Росинант и его братьЯ

До отъезда в Америку мы с конца семидесятых до середины девяностых годов жили в двухмиллионном Ташкенте, и там всегда можно было увидеть на зеленых полянках межквартальных сквериков или на обочинах дорог мирно пасущихся под присмотром какого-нибудь мальчишки коров, баранов, осликов, а иногда и лошадей. Это жители близлежащей махалли (так называются в Узбекистане городские районы, застроенные частными, в основном саманными, домами) выгоняли свой скот со дворов «на вольные хлеба».
Совсем другое дело Нью-Йорк. Здесь домашних животных можно увидеть только в зоопарке. Правда, с многочисленных набережных есть возможность вдоволь налюбоваться на диких гусей и уток. Но вот чтобы конь мирно щипал травку на лужайке где-нибудь в Манхэттене... Такое трудно вообразить.
И тем не менее, если в эти февральские дни отправиться в Манхэттен на Парк авеню, там на зеленой аллейке, проходящей посередине этого широкого проспекта, между Ист 52-й и 54-й улицами есть возможность увидеть сразу трех замечательных коней. Правда, поначалу, увидев их издалека, можно подумать, что на молодой озими пасутся донкихотовский Росинант и его братья, потому что все три коня такие тощие, что их кости торчат во все стороны, а сквозь их бестелесные очертания можно наблюдать окружающий городской пейзаж. Со второго взгляда начинает казаться, что перед нами бренные останки этих прекрасных животных, добытые археологами во время раскопок и выставленные теперь для всеобщего обозрения. И только с третьей попытки удается рассмотреть, что кони сооружены из сухих коряг, засохших веток, старых палок и других кусков дерева, между которыми застряли окатанные камни, пара железяк и несколько больших помятых банок из толстой жести. Внутрь одного коняги попал даже тот самый, отобранный Дон Кихотом у перепуганного цирюльника медный таз, который водрузил себе на голову славный рыцарь ламанчский, приняв его за предохраняющий от ран золотой шлем Мамбрина.
Мастерство, с которым воссозданы трехмерные конские головы и крупы из того, что здесь называется гарбидж, а по-русски просто хлам, восхищает. Автором этой скульптурной группы коней, названных «Deep Time, Cicada and Wilder», является Дебора Баттерфилд, достаточно широко известный в мире скульптор, проживающая в штате Монтана. Нет сомнения в том, что, перед тем как соорудить своих лошадей, Дебора немало времени провела на берегу какой-то основательно захламленной речки, вытаскивая с ее дна коряги и вылавливая проплывающие мимо толстые сучья, ветки и чурки. Там же, наверное, подобрала она и несколько больших старых жестяных банок и крышек, которые тоже пустила в дело. Удивительно, но из всего этого хлама ей удалось соорудить лошадей, очень похожих на натуральных, вернее, на их бренные останки. Однако главный сюрприз Дебора припасла на закуску. Только с четвертого, пятого, а может и шестого взгляда, подойдя к лошадям вплотную, я обнаружил, что вижу вовсе не гнилые деревяшки и сучки, а скульптуры, отлитые в бронзе. Причем сероватый матовый цвет сплава был подобран так, что его практически невозможно было отличить от натурального цвета старых, сухих древесных обломков. И тут Дебора Баттерфилд продемонстировала замечательное искусство имитации. Слоистость, маленькие сучки, какие-то наплывы, трещины и трещинки, обычно возникающие в пересохшей древесине, даже следы от топора воспроизведены с такой невероятной точностью, что, уже находясь в двух шагах от лошадей, я думал, что вижу изделия из топляка, сухих жердей и лишившихся коры веток.
Я не верил своим глазам и вспоминал, как в Союзе одно время очень увлекались изготовлением скульптур из корней кустов и деревьев. После легкой обработки, подправки и шлифовки из них получались неплохие лешие, домовые и Змеи-Горынычи. “Вот и тут, - убеждал я себя, - все сделано из коряг и валежника”. Но в то же время, стуча ногтем по «палкам», получал в ответ ясный металлический звук. Нет, это все-таки бронза!
Как раз в тот момент, когда я щелкал по конскому «ребру» пальцем, у светофора остановился таксист (в своей желтой машине). Выглядывая в окно, улыбающийся черный парень спросил: “Что, нравится?” “Да”, - тут же вырвалось у меня. “А из чего это сделано, как думаешь?” – задал ему вопрос и я. “Из дерева, конечно”, - без тени сомнения ответил таксист и укатил.
В какой-то степени он прав. Поначалу скульптуры действительно были сделаны из дерева, а затем по этим моделям отлиты в бронзе.
Дебора Баттерифилд родилась в 1949 году в Сан-Диего, в 1973 году получила степень мастера искусств в Калифорнийском университете. С тех пор ее произведения экспонировались во многих штатах нашей страны, а также за рубежом - в Дании, Монако, Франции и Англии.
С середины семидесятых годов она увлечена созданием скульптур лошадей в натуральную величину из всяких бросовых материалов. И достигла здесь большого совершенства.
Нужно заметить, что стремление изобразить лошадь было присуще художникам с глубокой древности. Ведь это прекрасное животное служило людям в самых разных сферах их деятельности: в военных походах и сражениях, в сельском хозяйстве, на охоте и во время развлечений. До наших дней сохранились конные статуи римских цезарей, а Леонардо да Винчи первым написал и снабдил рисунками большой трактат, посвященный строению тела лошадей и особенностям их движения. Многие художники-анималисты специализировались в «конском жанре» и «конском портрете». Ярким примером может служить творчество П.К.Клодта, который внес огромный вклад в развитие анималистического жанра в скульптуре России. В его знаменитых петербургских памятниках неизменно присутствовали изображения лошадей. Думаю, любой из нас, хоть раз побывавший в Ленинграде – Санкт-Петербурге, прекрасно знает перекинутый через Фонтанку Аничков мост, украшенный конями Клодта. Благодаря своим конным скульптурам Клодт приобрел всеевропейскую известность, его работы были подарены Николаем I королям Пруссии и обеих Сицилий, украсив их столицы - Берлин и Неаполь.
В общем, у Деборы Баттерфилд было немало выдающихся предшественников. И ей удалось найти свой способ для того, чтобы внести вклад в многовековую традицию изображения лошадей.