Георгий Жженов: Лучший мой фильм - "Вся королевская рать"

Пятнадцать лет назад (называю точную цифру, ибо скоро она нам понадобится в некой “арифметике”) пошел я в Центральный дом литераторов на встречу с Георгием Жженовым. Не однажды видел его в кино, но больше меня, человека пишущего, привлек рассказ “Саночки”, опубликованный в “Огоньке” и подписанный его фамилией. Из него-то я и узнал о нелегкой судьбе великолепного актера, много лет проведшего “далеко от Москвы”.
…На сцену легкой походкой вышел интересный, моложавый мужчина и сказал первую фразу, заставившую зал улыбнуться: “Сколько мне лет - не скажу, потому что до сих пор не обделен вниманием представительниц прекрасного пола.” Теперь скрывать возраст моего собеседника нет смысла, и я с молчаливого разрешения Георгия Степановича его называю: 22 марта нынешнего года ему стукнуло 87. Вычли из 87 пятнадцать? Пойдем дальше. В первом своем фильме Жженов снялся 70 лет назад, а всего их в его активе больше 100. Астрономические цифры, не правда ли?

- Георгий Степанович, вы окончили, как сказано в вашей биографии, «акробатическое отделение эстрадно - циркового техникума». Меня позабавило это название - “акробатическое отделение”. Я знаете о чем подумал? Что бывшая ВПШ - Высшая партийная школа при ЦК КПСС - была “акробатическим отделением” КПСС по объе...ванию советского народа. Извините за грубоватую шутку, но вам, бывшему зэку, к таким не привыкать. Риторический вопрос: вам профессиональная акробатика, конечно, в актерстве помогала.
- Физически я был развитей своих коллег по актерскому ремеслу, и это шло мне на пользу во время съемок. Но я акробатике не только учился, я в цирке успел поработать, вот как!

- Могли, стало быть, на съемках без дублера трюкачить? С лошади, например, красиво и без травмы упасть…
- Так я в “Чапаеве” еще играл! Ординарца Фурманова, который комиссаром был у Василия Иваныча. Правда, кадры с моим участием порядком вырезали, но кое-что осталось. Нас отправили тогда на курсы верховой езды, и мы целое лето занимались. К лошади основательно должны были относиться, во время съемок она была прикреплена к каждому актеру, и он не только обязан был на ней ездить, но и ухаживать. Ординарцев у комиссара двое было: Сережка и Петька. Между ними вражда была, как между Фурмановым и самим Чапаевым. Но в процессе монтажа фильма линия адъютантов-ординарцев, конечно, пострадала: материалов наснимали много, их сокращать надо было. И вся моя линия почти вылетела, оставили в минимальном количестве, я уже говорил. Но тем не менее два лета я на этот фильм истратил.

- Но “Чапаев” ведь не первый ваш фильм. Первый назывался “Ошибка героя”, правильно? Вы с Ефимом Копеляном в нем играли…
- Это и Ефима Копеляна первый фильм был. С Фимой, царствие ему небесное, я не только снимался, мы всю жизнь были с ним в очень дружеских отношениях, часто снимались вместе, он через всю мою киношную жизнь активно проходит. Но однажды он совершенно невольно перешел мне дорогу. Вина здесь больше тоже уже покойного Александра Володина, автора, который написал “Пять вечеров”. Он распространялся, что написал пьесу для меня. Я ему говорю: “А что ж вы дали сыграть ее в БДТ Ефиму Копеляну?” А я в это время был в Областном драматическом. Мне-то понятно, почему: несравнимы были эти два театра, и, конечно, он отдал пьесу в знаменитый театр, где играл Копелян. Как он сыграл, я не беру под сомнение, да и спектакль хороший. Но тем не менее я пострадал очень, не сыграв роль, которую по полному праву должен был играть, потому что вся моя биография совпадала, так сказать, с биографией героя.

- Вообще, Георгий Степанович, Ленинград, Большой драматический театр имени Горького, теперь имени Товстоногова, дал массу хороших актеров, многие из которых потом перебрались, как и вы, в Москву: Смоктуновский, Доронина, Тенякова, Юрский. С супругами Теняковой и Юрским вы оказались, в конце концов, в одном театре - имени Моссовета…
- Нет, Тенякова во МХАТ сразу попала. Еще из ленинградцев у нас играет Тараторкин, был Погоржельский, много ребят прошло. Но сейчас остались я и Сережа Юрский, да и тот - чисто номинально, потому что почти ничего в собственном театре не играет.

- Вот что еще я прочитал в вашей интернетовской биографии: когда вашего старшего брата Бориса весной 1937 года арестовали и семья была выслана в ссылку, вы ехать туда отказались. Так и сказано: отказались. Я даже в “Архипелаге” о таких героях не читал. Ваш, так сказать, комментарий.
- Врет ваш интернет. Брата арестовали 12 декабря 1936 года по “кировскому делу”. Но до хапка исключили из университета, лишили права жить в Питере. Он подался хлопотать в Москву, к Вышинскому, и так далее, и так далее. Его восстановили в университете, он приступил к занятиям, а в декабре 36-го его вызвали в Большой дом, откуда он не вернулся. Семью всю выслали из Ленинграда после этого, в том числе и меня. Но за меня вступился “Ленфильм”, поскольку я снимался в картине “Комсомольск”. Точнее сказать, начал сниматься. “Ленфильм” обратился с ходатайством в органы о моей поездке в город Комсомольск, в киноэкспедицию. А я был под подпиской о невыезде, они подписку сняли. Я съездил на Дальний Восток, благополучно в экспедиции отснялся, а когда вернулся - меня посадили.

- Понятно, значит, вы не отказались ехать в ссылку, как сказано в интернете, а вас на время съемок НКВД отпустил. А посадили вас как “американского шпиона”. Это-то правда?
- К несчастью, правда. В том поезде, в котором я ехал в Комсомольск, оказался военно-морской атташе Америки, ехавший во Владивосток встречать Тихоокеанскую (американскую) эскадру, которая прибывала с гостевым визитом. Киноэкспедиция - это сборище молодых людей, веселых, озорных, это естественно. И весь поезд вокруг нашего вагона проводил время, в том числе и этот молодой человек. Угощал нас сигаретами, шутил и так далее. А потом, чтобы мою жизнь окрасить в криминальные цвета, НКВД начал искать разные поводы. И один из моих товарищей, коллег, поддался на их провокацию и стал говорить обо мне всякие гадости. Вот и все. Меня как “американского шпиона” и посадили.

- Но вы, надеюсь, ни на того американца, ни на всю Америку с тех пор не затаились?
- Ничего! Я даже был в Америке, но осторожность у меня в этом смысле осталась колоссальная, особенно в то время, когда люди у нас боялись всего. Я и в заключении даже боялся, старался, чтобы ко мне не могли предъявить какие-нибудь претензии.

- Вы ведь “ тянули срок” в Магадане, да? Не пересекались там с Евгенией Гинзбург, матерью Василия Аксенова? Он ведь сейчас в Вашингтоне живет, а школу среднюю заканчивал в Магадане, куда приехал к матери, отбывавшей там ссылку после лагерей.
- Лично ее не знал, а как писательницу, конечно, знаю. А в Норильске -тоже не сказать, что южном городе, я работал в одном театре со Смоктуновским, очень был с ним дружен. Парень он был достаточно безалаберный, хоронился в Норильске от тюрьмы как бывший военнопленный. Подался в такие, так сказать, широты, где, как он думал, меньше всего сажали. Хотя и там тоже сажали. И я Кешке впоследствии сильно помогал: написал рекомендательное письмо Райкину, с которым мы вместе учились в Ленинграде и остались на всю жизнь в очень таких дружеских отношениях. Письмо насчет Кешки имело определенное действие. Мы с ним остались в дружеских отношениях, снимались во многих фильмах. (Например, в “Берегись автомобиля” - В.Н.)

- Хочется еще расспросить вас о знаменитых актерах, теперь уже моссоветовских: там ведь и Плятт играл, и Раневская, да мало ли кто…
- С Плятиком у меня особенно сердечные отношения были, мы, видимо, нравились друг другу. Ну и снимались, конечно, вместе. С Фаиной Георгиевной знаком был хорошо, жаль, что мало - вскоре, как меня перебросили в Москву, она умерла. Вспомню ее чудачества. Однажды по телефону кто-то звонит: “Простите, я интересуюсь вашим отчеством.” Я спрашиваю: кто, мол, говорит? Она не скрывает: “Это говорит Фаина Раневская”. Я спрашиваю: а что это вы, Фаина Георгиевна, вдруг заинтересовались моим отчеством? Она - мне: “Да это не я, мне позвонила одна ваша поклонница, вот я ее желание восполняю.” И еще добавляет: “Я коллекционирую хороших людей, и к числу очень хороших в моей коллекции относитесь и вы, Георгий Степанович.” Вот таким образом. И что-то еще тут же съязвила про нашего руководителя, про Завадского Юрия Алексаныча. Над ним она издевалась даже иногда. Я к чему это говорю? Конечно, Раневская была исключительная человеческая личность. И прелюбопытнейшая, со своеобразным талантом, не поймешь: то ли артистическим, то ли писательским. Словом, творческим.

- Я недавно перечитал “Всю королевскую рать” - роман Роберта Пенн Уоррена. Опять мы, видите, к Америке приплыли в нашем разговоре. Вы сыграли там Вилли Старка. Вам эта роль самому нравится?
- Роман хороший, это правда. И фильм этот мне нравится. Роль губернатора Старка для меня очень знаменательна - по разным причинам. Я должен был, да и хотел сниматься в картине “Последний дюйм”. Это тоже - по американскому автору, я с ним даже на одном правительственном приеме здесь познакомился. Фамилия его выскочила из головы. Так он мне говорил: “Я сейчас сдал Голливуду один сценарий и буду всячески сватать вас.” То есть по типажу я под американца подходил, хотя некоторые режиссеры считали по-другому… Стали снимать “Всю королевскую рать”, построили на “Мосфильме” небольшой “Белый дом” - резиденцию губернатора Старка. И пригласили, чтобы убедиться в достоверности декораций, одного американца, консультанта. В этом Белом доме, в определенных залах, висели портреты предыдущих губернаторов, среди них - и мой портрет. И вот его водят по дому и спрашивают, кто из портретных соответствует американцам, а кто - нет. Все остальные были взяты из журнала “Америка”, стопроцентные янки. Консультант ходил-ходил, потом похвалил: “Все достоверно, особенно вот этот” - и пальцем показывает на мою фотографию. Единственный портрет американца, так сказать, нами сочиненный.

- Ну а в жизни Америка вам понравилась?
- К ней я как-то равнодушным остался - уж больно она для меня индустриальная, урбанистическая. Я в Австралии бывал, вот там мне показалось получше: природы гораздо больше, а я люблю природу.

- А какие актеры играли в том фильме, Георгий Степанович! Дуров, Козаков, Лаврова!
- В роли Старка, вы, наверное, не знаете, начинал сниматься Павел Луспекаев. Умер, надо его заменять кем-то. Конкуренты у меня были серьезные: Олег Ефремов, Андрей Попов, Юрий Любимов. Когда я попробовался, Миша Козаков особенно ратовал за то, чтобы играл я. А он большой вес имел. Спасибо ему. Многие вспоминают сегодня тот, кажется, пятисерийный фильм. Фильм очень был признан в Союзе, но премию ему дала только Беларусь, где жил автор сценария.

- Я читал ваш рассказ в “Огоньке” - “Саночки” он назывался. Пронзительный рассказ, чем-то Шаламова напомнил…
- Извините, что перебью вас и похвастаюсь. “Саночки”, видимо, так здорово прозвучали, что в одном сборнике, изданном “Молодой гвардией”, - там собрали произведения узников ГУЛАГа - я нахожусь в таком сообществе: Шаламов, Солженицын, Волков, Шмелев, Виктор Петрович Астафьев. ( Николай Петрович Шмелев узником ГУЛАГа, слава Богу, не был. - В.Н.). Кого-то все время забываю…Рассказ имеет популярность огромную - у меня сундуки писем, тысячи, десятки тысяч. Телевидение-то не во всех углах России есть, главный рупор - радио. Я свои “Саночки” по радио читал, значит, понравилось.

- У вас было три сестры и два брата. Как сложилась их судьба?
- Никого нет в живых. За них я и живу, наверное. Одного брата немцы расстреляли в Мариуполе, другой сгинул на Печоре в лагерях, сестры умерли. Когда я был в городе Печора, искал следы брата, познакомился с главным юристом этого города - может, он не так называется. Зовут его Самуил Яковлевич Шмит. Я его попросил: “Самуил Яковлевич, где-нибудь в архивах должны быть концы о моем брате! Достань мне хоть что-то, он умер здесь, на Печоре.” И Самуил Яковлевич мне эту справку достал, официально. В справке сказано, что брат умер от тифа, место захоронения не сохранилось в связи с развитием города Печора. Но это еще не все, погодите! Приезжаем мы в Израиль, в каком-то маленьком городишке играем американскую пьесу “На золотом озере”. Опять, видите, американская! В антракте мне говорят: “К вам просится зритель. Пропустить?“ Конечно, говорю, пропустите! Входит- кто вы думаете? Житель Израиля Самуил Яковлевич Шмит! Вот и сочиняй рассказы после этого! Жизнь лучше сочиняет, согласны?

- Вполне… Теперь о наградах, хорошо? У вас их не намного меньше, чем было у Леонида Ильича, но вы-то их собственным горбом заработали. Среди прочих я узрел премию Комитета государственной безопасности СССР. Видимо, за “Судьбу резидента” или за “Ошибку резидента”. Как вам эта премия от палачей?
- Они меня вызвали ее получать. Ну, я получил, поблагодарил, а потом, уходя, говорю: вы мне за это хотя бы место солнечное дадите в камере, если снова посадите? Шутку не поняли, промолчали в тряпочку.

- Хочу спросить вас о двух ваших фото в интернете. На одном вы дрова пилите с кем-то двуручной пилой - не тогда, на лесоповале, а сравнительно недавно. То есть я хочу вас спросить о роли физических упражнений в вашей теперешней жизни.
- Этим держусь! До сих пор зарядку делаю, а представилась малейшая возможность, я к своему телику приспособил наверху тарелку, которая позволяет смотреть мне спорт во всем мире. Это тоже заряжает, тем более что сам я играл в теннис.

- На втором фото вы с девочкой, как две капли воды на вас похожей, - симпатичной, курносой.
- Это внучка моя, Полинка, от дочки - Юлии. Дочь и актриса, и педагог во ВГИКе, преподает художественную речь.

- Георгий Степанович, расскажите напоследок о прижизненном памятнике вам в Челябинске. Это, по-моему, единственный памятник актеру при его жизни.
- Это мэр Челябинска придумал. Пригласил меня, ничего не сказал. Приехал, иду по улице, значит, вдруг смотрю - народ толпится, меня просят задержаться. Я смотрю: похожее что-то на памятник, белым полотном закрытое. Ничего не понимаю. Срывают покрывало, вижу себя гранитного, метра два ростом. Не знаю, смеяться или плакать от умиления. Лучше, по-моему, всерьез это не воспринимать, а то помрешь от сверхуважения к себе...