Не распевать эту песню - песню нашей студенческой молодости - было трудно даже при отсутствии слуха - так она подхватывала и заводила, особенно под милую никитинскую музыку. Вот и выдавали - поодиночке и хором, у накрытого стола и у костров: «Когда мы были молоды-ы-е...» И все там было про нас, а грустная концовка не воспринималась, как бы откладываясь в пассивный запас памяти за ненадобностью: кто это там «уснет навеки», когда оно будет и будет ли вообще... А потом наступало «потом» - и привычные строки уже не опьяняли радостью - болезненно поражали на спуске с вершины: какими же мы были непроходимыми идиотами, как разбазаривали бесценную, но строжайше отмеренную неощутимую субстанцию - время. «Не дрожать над каждым днем, вот уж этого - навалом...» - все, кончился сладостный обман и неисчерпаемый запас, и удел нынешний - становиться скрягами, трястись и считать не сколько впереди, а сколько осталось.
А если ты узнаешь, что осталось всего ничего, когда тебе двадцать девять?
Этот фильм, снятый американскими режиссерами Стивеном Ашером и Джин Джордан, носит несколько загадочное название «Так много, так быстро...» («So much, So fast»), но зритель, еще не знающий, о чем лента, уже ощущает безотчетную тревогу: что-то желанное должно уйти, исчезнуть.
Стивен Хейвуд, видный молодой человек, заводной и веселый, с умными руками и унаследованной от отца умной инженерной головой, занимается перестройкой домов недалеко от Бостона. Не брезгуя инструментом и физической работой, он лично вымеряет какую-то стенку, что-то подгоняет - и вдруг чувствует, что руки как будто плохо слушаются... Поставленный диагноз означал приговор: болезнь Луи Герига, отмирание нервных клеток, отвечающих за способность двигаться. Перспектива прожить - от двух до пяти лет с постепенным превращением в обездвиженную мышечную массу, полностью зависящую от других.
Что делает Стивен, узнавший о своей болезни? Женится на белокурой Венди - живой, смешливой и абсолютно точно знающей, что у ее избранника впереди. А дальше? Дальше ему покупают дорогущую моторизированную коляску - и слава Богу, страховая компания не устраивает ада, оплачивает ее бешеную стоимость. Еще дальше? У молодых рождается Алекс - умнейшее здоровое существо, без претензий глядящее на мир спокойными темными глазами (супруги во всепобеждающей страсти своей не были безумными: они загодя узнали, что та форма болезни, которой поражен Стивен, не наследуется).
А потом - хуже, симптомы недуга усугубляются. И Джеми, старший брат больного, не имеющий никакого медицинского образования, бросает работу и учреждает самостийную научную лабораторию по выработке лекарства - может, и не спасительного, но могущего продлить жизнь Стива и уменьшить его страдания. Через два года эта лаборатория из трех сотрудников, партизанскими методами учрежденная в подвале, превращается в многомиллионное предприятие, в котором ведутся серьезнейшие разработки, которое закупает мышей целыми колониями в жертву упрямой науке - и крупные фармацевтические компании уже начинают вяло, но все же интересоваться, что там за ученые такие и чего наоткрывали...
Увы, счастливый конец можно придумать, но реальность жестче. Мыши мрут, чуда все нет и нет, врачи разводят руками. И все же что-то такое витает над семьей, идущей через бурелом физического несчастья, какой-то ангел-хранитель описывает над нею невидимые круги: новорожденный Алекс лежит на коленях у отца тихо, на руки не просится - а потом, став побольше, абсолютно мирно сидит в коляске, не крутясь, не пытаясь встать. И когда спустя пять лет после того, как был поставлен диагноз, режиссеры фильма спросили перед камерой у Стивена, что он хотел бы поменять в своей жизни за эти годы, если бы мог, он ответил (слова разобрать еще было возможно, но артикуляция стала уже не вполне четкой): «Заснял бы на пленку больше секса...» Это черный юмор с проблесками искристого сарказма и неизбывной самоиронии пронизывает весь фильм: о своей сексуальной жизни они ведут с экрана и насмешливые диалоги, и откровенные монологи - хохотушка Венди и ее обожаемый муж, оба прекрасно понимающие, что совсем скоро о супружеских радостях им останется лишь вспоминать. «Я вполне могу написать книгу «Сексуальные позы при болезни Луи Герига!» - вызывается веселая жена. «Я бы хотел, чтобы невидимый третий немножко помогал мне в нашей спальне!» - со смущенной улыбкой, но без тени униженности признается Стив.
Режиссеры Стивен Ашер и Джин Джордан проработали в тандеме уже более двадцати лет. Плод их первого опыта - документальный фильм «Беспокойный Ручей: вестерн Среднего Запада» завоевал Гран-при и приз зрительских симпатий на престижном кинофестивале «Сандэнс» в Канаде. Они вместе снимали кинопортреты многих артистов, за что удостоились престижной премии «Эмми». Сегодня Джин - продюсер телесериала «Postcards from Buster” на канале PBS. Для PBS Ашер снимал многочисленные коммерческие ролики и вполне серьезные драмы. Он же - автор бестселлера «Записная книжка режиссера».
Фильм «Беспокойный Ручей» рассказывал о семье самой Джин, о попытке родителей спасти свою ферму от бедствий, обрушенных на небольшое хозяйство нестабильной американской экономикой. По несчастному стечению обстоятельств фильм «So much, So fast” явился продолжением первой истории: у матери Джин, Мэри Джейн Джордан, снимавшейся в «Беспокойном Ручье», была диагностирована та самая болезнь Луи Герига. Надежд на излечение или хотя бы поддержание больной в терпимом состоянии не было никаких. В фильме о семье Хейвудов показывается ее могила.
Что могла делать Джин? Плакать - и снимать кино. В 2000 году она и Стивен прочли в журнале «Нью-Йоркер» статью лауреата Пулитцеровской премии Джона Вайнера о семье Хейвудов (позже Джон издаст книгу «Сторож брату своему»). Созвониться с героями статьи и договориться о первой встрече было для Ашера и Джордан делом одного дня.
...Событий в жизни героев много, режиссеры торопятся заснять как можно больше, иногда им приходится просто переходить на экономный язык пересказа текущих событий. Таких, например: спустя десять лет после заключения брака жена Джеми Мелинда, знойная танцовщица и потрясающий «фандрейзер», собравшая на научные разработки Джеми немало денег, бросила супруга. В кадре Джеми говорит с ней по телефону, его голос становится все более накаленным - наконец, он с размаху швыряет трубку и возвращается к делам своей науки. И все. Никаких оценок случившемуся создатели фильма не дают, ни с какой «активной жизненной позицией» не выступают. Подразумевается, что Мелинда, жена здорового и когда-то любимого мужа, ушла от него по какой-то конкретной, ей известной причине. А Венди не собирается никуда уходить - и тоже знает почему. Мотор, камера - действие продолжается.
...Это снято безумно пронзительно - и в каждом эпизоде, самом простом, абсолютно лишенном голливудской остроты (сидят, например, люди, обсуждают текущие планы работы или летят за окном к черной воде лохматые сырые снежинки, а камера переходит на Стива, дремлющего в своей постели) - в каждом кадре бьется сумасшедшая жизнь. Ее ощущаешь почти физически: вот сменились декорации - и еще капля вытекла из слабеющего сосуда больного тела, но человек жив, вот пришла осень, поменяли на экране цвет листья - и еще невнятней стала речь парализованного, но он продолжает говорить и наблюдать за окружающим, не плача, не изводя близких капризами, которых у пациентов бывает предостаточно... А одержимый брат Джеми торопится: он поставил себе целью жизни найти лекарство - и продолжает его искать со своими отнюдь не сумасшедшими, вполне образованными сподвижниками. Малая доля сумасшедшинки в них, конечно, есть: после того как у компании кончаются деньги, народ со смехом соглашается на грошовые символические заработки - и дело продолжается. А там, глядишь, еще сотня, еще тысяча мышиных душ отправится на небо из партизанской лаборатории - и будет найдена разгадка недуга, и в один из дней он, дай-то бог, окажется побежден. Когда? Ну, на небесах записано когда.
Заходя в блокбастер на исходе очередной сумасшедшей недели, такой ли фильм вы захотите взять? С точки зрения «стори», это, пожалуй, неплохо, но для успокоения гудящих нервов явно не находка: в круговерти собственных забот обычный, не занимающийся киноведением или медициной зритель вряд ли рассчитывает смотреть «документалку» про чужую неизлечимую болезнь. Но это ведь и не история болезни...
Пожалуй, один из самых мощных аспектов кинодокументалистики - возможность заснять ход времени, показать, как оно безжалостно, неостановимо и как дорого стоит, а также как много, невероятно много значит каждый, даже кажущийся совершенно пустяковым момент бытия. Просто мы, люди, глупы и пропускаем старые истины мимо ушей, глаз, сознания: тем, что имеем, надлежит дорожить.
У режиссеров вряд ли была морализаторская цель, но после просмотра этой ленты хоть часть из нас, я уверена, задумается о простейшем и так не постигнутом до конца: дорожить надо жизнью, не транжирить на постыдные пустяки, на суету, на идиотские эксперименты над душами близких.
Вот лежит на животе четырехлетний пацан, смотрит телевизор, подпирает руками круглые щеки, болтает в воздухе босой пяткой, а из кресла за ним наблюдает Стив - уже совершенно не способный двигаться, но еще могущий самостоятельно дышать и сглатывать. И запоминать. И сын тоже будет помнить, как папа смотрел из угла, из кресла - как он, отец, был. И как неистовствовал дядя, стараясь его спасти, ни дня и ни часа не отдавая ничему, что отвлекало бы его от главного дела жизни. И какое тепло и добро царило в их доме, насколько невероятным там было услышать грубое слово или крик. Почему же, почти истерически спросим мы, здоровые люди так собачатся, почему не дают друг другу жить? Отчего тратят золотые дни на набивание домов барахлом, на грызню и сплетни, почему не радуются ежеминутно тому, что живы, здоровы? Впрочем, оставим риторические вопросы.
Фильм кончается на полутоне, полуноте: Стив уже подключен к респиратору, его лицо почти бессмысленно, но он еще с близкими. Венди сидит возле его кровати - она не разучилась улыбаться. Неистовый Джеми уговорил, кажется, какие-то фармацевтические компании взять его разработки на вооружение. Возьмут или нет - вопрос в Америке не из легких: немедленной выгоды, сокрушительного финансового успеха данное предприятие не сулит. Заключительные титры.
Это удивительно: за восемьдесят семь минут - так быстро! - перед зрителем проходит не просто семейная история - открывается Вселенная. Так много...
Премьера фильма “So much, So fast” состоится в Нью-Йорке 11 октября.