ВЫСТРЕЛЫ ИЗ ПРОШЛОГО

Если выстрелить в прошлое из пистолета, оно ответит выстрелом из пушки. Не помню, кто это сказал, но сама жизнь подтверждает правоту этих слов. В большом городе Сан-Франциско жила в маленькой уютной квартирке Лина Ринкель. Это все, что осталось от покойного мужа, который, пережив Холокост, перебрался из Германии в Америку, где всю жизнь проработал сначала официантом, а затем барменом в гостинице. И никто бы никогда не обратил внимания на скромную старушку, страдающую к тому же диабетом и артритом, если бы в один прекрасный день в ее дверь не постучали коротко стриженные ребята в штатском. Нет, не из полиции и даже не из ФБР, а из Министерства юстиции.
Дело в том, что в годы Второй мировой войны Лина Ринкель, вернее Эльфрида Хут, служила в СС и была надзирательницей в женском концлагере Равенсбрюк. Всего-навсего один год. Но за тот год в этом лагере погибло свыше 10 тысяч узниц. Кто - от голода и болезней, а кто - в газовых камерах или в результате бесчеловечных медицинских экспериментов. После разгрома фашистской Германии Эльфрида не вернулась в родной Лейпциг, а вышла замуж за немецкого еврея Фреда Вильяма Ринкеля. В 1959 году подала вместе с ним прошение на американскую визу, умолчав, ясное дело, о своем прошлом. И вот спустя 47 лет ее депортировали в Германию.
Об этой истории недавно рассказала газета “The Los Angeles Times”, не забыв упомянуть еще об одной детали: на надгробии, установленном на еврейском кладбище, рядом с фамилией мужа выбито и ее имя.
А мне вспомнилась другая подобная история почти тридцатилетней давности. История Антонины Макаровой-Гинзбург, лично уничтожившей полторы тысячи людей.
Тонька-пулеметчица, как ее тогда называли, участвовала в экзекуциях с 1941 по 1943 годы. Расстреливала всех подряд - детей, женщин, стариков. Мучили ли ее угрызения совести? Нет, для нее это была просто работа. “Какая чушь, что те, кого убиваешь, приходят по ночам в кошмарах, - говорила она следователю через 35 лет после последнего расстрела. - Мне до сих пор не приснился ни один”.
Это уголовное дело хранится в недрах спецхрана ФСБ. Доступ к нему крайне ограничен. Да и сам суд, а он взбудоражил в 1978 году всю страну, покрыт завесой тайны. Он шел при закрытых дверях, и даже мужу вход был строго запрещен. Помню, как роптали знакомые, строя самые невероятные версии: от попытки угона самолета в Израиль до задуманного властями показательного антисемитского процесса, чтобы остановить еврейскую эмиграцию. И в самом деле, Антонина Макаровна Гинзбург была уважаемым человеком в небольшом белорусском городке Лепель - фронтовичка, ветеран труда, примерная мать двоих взрослых дочерей. Фамилия еврейская, но это по мужу, тоже фронтовику и орденоносцу, а так русская – от макушки до пяток.
На нее равнялись, с нее брали пример. Еще бы, прошагала медсестрой от Москвы до Кенигсберга. Ее наперебой приглашали в школы, где она говорила, что самое главное на войне - не бояться смотреть смерти в лицо. Она действительно знала об этом лучше других. И лгала следователю, что никто не снится ей в ночных кошмарах. Снилась еврейская девушка Сара, ее ровесница, которая бросила в лицо, как плюнула: “Мы с тобой еще встретимся на небесах, и ты проклянешь день, когда родилась”.
О Тоньке-москвичке, или Тоньке-пулеметчице, ходили легенды. Сначала она «специализировалась» на евреях, а когда их почти поголовно выбили, занялась «партизанами». О ее зверствах в деревне Локоть, что под Брянском, старики до сих пор вспоминают с ужасом. Тоньку искали всюду. В следственном отделе КГБ ее дело хранили в особой папке. Но выйти на след не удавалось. Говорят, помог случай. Кто-то из выживших после расстрела совершенно случайно увидел на лавочке в сквере молоденькую женщину, как две капли воды похожую на Тоньку. На следующий день она пришла туда снова. Это была дочка Антонины Макаровой.
Но отставной майор Петр Головачев, занимавшийся ее розыском, приводит другую, более правдоподобную, на мой взгляд, версию. Следователи проверили всех москвичек по имени Антонина Макарова, подходивших по возрасту. Затем расширили этот круг на всю страну. Всего набралось около 250 человек. Но настоящая Тонька-пулеметчица как в воду канула. Ей просто безумно повезло. Искать нужно было не Макаровых, а Парфеновых. Это ее настоящая фамилия. Деревенская учительница записала в первом классе ее отчество как фамилию. Поэтому и не удавалось никак выйти на родственников.
А в 1976 году некий московский инженер по фамилии Парфенов должен был ехать в заграничную командировку. Заполняя анкету, он перечислил имена и фамилии всех своих родных и близких, в том числе Антонину Макаровну Макарову, по мужу Гинзбург, проживающую в Белоруссии. Инженера пригласили в ОВИР якобы для уточнения данных, где его ждали сотрудники КГБ. Так появилась новая ниточка. За Антониной Гинзбург установили негласное наблюдение. И одного за другим привозили в Лепель тех, кто видел и знал Тоньку-пулеметчицу. В том числе ее бывшего любовника-полицая. Он узнал ее по приметной складке на лбу.
Конечно же, она все помнила. И рассказывала о своих преступлениях спокойно и обстоятельно, словно речь шла о каком-то производственном проекте. “Все приговоренные к смерти были для меня одинаковы, - говорила она на первом допросе в июне 1978 года. - Менялось только их количество. Обычно мне приказывали расстрелять группу из 27 человек - столько вмещала в себя одна камера. В полукилометре от тюрьмы рылась яма. Там я и расстреливала. Косила из пулемета, пока все замертво не падали. У нас это называлось “сводить в крапиву”.
Это цитата из “Известий”. После перестройки писать на такие темы было модно: народ изголодался по правде. И журналисты наперегонки бросились заполнять белые пятна истории. Естественно, пытались понять, что превратило советскую комсомолку и патриотку Тоню в бездушного и не знающего пощады зверя. Сделать это было нетрудно: поскольку советская власть скончалась, то она и виновата, ибо бросила наивную 19-летнюю девушку-санитарку в самое пекло войны. Тонька и в самом деле попала в знаменитый “вяземский котел”, где за какую-то неделю Красная армия потеряла больше миллиона человек, а еще полмиллиона попало в плен. Выходила из окружения она с неким Николаем Федчуком, став его гражданской женой. Но когда они добрались до его родного села Красный Колодец, он ее бросил. И это якобы превратило почти лишившуюся рассудка Тоньку в мстительницу.
Объяснение, на мой взгляд, явно не выдерживает критики. Ведь она убивала и детей, и женщин, и стариков. Они-то чем провинились? “Я думала, что война все спишет, - призналась она на одном из допросов. - Это была работа, за которую мне платили. И еще разрешали брать вещи расстрелянных. Мне очень понравилась розовая кофточка одной еврейки. Но она была вся заляпана кровью, и я ее не взяла – боялась, что не отмою”. Она пришла к полицаям добровольно. Сначала они ее просто “любили”. Ей этого было мало, и она попросила пулемет – как у Анки-пулеметчицы из кинофильма “Чапаев”. И стала стрелять. По живым людям.
Немцы оценивали ее усердие в 30 марок за экзекуцию. Недоплаченную валюту Антонина получала другим способом. По вечерам она наряжалась и отправлялась на танцы в немецкий клуб. Там меняла партнеров как перчатки. А утром расстреливала очередную партию. Именно образ жизни ночной бабочки спас ее от возмездия. Буквально накануне прихода советских войск у нее и еще нескольких местных проституток обнаружилась венерическая болезнь. Немцы отправили всех их на лечение в госпиталь. Оттуда она бежала, примкнула к какой-то воинской части – санитарки были нужны везде. С будущим мужем Виктором Гинзбургом познакомилась в госпитале под Кенигсбергом. Он в нее влюбился сразу, и они расписались буквально через несколько дней.
Ему не сказали об истинной причине ареста жены. И, думаю, правильно сделали: он бы, наверное, этого не перенес. Думал, что посадили за растрату. Забрасывал жалобами различные учреждения, грозил написать в ООН. И никак не мог понять, почему ему не разрешают свиданий и почему Антонина не отвечает на письма. Она никому не написала ни строчки: ни мужу, ни детям. И ни разу ни в чем не раскаялась. “Нельзя постоянно бояться, - сказала она следователю. - Первые десять лет ждала стука в дверь, а потом успокоилась. Нет таких грехов, чтобы всю жизнь человека мучили”. И тут же спросила: “Сколько мне дадут? Года три условно? За что больше-то?“
Ее расстреляли 11 августа 1978 года почти сразу после вынесения смертного приговора. Пожалуй, это было единственное дело в Советском Союзе, в котором в качестве военного преступника фигурировала женщина. Когда Виктору Гинзбургу наконец сказали правду, он поседел за одну ночь. И никаких жалоб больше не писал.
Я не знаю, как сложилась его дальнейшая судьба, но мой одноклассник Сема Лившиц как-то написал, что дочери Тоньки-пулеметчицы живут с семьями в Израиле.
«...Прошлое - чужая страна, там все по-другому», - писал английский романист Лесли Хартли. Не хочется, чтобы оно стало будущим, с которым мы разминулись.
Тони ФИШМАН