Кинообщество манхэттенского Линкольн-центра порой работает словно бы для того, чтобы добрые граждане забыли все прочие зрелищные заведения и смотрели кино, кино и опять кино. Необыкновенно насыщенные лакомые программы предлагаются в феврале-марте! Отхлынула волна нового испанского кино – но уже накатывает волна французская, о которой надеюсь вскоре рассказать. А cейчас в кинотеатре Уолтер-Рид демонстрируется собрание премьер, рекомендуемых к просмотру элитарным высоколобым журналом «Film Comment» - детищем самого кинообщества. Раз в год редколлегия данного издания, Оскаров и иных премий не вручающая, составляет свой список лент, рекомендованных к просмотру. [!]
Рекомендованных - кому? Только не среднему зрителю, вполне довольному блокбастерской продукцией: о кино массовом этот журнал принципиально не пишет. Более того: его язык способен озадачить даже среднего американца – настолько сложна и замысловата лексика! Потому у меня нет уверенности, что народ все бросит и пойдет смотреть именно эти ленты. Я всего лишь хочу поделиться впечатлениями от просмотренного. Никакого императивного подтекста: «Идите и смотрите, а не то прослывете серостью!» - данный обзор не содержит.
Но впечатления достаточно сильны. Собрание премьер, по признанию самих устроителей, эклектично и противоречиво. География – будто обегаешь глобус: Мексика, Чили, Австрия, Иран, Киргизия, Греция, Шри-Ланка, Япония... Для меня сигналом к безоговорочному походу на пресс-просмотр послужила мини-программа знаменитого чилийца Рауля Руица, чью совершенно сумасшедшую киномузу я успела полюбить во время нью-йоркских кинофестивалей прошлых лет. О Руице как о режиссере говорят как о «яростном повстанце с мачете», на корню вырубающем все традиционные представления о кино. Уроженец Чили, пламенный коммунист, числящий в своих учителях Маркеса и Борхеса, написал в свое время огромное количество пьес для экспериментального театра. После свержения правительства Сальвадора Альенде был вынужден эмигрировать во Францию, где его левые идеи нашли живой отклик на местном телевидении. Благодарение богу, кроме взрослой болезни левизны, он еще и большой художник. Его характеры ярки до ослепления, игра воображения головокружительна, обращение со временем и пространством не сковано запрограммированным ходом вещей.
В Америке его фильмов – считанное количество. Зрители-эстеты могли видеть сюрреалистическую «Комедию невинности» с Изабель Юппер и Жанной Балибар, невероятно амбициозную экранизацию «Обретенного времени» Марселя Пруста, головокружительный по смелости фантастических образов фильм «Три жизни и только одна смерть» с очаровательным состарившимся Марчелло Мастроянни в главной роли. Водить зрителя по лабиринтам роскошных и запутанных сюжетов нет смысла – но у вас есть шанс вживую увидеть то, что режиссер снял совсем недавно.
«Тот день» (That Day)
не укладывается в рамки ни одного жанра. Сидит в парке с тетрадочкой девушка (Эльза Зилберстайн) , поет высоким голоском, говорит безумные речи, безумной и оказывается. Но вроде как нет беды – она унаследовала огромное состояние покойной матери, присмотрена преданным слугой. О нет, беда есть: ее папа, крупный промышленник-магнат, наделал невиданных долгов и приближается к разорению. Вот бы использовать дочкины денежки – все равно ей, убогой, они вроде как без надобности. Но ведь чокнутая досадно жива... И решает нормальный психически здоровый папа (потрясающе красивый в старости Мишель Пикколли): устранить дочку – дело не грешное, все равно она - бракованный материал природы. Для этой цели из дома скорби выпускается буйный сумасшедший (Бернар Жирардье). Дальнейшее имеет к реальности очень опосредованное отношение: труп на трупе, но девушка оказывается живой, практически спокойной и словно бы даже согласной с происходящей вокруг нее бойней. Другая бы давно сошла с ума от страха, а она защищена, поскольку доброе провидение лишило ее суетного разума загодя. Можете удивляться, но добро победит зло в этом фарсе, и душа зрительская отогреется.
«Потерянная земля» (The Lost Domain) Руица – продолжение его бесконечного путешествия по лабиринтам времени. Французский летчик летает на своем допотопном кукурузнике над пылающей Испанией тридцатых годов прошлого столетия, потом причудливые повороты сюжета состарят его и приведут в Англию семидесятых. Главный персонаж чилиец Макс (его играют отец и сын Грегори и Кристиан Колин) всю жизнь думает о недостижимом заоблачном герое Антуане (Франуа Клузе), а сам летчик всю жизнь одолевает страх, поселившийся в его душе в юности: вот он опять за штурвалом – и не может вспомнить, как вести эту любимую, эту проклятую машину...
Пересказать, что в этом фильме за чем следует, нелегко, грани реальности и фантазии порой размыты. Что реально – это печаль, ее высокая светлая нота. Хочется жить в мире и наслаждаться домашним покоем – а за окном, на взгорке – виселица с трупами. Хочется летать – а беспомощный самолетик не может одолеть силы тяготения. Не хочется стареть – ну, про это совсем не надо... Но ведь и жизнь не кончается, и небо дает простор. Если вы не только читали, но иногда и перечитывали «Планету людей» Экзюпери, у вас не будет недоумений, зачем это нединамичное, неголливудское, горькое кино было снято.
Обладатель Гран-при кинофестиваля в Марракеше фильм «Саратан» (Saratan) киргизского режиссера Эрнеста Абдушапарова снят в конвенциональных рамках места, времени образа действия. Киргизский кишлак образца наших дней: после распада Союза пролетело уже десять лет, получена вожделенная свобода от проклятого старшего брата, однако свобода есть – а жизни нет. Председатель бывшего сельсовета, который нынче называется управой, привычно надевает директивную шляпу и тщетно пытается хоть чем-то там руководить. Ну хотя бы раскрытием тайны исчезновения у старухи барана. Все остальные герои заняты тем же: местный милиционер – по должности, остальные – от безделья, все равно не найти работы. Точнее, пахать и сеять вроде бы надо, но нет в постсоветском пространстве солярки, а без солярки трактор – одна грусть. Председателю худо: былой власти нет, новой тоже, ничем он не владеет, никто его, о позор и ужас, даже не пытается подкупить. А спасение – в нахождении личных контактов с местным богачом, «новым киргизом»: он даст солярки, народ вспашет-засеет - и да здравствует новая жизнь! Такой свет в конце туннеля.
В постсоветских республиках Средней Азии кино, вопреки убожеству реальности, активно снимается. Жанровая кинопалитра ярка – по контрасту с бедностью засоленной почвы, на которой происходит действие. Недавняя сенсационная мировая премьера, фильм казашки Гуки Омаровой «Шиза» – драма с элементами антиутопии. «Саратан» – попытка комедии: все в новой реальности настолько ирреально, что только очистительный смех может вытащить из трясины. Смешон горлопан с выразительным именем Социалбек, смешон свидетель Иеговы, грозящий обратить земляков-мусульман в то, что кажется более новым и перспективным, безумно смешон мулла, бегущий по будильнику кричать хвалу аллаху. Смешны местные тетки, разодетые в национальные костюмы как для встречи делегатов съезда, трогательны местные бандюги, у которых нет раздолья для промысла, настолько все вокруг обнищали. Щемяще-глуп страж порядка с оловянными глазами, привыкший к стоянию навытяжку и все ожидающий директивного окрика, который некому издать... Чистый Гоголь – хотя некоторые эпизоды и кажутся несколько наивными. Для глобальных обобщений у режиссера, видимо, не вполне хватает жизненного и художественного опыта. Но чутье у него, безусловно, есть: это ощущение безнадежности среди милых серебристых тополей, это полное отсутствие понимания, куда и за кем идти, это состояние не окончательной, но все же нищеты, не в полный голос обозначенного, но все же голода (такого узнаваемого, когда в холодильнике что-то да есть, перед гостем что-то да ставится, но каким чудом добывается это «что-то « и добудется ли завтра – кто знает) – передано точно.
И еще восточная лента – на этот раз из Ирана, где снимают жизненно без прилизанности, где режиссеры еще не дошли до такого уровня художественного экспериментаторства, когда зрительская голова начинает кружиться от недоумения. «Одна ночь» (One Night) - дебют Ники Карими, продолжение национальной традиции «автомобильного кино». Главная героиня (которую режиссер резко и смело играет сама) выходит из дому и быстрыми сердитыми шагами идет по ночной улице: собственная мама ради любовного свидания выставила взрослую дочь за порог. Дальше – ночной марафон с мужчинами, согласными подвезти, встреча одиночеств. И опять момент наивной истины: в человеке все должно быть человечно.
Eli, Eli, Lema Sabachtani? – фильм японца Шинджи Аояма. Эта лента - не в пример холодней предыдущей, научная фантастика, апокалипсис. Япония 2015 года поражена таинственным вирусом, вызывающим у людей суицидальные импульсы. Начальные кадры, медленные, медитативные, вводят зрителя в мир чистого ужаса. Этому ужасу не сдаются двое музыкантов-экспериментаторов, которые ходят по лежбищам смерти, произносят, зло смеясь, охальные слова и ищут, ищут лекарство. Им оказываются рассеянные звуки, которые, таинственным образом воздействуя на больного, учат организм сопротивляться губительным попыткам убить себя.
Иносказание, притча. Так снимают только понимающие, что такое самоотрешение: на экране, словно бы пораженном смертным оцепенением, долго-долго ничего не происходит.. В названии – ключевые слова по-арамейски, произнесенные сыном божьим на кресте: «Боже, боже, зачем оставил меня?». Потом – воскресение.
Нам порекомендовали... Иные скажут: эстетам бы чего почудней, чтоб у простого человека глаза на лоб вылезли от художественного экспериментаторства и заоблачных полетов фантазии нетривиальных режиссеров. Которым останется тонко улыбаться: мы-то знаем экранную истину! Но разве истина не в том, чтобы уметь видеть чуть больше зримого, чтобы уметь переживать состояние, а не только следить за погоней? Конечно, когда кино превращается в голую забаву для интеллектуалов, в чисто головное холодное художественное экспериментаторство, оно не будет нужным никому, кроме горсточки любителей поумничать. И все же настоящее киномгновение бывает медленным и одушевленным - именно тогда открываются совершенно необходимые истины.
Вы, зритель, вправе выбирать.
Бэла Гершгорин