Берта Павловна Француз:Я на год старше Владимира Набокова...

Нас познакомил сын Берты Павловны: профессор, доктор технических наук, один из бывших ведущих научных сотрудников Ленинграда.
- Берта Павловна, откуда у вас такая фамилия?
- Точно неизвестно, но мы с сыном предполагаем, что в России она появилась после войны 1812 года. Возможно, в плен попал французский солдат или офицер и решил остаться в России, завести здесь семью. Так мы с сыном предполагаем, других версий нет.
- По профессии вы – музыкант, выпускница Петроградской консерватории. Это так?[!]
И говорят, даже сдавали экзамены самому Глазунову?
- Нет, во время вступительных экзаменов в консерваторию приемная комиссия располагалась в его кабинете. Я сыграла положенную программу, и Глазунов дал согласие принять меня на первый курс. А потом моим профессором в консерватории был пианист и композитор Кобылянский, может, кто-то из музыкантов его знает.
- Сейчас иногда подходите к роялю?
- К сожалению, моя карьера пианистки окончилась, не начинаясь: я упала, сломала себе руку и переключилась на педагогическую, теоретическую, работу.
- Каких выдающихся пианистов вы слушали в своей жизни, кто ваш кумир?
- Я слышала многих выдающихся пианистов: Клемперера, например. Примечателен такой факт: рядом с классом моего профессора находился класс скрипача, профессора Ауэра, у которого в это время учился впоследствии ставший мировой знаменитостью Яша Хейфец. Мы частенько сталкивались с ним в коридоре консерватории, это было в 1915 году ( !). А Владимира Горовица мне посчастливилось слушать в Харькове, во время Первой мировой войны. В Харьков мы попали из-за того, что занятия в Консерватории прекратились, в Петрограде начались голод, сыпной тиф. Все куда-то подались, мой профессор попал в Харьков, и я туда поехала, продолжала с ним там заниматься.
- Вы были современницей двух мировых войн. Что вам запомнилось больше всего из периода Первой мировой войны?
- В 1914 году, в самом начале Первой мировой войны, мы с мамой оказались в Германии: я окончила школу и она повезла меня на курорт в Висбаден. 1 августа, первый день войны, а мы во вражеском стане! Представляете? Мы перебрались в Берлин, полагая, что оттуда быстрее попадем в Россию. К тому же наши и без того скудные средства стали быстро таять...Самое ужасное впечатление на меня, 16-летнюю школьницу, произвели марширующие по улицам Берлина тысячи немецких солдат. О, эти шаркающие сапоги и орущие глотки:
Jeder Sсhtoss - ein Franzose,
Jeder Schuss - ein Russ!
(Каждый удар – и нет француза,
Каждый выстрел – и нет русского).
Мы увидели незнакомую нам Германию. А до начала войны это была спокойная комфортабельная страна, о которой остались приятные впечатления. Например, в Висбадене, еще до начала войны, мы пошли с мамой на экскурсию в пещеру Лихтвейса. Много лет спустя, когда Вениамин Александрович Каверин писал свою «Открытую книгу», он сказал об этой действительно фантастической пещере как о чем-то придуманном. И я решила написать ему, что была в этой пещере, сообщить кое-какие детали. Но мое письмо, к сожалению, уже не застало писателя в живых.
- А революцию 1917 года помните, Берта Павловна?
- Ну, мы же тогда были студентами, а кто из студентов пропустит возможность тем или другим способом принять участие в революции! У нас был целый штаб, который управлял всеми делами: и Керенского посылал послушать, и в Таврический дворец сбегать и на демонстрацию выйти.
- Керенский был оратор не хуже Ленина, правда?
- Был он замечательно красноречив, слушали его с удовольствием.
- Потом настали мрачные годы: убийство Кирова, большой террор. Как вы все это пережили?
- У моих родителей было шестеро детей: три сына и три дочери. В 30-е годы всех мужчин – и отца и братьев - сажали, правда, ненадолго. Два моих брата погибли уже во время Второй мировой войны...
- Вы рады, что приехали в Америку, не скучаете по родному Ленинграду?
- Я в первый раз в жизни села в самолет, когда мне исполнилось 97 лет! Честно говоря, по родному городу очень скучаю - наш Петербург необычайно красив!
- Я не первый, наверное, журналист, берущий у вас интервью в Америке...
- Моей главной целью по приезде в Америку было изучить эту страну, но не успела я ступить на эту прекрасную землю, как на меня налетели журналисты. И вышло так, что не я стала изучать Америку, а стали изучать меня (смеется).
- Что из прожитой вами жизни вам запомнилось больше всего?
- В начале Второй мировой войны я в качестве воспитателя оказалась в пионерлагере в Литве. Муж и сын находились в Советской Армии. В лагере были дети многих национальностей. Немецкая армия быстро захватывала Литву. И молодой ленинградский коммунист Певзнер Самуил Маркович, возглавлявший этот лагерь, сумел в последний момент вывезти 400 детей! Эшелон уже начали обстреливать немецкие самолеты, но кое-как нам удалось добраться до села Каракулино, что в Удмуртии. Не было теплой одежды, жилья.... И Певзнер все это организовал! А затем детям организовали и школьные занятия.
После войны они разъехались кто куда. Эти ребята теперь уже бабушки и дедушки, но они до сих пор относятся ко мне как к своей матери. Многие из них, особенно живущие в Израиле, меня помнят, звонят и пишут, навещают. Их отношение, более чем 60-летняя искренняя дружба согревают жизнь, не слишком простую в моем возрасте . Ведь я на год старше Владимира Набокова. Мне 108 лет.