический» театр?
- Вот пьеса у нас сейчас выпускается «На всякого мудреца довольно простоты», так там один персонаж говорит примерно так: нас куда-то ведут и мы куда-то идем, причем ни мы, ни ведущие не знают, куда. Нет, я шучу, конечно, но точного направления движения Малого театра определить не могу. Раньше наши великие и мудрые актеры, бывшие директорами и худруками, имели четко разработанные планы, в том числе и репертуарные. Это очень важно. И режиссеры были какие! Взять хотя бы Бориса Равенских. Его спектакли всегда звучали очень мощно, становились событиями, иные шли не один десяток лет. Вот вы спрашиваете, когда было уютнее, удобнее? Не в этом дело. Сравнивать трудно. Но тогда, в прежние времена, мне здесь было интересно. Сейчас мы сделали, быть может, небольшой шаг назад. Возможно, для того, чтобы вскоре сделать два вперед. Не знаю... Есть какая-то неопределенность. Да и режиссура сейчас не та, не в обиду будь сказано нашим постановщикам. Мы вышли на средний уровень и на нем пока едем или идем.
- По-человечески вписываетесь ли вы в современные жизненные реалии или вам ближе ностальгия по «светлому прошлому»?
- Не скажу, что испытываю острую ностальгию. Просто прошлое - это моя жизнь, которая была прожита именно в ту эпоху, в той системе. Я существовал тогда нормально и никакой фиги в кармане не держал. Я делал свое дело и думал, что работаю на благо государства, для процветания страны. Так и думалось, так и игралось - с ощущением нужности и полезности. Сейчас, конечно, времена другие. Не могу сказать, что я - приверженец старого режима, но я - человек определенных традиций, воспитанный тем обществом, той литературой, пропагандой, которую мы в себя впитали. Когда все изменилось, я это воспринял не то чтобы болезненно, но ощутил некую странность происходящего - как такое могло вдруг случиться? Поэтому я на нынешнюю жизнь до сих пор гляжу как бы со стороны. Я во все это так и не вошел до конца. А «демократию» или «свободу» воспринимаю в кавычках. Потому что свобода предполагает наличие внутреннего цензора. Есть такие понятия, как совесть, разум, честь, скромность, которые нельзя преступить. А в прессе и по телевидению сейчас - полная разнузданность и вседозволенность. Везде стрельба, резьба, кровь, похоть. Если идет реклама, то обязательно нужно показать обнаженные части женского тела, по поводу и без. Части-то эти мне нравятся, но когда их так много, все впечатление теряется. Как у Высоцкого: «Нет, ребята, все не так...» А что и как - я, конечно, этот вопрос не решу. Хотя все эти реформы и нововведения надо, наверное, было продумать более тщательно, все взвесить, разумно к этому отнестись. А так - кинули человека в воду, выплывет - хорошо, нет - так нет. Пока бульканье какое-то раздается.
- Ваш сын Леонид сначала решил продолжить вашу актерскую династию, а потом неожиданно ушел в религию, в церковь. Как вы можете объяснить его поступок с точки зрения «партийного» отца?
- Помню, он еще учился в школе, и я увидел в его тетрадках нарисованные православные крестики. Это, мне кажется, тогда еще в него начало проникать. Леня закончил ВГИК, сниматься в кино начал еще студентом. Потом какое-то время работал во МХАТе, причем играл не кого-нибудь, а Володю Ульянова в спектакле «Путь». Такая вот совершенно неожиданная «династия» у нас складывалась. Но играл он по-своему, очень интересно, резковато. Я ему советовал, что надо бы помягче, но он не соглашался, потому что уже тогда, в двадцать с небольшим лет, имел об этой исторической фигуре свое представление. Он играл и другие роли. А потом вдруг что-то застопорилось. Во время репетиции одного из спектаклей он сказал: я не могу и не хочу произносить этот текст. Наверное, религиозное чувство, которое в нем давно зародилось, вылилось в некий протест против этого действа. Ведь церковь вообще считает театральные представления делом не богоугодным. В общем, в театре он разочаровался. Закончил духовную семинарию и вот уже несколько лет служит Богу. Правда, сменил уже три прихода. Там ведь, знаете, тоже свой театр, свои пригорки-ручейки, тоже все непросто. Хотя он не жалеет.
- А вы?
- А я что? Было бы ему хорошо. Поначалу, конечно, огорчился: ну как же так? Ведь он был очень интересным артистом, его до сих пор многие помнят.
- А на своей кинокарьере вы поставили крест?
- Сейчас кино, что называется, «не мое». Мой поезд ушел. Иногда, правда, принимаю приглашения на роли в каких-то сериалах. А потом думаю: и зачем я это сделал? Фильмы получаются средние, неинтересные, за исключением разве что «Петербургских тайн». Не зарекаюсь, конечно, на будущее. Но, в общем, считаю, что с этим делом уже покончено. Есть пока театр, и слава Богу.