беззаконная кометаТОСТ В ЧЕСТЬ ДИАНЫ ВИШНЕВОЙ

13 июля балерине ДИАНЕ ВИШНЕВОЙ исполнилось тридцать лет. Сегодня Вишнева не просто международная звезда, но (по моему убеждению) ей нет равных в мировом балете, во всяком случае - среди танцовщиц ее поколения. Сейчас она достигла того возраста, когда начинается подлинный расцвет творческой личности на сцене.
Диана родилась в семье, принадлежавшей к научной интеллигенции: ее родители, Гузаль и Виктор Вишневы, - химики. Старшая сестра Оксана - переводчик, живет и работает с мужем в Австралии.
Мама хотела, чтобы ее дочь танцевала. Она привела Диану в ленинградское Хореографическое училище (теперь - Академия русского балета им.А.Я.Вагановой). Девочку в школу не взяли... Но судьба Вишневой была предопределена свыше. На ее пути постоянно встречались люди, наделенные особым взглядом на искусство. Прежде всего - это Людмила Ковалева, педагог школы (в прошлом -танцовщица Кировского балета) , которая не согласилась с решением приемной комиссии, начала заниматься с девочкой частным образом, подготовила ее к новому поступлению в школу, где Диана продолжала учиться в классе Ковалевой. Ковалева стала как бы ее «крестной мамой» в балете, репетируя с ней роли и тогда, когда Вишнева стала балериной. Затем на ученицу обратили внимание три человека, занимающих особое место в русском балетном искусстве: уникальный русский танцовщик, хореограф, Никита Долгушин поставил ученице пятого класса Вишневой и ученику из Канады дуэт из «Ромео и Джульетты»; художественный руководитель Академии, покойный Игорь Бельский (в прошлом - выдающийся характерный танцовщик Кировского театра и хореограф-новатор) не только сочинил для Дианы сольный номер, но и поддерживал маленькую ученицу и ее педагога во всех их творческих начинаниях. И, наконец, Олег Виноградов - художественный руководитель балетной труппы Мариинского театра. Виноградов, как и Бельский, обладал безошибочным чутьем: умением угадать талант в начинающих артистах. Он дал Диане танцевать ведущие роли в репертуаре театра еще до того, как девочка закончила школу. Приехав в Канаду на фестиваль семнадцатилетней начинающей танцовщицей, Диана (волей той же судьбы) заменила заболевшую балерину в дуэте с Владимиром Малаховым, уже тогда международной звездой балета. Это была встреча «двух половинок», двух артистов, предназначенных друг для друга на балетной сцене.
И, конечно, ее всегда поддерживали родители.
Первое международное признание пришло к Вишневой в 1994 году, когда ей присудили «Гран при» на престижном конкурсе для учеников балетных школ в Лозанне. Затем ее приняли стажеркой в балет Мариинского театра.
В 1996 году ей присуждена международная премия - «Божественная» - как лучшей танцовщице России. Премия была учреждена русско-американским театральным агентством «Ардани Артист». С тех пор председатель агентства Сергей Данилян работает с Вишневой над различными театральными проектами и является ее американским импресарио.
Международные премии (например, приз «Лучшая балерина года» европейского журнала «Данс Мэгазин», «Гран при» на конкурсе «Бенуа де ла Данс»), как и русские («Золотой софит», «Золотая маска» ), следовали одна за другой. Но это не означает, что жизнь балерины легка. Для этого Вишнева слишком яркая, слишком творчески самостоятельная, слишком красивая... В ней все с избытком. Она все время ищет свой путь, а он для таких «беззаконных комет» в сложном театральном мире не может быть легким... Препятствий на ее пути хватает. Судьба помогла Вишневой на этот путь встать, но идти ей приходится самостоятельно... Но сегодня - день ее рождения, будем говорить только о счастливых событиях в ее жизни.
Балерина танцует во многих театрах мира. Уже второй год она выступает в Нью-Йорке как приглашенный гость с лучшей американской труппой - Американским балетным театром, завоевывая все больше признание и любовь не только зрителей, но и критиков самых разных убеждений.
Вишнева - настоящая балерина ХХI века, в ее стиле исполнения нашли гармоничное сочетание “век нынешний и век минувший”. Вишнева не только блестящая танцовщица, но и обладает редким актерским талантом, глубоким и многоплановым, ярким сценическим темпераментом, не менее редким даром тончайших нюансировок и живой актерской фантазией. Фантазия - этот «вечный двигатель» актрисы - ведет ее от роли к роли, не давая повторяться. «Прошлый спектакль умер, его больше нет», - говорит она. Поэтому сколько бы раз ни танцевала она одну и ту же партию, каждый спектакль - премьера. И в каждой роли - полное самосожжение... Такая жизнь в искусстве не может быть легкой...
На моем долгом веку театрального зрителя мне выпала удача увидеть на сцене действительно великих танцовщиков и даже быть свидетельницей их творческого пути от самого начала. Среди них - Диана Вишнева.
10 июля Вишнева станцевала последний балет в этом нью-йоркском сезоне - «Ромео и Джульетту» - и в последние дни перед отъездом успела дать мне интервью специально для читателей «Русского базара».

Н.А.: Каким образом ты попала в Мариинский театр? Кто тебя пригласил?
Д.В. Все началось с конкурса в Лозанне в 1994 году, когда я еще училась в Академии балета. Тогда и произошло мое «боевое крещение»: Игорь Дмитриевич Бельский поставил мне для конкурса номер «Кармен». После конкурса Виноградов взял меня в стажеры в труппу театра, когда еще я училась в Академии. Он верил, что я буду балериной. И вдруг, когда я училась в последнем классе Академии, Виноградов мне говорит: «Приготовьте Китри в «Дон-Кихоте».
Н.А.:Сколько тебе было лет?
Д.В.: Семнадцать. Это было так неожиданно. До спектакля оставалось полтора месяца. И каждый здравомыслящий человек в школе сказал: это нереально! Но Виноградов сказал: «Попробуйте!». И он так это сказал, как будто само собой разумеется: все получится. А после спектакля он мне говорил: «Ну и шуму Вы наделали!»
Н.А.:То есть с самого начала была «не как все»?
Д.В.: С этого выступления все и началось. Но я не мечтала о роли Китри. Вообще-то я уже видела западные кассеты и мне хотелось танцевать что-нибудь совсем новое.
Н.А.: А в репертуаре театра?
Д.В.: Мне хотелось танцевать Аврору в «Спящей красавице». Еще в пятом классе школы Бельский предложил: «Возьмите четверку кавалеров, учите адажио и выход Авроры». Мальчики в этом классе еще не умели танцевать дуэт. То есть меня всегда как-то вели вперед. А тут я еще увидела кассету: Сильви Гилем танцует «Па-де-де» Обера. Меня Гилем поразила! Я обратилась к Бельскому за разрешением станцевать это па-де-де, а он мне сказал: «Ну, ты обалдела совсем!» (Это трудное па-де-де, которое танцуют мировые звезды. - Н.А.). Но разрешил. А я всегда и хотела танцевать то, что меня поражало, и то, что было трудно.
Н.А.: А когда Виноградов пригласил тебя на роль Золушки в его балете?
Д.В.: Я танцевала один раз премьеру в Корее, а затем я должна была танцевать Золушку на гастролях театра в МЕТ в 1995 году. Но перед этим я сдавала госэкзамены, заканчивала Академию. И это была большая нагрузка. У меня нога заболела. И я не смогла танцевать в Америке. Но эти гастроли были как раз переломным моментом в театре. После них пришел новый руководитель, Махар Вазиев. И я оказалась в таком странном положении... вроде бы все замечательно, но вроде бы ничего и не было. Я еще осталась и без педагога. Виноградов Ковалеву в театр приглашал, а при новом директоре этого приглашения как будто бы и не было. И я сама подошла к Ольге Ченчиковой и попросила ее со мной репетировать.
Н.А.: Как же складывались отношения с Вазиевым?
Д.В.: Вазиев всегда относится ко мне с пониманием, он видит, что я знаю, чего я хочу. Я сразу стала готовить ведущий репертуар. Никогда, естественно, не стояла в кордебалете. Я станцевала то, что я хотела, к чему меня тянуло.
Н.А.: Почему же ты сначала станцевала «Лебединое озеро» в других странах, а только в прошлом сезоне - в Мариинском театре?
Д.В.: Когда я уже стала ездить на частные гастроли в Берлин, Володя Малахов пригласил меня выступить с ним в «Лебедином озере». Я даже обрадовалась, что можно сначала станцевать Одетту/Одиллию в другом театре, а потом уже - в Мариинском. Потом я танцевала этот балет в других театрах, в прошлом сезоне - с Американским балетным театром. После этого уже Валерий Гергиев предложил мне выступить в «Лебедином озере» на открытии сезона в Мариинском.
Н.А.: Легко было танцевать в своем театре?
Д.В.: Нет, мне было трудно, но труппа мне помогала, они ко мне замечательно относятся. Потому что когда на сцене балерина, они сами от этого «заводятся», от этого повышается настроение всего спектакля.
Н.А.: Но, говорят, никто после «Лебединого озера» не пришел тебя поздравить?
Д.В.: Действительно, никто ко мне не подошел кроме Ульяны Лопаткиной. Кордебалет был в шоке, все об этом только и говорили. У нас не все знают, что такое театральная этика.
Н.А.: Мариинский театр! Там все, что выходит за рамки их стандартов, для них не существует.
Д.В.: Но я не могу быть стандартной балериной, ну, не могу, у меня не тот склад ума, не то тело, не то понимание, не то мировоззрение, если все получилось ровненько и хорошо - мне неинтересно. Так было и в детстве, и в школе: все ровно в классе сидят, а я - по-другому, все ровно руку поднимают, а я - тяну. Иначе я не могу. И мой педагог всегда меня в этом поддерживала. А танец для меня - это определенное жизненное ощущение и восприятие жизни.
Н.А.: Каким образом ты начала работать на Западе?
Д.В.: Я много ездила на гала-концерты. В Канаде (организаторы - Надя Веселова и Соломон Тенсер. - Н.А.), куда посылал нас Виноградов, я встретилась с Володей Малаховым. Мы танцевали «Видение розы». И у нас сразу возникло на сцене притяжение, и мы его почувствовали, и зрители. Хотелось и дальше танцевать вместе. Но мне никогда не хотелось уезжать из театра. Помимо текущего репертуара, у нас много стало появляться западных постановок, мне это было интересно. Здесь это все давно виденное, но для нас балеты Баланчина, Ролана Пету, МакМиллана, Форсайта стали открытием.
Н.А.: Теперь ты станцевала «Лебединое озеро» во многих странах мира. Это трудно - вот так менять редакции?
Д.В.: Трудно, как только ты начинаешь понимать, что нужно делать в этой редакции, на что больше обращать внимание, - спектакль прошел, и ты едешь танцевать следующую редакцию. В каждой редакции разный стиль, ты его должен нащупать.
Д.В.: Какую редакцию «Лебединого озера» тебе больше нравится танцевать?
Д.В.: Мне очень комфортно в балетах Патриса Барта и Юрия Николаевича Григоровича. Особенно последний акт важен, где есть красивое адажио. У нас в Мариинском театре, к сожалению, этого нет. У нас эти партии танцуют как исполнение определенных поз, канонов. В нашем спектакле целостности роли не получается, не хватает материала для этого. Нашу редакцию, мне кажется, надо уже пересматривать. Пусть американская редакция очень далека от совершенства, все равно ее интереснее танцевать.
Н.А.: Ты так эмоционально станцевала в Нью-Йорке Жизель, Манон, Джульету. Как ты готовишься, как входишь в образ?
Д.В.: Это происходит годами. Это не значит, что я перед этим спектаклем специально не готовлюсь или не настраиваюсь. Но в голове у меня определенный компьютер, там все откладывается от спектакля к спектаклю, от всех «чуть-чуть», от всех редакций, от окружения. Я работаю с огромным количеством людей, и все они мне что-то дают.
Н.А.:Так когда же ты начинаешь входить в роль?
Д.В.:Вхожу постепенно. Другое дело, что я всегда боюсь, я всегда думаю: как это будет сегодня? Как я сегодня выведу свою роль из того огромного багажа, который у меня есть? Главное, чтобы это было мое, моя реальность нереальности, чтобы я смогла передать и то время, которое в спектакле, и ощущение пластики. Я очень люблю смотреть, как танцуют другие, я при этом вижу себя, у меня перед глазами сразу встают картины: здесь надо встать так...здесь иначе...и когда я на сцене - у меня очень много экспромта, но он тоже возникает в результате того, что я нарепетировала, словом, из калейдоскопа. Иногда мне достаточно одного слова репетитора, и мне становится понятно, что надо добавить, что надо убрать.
Н.А.: Возвращаясь опять к той первой «Жизели», которую ты станцевала с Малаховым... Вот ты вышла на сцену, и возникает ли сразу импульс...Или спектакль собирается постепенно?
Д.В.: Постепенно. Другое дело, что во время спектакля вдруг кажется: что-то не складывается. Иногда это обманчивые ощущения , иногда случается какая-нибудь мелочь, которая сбивает тебя. Например, так было перед началом адажио Одиллии и Принца в «Лебедином озере». Я обычно выхожу более сдержанно. А здесь я вышла улыбаясь, потому что произошел такой казус. Мы с Хосе Кареньо перед выходом, как полагается, пожелали друг другу удачи и поцеловались, я к нему поворачиваюсь - а у него мои красные губы отпечатались во всю щеку! И уже музыка, надо выходить, а я стараюсь стереть помаду и смеюсь, но так и вышла смеясь. На сцене всякое может случиться. В нашей профессии надо быть сильным и выносливым, это не волшебная сказка, как многие думают.
Н.А.: Итак, когда же складывается спектакль?
Д.В.: В процессе репетиции. Многое зависит от партнера. Очень важно выстроить контакт с партнером, иногда это очень трудно. Мне очень важно, что делает партнер, надо знать его пластику, как он реагирует на какие-то моменты, которые мне важны. Если не так, как я привыкла, мне самой надо что-то менять.
Н.А.: С какими партнерами ты любишь танцевать?
Д.В.: Конечно, прежде всго с Малаховым, в Мариинке - с Андрианом Фадеевым, Андреем Меркурьевым, Игорем Колбом.
Окончание на стр. 63
Начало на стр. 60

Н.А.:А как проходило партнерство с Рузиматовым?
Д.В.: С Фарухом безумно тяжело было танцевать, безумно тяжело было репетировать, всегда все на таком стрессе... но на сцене все складывалось хорошо. Всегда возникал контакт, такое было партнерство, как будто танцуем на последнем пределе душевного напряжения...
Н.А.: А в Нью-Йорке с кем бы ты хотела танцевать?
Д.В.: У меня здесь много разных партнеров, но я еще слишком недолго здесь танцую, еще не было такого дуэта, чтобы я сказала: вот он!
Н.А.: А как ты выходишь из роли после спектакля, после такого напряжения...
Д.В.: Ну, не спишь потом ночь, конечно, от возбуждения. А на второй или третий день, особенно когда такая большая нагрузка, наступает не то чтобы опустошение, но начинаешь думать, что все так было ужасно, все так было не то, хочется все поменять, что сделала. Ты до спектакля как будто все решила, а после спектакля начинаешь думать: какая ты была идиотка, все надо было сделать не так... И хочется вообще все бросить. Словом, после спектакля наступает разочарование.
Н.А.: Потом проходит?
Д.В.: Проходит, особенно если впереди интересная работа.
Н.А.: Но впереди может быть тот же спектакль...
Д.В.: Все равно, никогда не бывает одинакового спектакля, потому что предыдущий уже умер.
Н.А.: Тебе нравится репертуар, который ты танцуешь в АБТ?
Д.В.: Мне вообще в Америке очень нравится. Конечно, здесь очень трудно, не сравнить ни с каким другим театром тот темп, в котором они здесь работают. Здесь я многое могу получить, чего нет нигде, это начинаешь ценить.
Н.А.: А как к тебе относится МакКензи (художественный руководитель АБТ) ?
Д.В.: Он ходит на все мои спектакли, с ним интересно работать, он всегда говорит дельные вещи. Сразу, как я приехала, он пригласил меня в кабинет поговорить о следующем сезоне, а я еще не станцевала ни одного спектакля. И сказал: «Я бы хотел, конечно, чтобы ты во всех спектаклях была занята»
Н.А.: В Берлине ты танцевала «Кольцо вокруг кольца» Бежара... Это совсем другое направление в балете. Трудно классической балерине танцевать Бежара?
Д.В.: Трудно. Я впервые танцевала босой, затем на пальцах, потом опять босой... я две партии одновременно готовила. Я ночами не спала. Каждые полчаса ходила под холодный душ, чтобы ногам было легче. Потом привыкла. Когда я стала репетировать балет Бежара, это стало для меня откровением. Мне эта работа дала такой толчок к пониманию хореографии, философии в балетном спектакле...
Н.А.: Ты столько ездишь, когда у тебя остается время для личной жизни?
Д.В.: В личной жизни я пережила сильную любовь, такую любовь, когда любишь всей душой... Но человек, которого я любила, меня предал. Ужасно тяжело, но мне помогла моя работа. Сейчас все нормально, а будет еще лучше, я в этом уверена. Я ни о чем не жалею, я свободна и полна жизни.
Н.А.: В каждой стране ты занимаешься в новом классе, система преподавания разная. Это трудно?
Д.В.: Нет, мне это очень помогает, особенно во Франции и Америке. Наша школа очень хороша, когда ты - молодой, тебе 18 лет. Тогда ее достаточно. Во Франции большое внимание обращают на стопы, в Америке - на баланс и вращение. Когда ты что-то новое познаешь, это такое счастье. Я всегда стремлюсь взять сегодня все, что жизнь дает, и использовать максимально.
Н.А.: А как в России с хореографами?
Д.В.: В театре разрешают молодым хореографам пробовать свои силы. За последние годы на меня поставил «Золушку» Алексей Ратманский, затем Пьер Лакотт - свою «Ундину», но я этот балет не станцевала: заболела перед премьерой. Но, конечно, этого мало...
Н.А: То, что тебя не сняли на DVD в «Дон Кихоте» и «Драгоценностях», а сняли какую-то начинающую девочку, - преступление .
Д.В. (смеется): Вот вы и будете все в памяти хранить.
Фото автора