Жертвы бесамГлава 18. Георгий: «Молния в тумане»

Начало см. “РБ” №22-37 (475-491)

Положение было тяжелым, но не безнадежным. Во всяком случае, так мне хотелось думать, когда, в понедельник вечером, 22 мая, я следил за полицейскими, обыскивавшими квартиру Дианы Хейфиц. Весь день меня преследовали шаблонные, но тем не менее страшные картины: Диана – нагая, в ванне, полной крови; Диана - задушенная, с распухшим, посиневшим лицом и выпученными, полными ужаса глазами; Диана - с раскроенным черепом, с обезображенным, неузнаваемым лицом. Но в квартире – небольшой, уютной, аккуратно прибранной – не было ни разлагающегося трупа, ни даже следов разбоя. «Суперпожилой» итальянец с усталым худым лицом уныло стоял в углу, а Юрий Каплан и его сотрудники нехотя, будто делая мне одолжение или даже исполняя мою прихоть, рылись в клозете и в ящиках буфета. К моему удивлению, вместе с ними в Дианиной студии появился Джек Сигал. «Юра – мой двоюродный брат, - сказал он мне, как бы оправдываясь за вторжение. – Я не мог упустить такой шанс...».
Глядя на вялые движения Юры и горящие глаза Джека, я думал, что именно последнему следовало бы быть копом, а первому – служащим в банке или шофером городского автобуса. Присутствие Джека не вызывало у меня прежнего опасения, что он украдет и опошлит мои идеи. Напротив, меня радовало, что в эти кошмарные дни у меня появился еще один союзник. Странной авантюре, в которую я добровольно пустился, не видно было конца, а каждый мой шаг имел непредсказуемые последствия, загонявшие меня все дальше в темный тоннель, из которого я тщетно стремился вырваться на свет.
Месяц назад назад я был известным, уважаемым журналистом. Да, я не обладал состоянием и не был счастлив в личной жизни, но мои финансовые и любовные неудачи казались мне временными - за ними обязательно должны были прийти настоящий творческий успех и новая любовь. Сейчас я рисковал потерять и то немногое, что имел – популярность, работу и даже жизнь. Начав свое злосчастное расследование, я сделал тот роковой шаг, который отделяет великое от смешного, то есть человека уважаемого от жалкого неудачника. Возможно, у меня развивалась паранойя или как-то странно проявлялась мания величия, но мне казалось, будто о моей игре в детектива знает весь «цвет» нашей иммиграции, что все с нездоровым любопытством следят за каждым моим маневром, злорадствуют по поводу моих неудач и смеются над моими жалкими, неуклюжими попытками что-то прояснить.
Работа, которая и прежде меня не удовлетворяла, сейчас вызывала отвращение, что отражалось на качестве моих статей. Я подвергал опасности свою дочь, бывшую жену, любовницу. Впрочем, и любовница казалась мне бывшей, потому что в последние дни под разными предлогами избегала встреч со мной. Наконец, Татьяна, которой совсем не хотелось рисковать своей семьей, репутацией, газетой, могла сделать меня козлом отпущения и выбросить на копья убийц Элины. Я уже замечал некоторый холодок в отношении «босса» ко мне, а во время последней редколлегии она подчеркнула, что мои статьи стали граничить с халтурой.
«Надеюсь, ты остановишься там, где надо будет остановиться», - вспоминал я предостережение Татьяны. Может быть, ей кажется, что я уже переступил грань и поставил под угрозу «Рубеж» и ее саму? И, может быть, она забывает, что именно ее игра в независимость и одержимость Иосифа «гэбэшной» теорией настроили наших VIP-персон против «Рубежа» задолго до убийства Элины Шехтер? Со дня на день я с ужасом ждал, что в нашей редакции появится Грэг Ривлин и, либо пообещав Татьяне какую-то выгодную рекламную сделку, либо откровенно пригрозив, заставит ее отступить с позиций и в знак перемирия пожертвовать мной. А Иосиф, считающий себя великим стратегом, благословит невестку на столь мудрый и мужественный шаг.
«Поделом тебе! – думал я. – Карьеру, как и счастье, нельзя строить на чужом несчастье». Но сейчас, внимательно наблюдая за копами и вкратце рассказывая Джеку о нашей ночной погоне за Грэгом Ривлиным и «оборотнем», я напоминал себе, что продолжаю расследование уже не из-за «потенциала» и даже не из страха перед провалом и позором, а из искренней жалости к Диане и Элине, которых, наверное, тоже принесли в жертву из-за каких-то «высших», стратегических соображений. Может быть, сейчас, когда мои мотивы стали более благородными, мне снова улыбнется удача?
«Ничего особенного», - разочарованно, почти зло сказал Джек, когда копы вывернули ящики комода и принялись за книжные полки. «Не скажи, - ответил я, указывая на письменный стол, слой пыли в центре которого был тоньше, чем по краям. – Здесь явно стоял компьютер, и не исключено, что в нем была важная информация. Может быть, Ривлин и его звероподобный сообщник захватили с собой все, что могло их скомпрометировать?»
«А может быть, это был лэптоп, и Диана, уехав, захватила его с собой? – возразил Джек. – В конце концов, она – студентка, которая подрабатывает в ресторане».
«Только ли в ресторане?» - усмехнулся я, разглядывая содержимое комода, красноречиво говорившее о двойной жизни Дианы. Джинсы и майки, вполне соответствовавшие имиджу студентки-официантки; сексуальные мини-юбки, открытые блузки с блестками, сетчатые колготки, свидетельствующие о принадлежности к другой, более древней профессии.
При виде этих юбок и колготок мне вдруг показалось, что туман, сгустившийся в моем мозгу, прорезала молния. «Кожаная мини-юбка, - полушепотом сказал я. – Такая же, как на Элине в день ее смерти...»
«Ну так что?, - удивился Джек. – Разве такие юбки трудно достать? Мы не в Советском Союзе...»
«Да, ты прав», - усмехнулся я. Но просвет в тумане оставался, и я надеялся, что, вернувшись домой, смогу его расширить.
«А может быть, здесь есть что-то интересное?», - сказал Джек, вопреки правилам открывая ящик тумбочки, стоявшей возле дивана. Увидев большую шкатулку с нехитрой бижутерией, он снова разочарованно вздохнул: «Какие-то побрякушки». Я же, повинуясь тому, что детективы называют gut feeling, разворошил содержимое шкатулки и вздрогнул: у нее явно было двойное дно. Я быстро её перевернул и опорожнил, приоткрыл вторую крышечку и почувствовал, что мое сердце начало сильно, размеренно биться. На дне шкатулки лежали отделенные одна от другой листком бумаги две дискеты. На бумаге было что-то написано крупным детским почерком. Начиналась записка со слов: «Уважаемая Мэри!.. Не ищите меня и не бойтесь за меня...»
«Ни к чему не прикасайтесь!, - раздался в этот момент голос Юры Каплана. –Вы можете стереть отпечатки пальцев и уничтожить улики».
«Напротив, мы, кажется, нашли какие-то улики», - ответил я, протягивая ему дискеты и заговорщицки подмигивая Джеку. – Надеюсь, вы, в знак благодарности, ознакомите нас с содержанием этих дискет...»
Дома я первым долгом позвонил Марку Кесслеру. «Попытайся узнать от своего «источника», как звали девушку, чьи отпечатки пальцев были на юбке г-жи Шехтер. Мне кажется, что вскоре и я смогу предоставить тебе важную информацию».
Потом я позвонил (по мобильному телефону) Леониду Меламеду и снова попросил его прислать мне информацию об участниках проекта «Judaica Youth».
Утром, в редакции, я пошел было прямо в кабинет Татьяны, но наша юная секретарша Лена остановила меня: «У нее важные гости».
На пути к моей комнате меня перехватила Мэри. «По-моему, к ней пришел Ривлин, - сказала она. – Что бы это значило?».
«Он опередил меня, - подумал я. – Опередил всего на несколько минут». Потом, глядя в испуганные глаза Мэри ответила: «Это значит, что нам с тобой придется уйти в подполье...»
Где-то через час дверь кабинета Татьяны отворилась и оттуда вышел сияющий Грэг Ривлин. За ним, как верный страж, следовал... «оборотень». При виде этого бандита в нашей редакции меня передернуло, но сам он, казалось, смотрел сквозь меня, будто такие мелкие сошки, как мы с Мэри, вообще не были для него людьми. Ривлин, напротив, подошел ко мне, тепло улыбаясь и, по своему обыкновению, заключил в объятия.
«Я на днях еду в Иерусалим на конференцию Международного союза русскоязычных сионистов, - как бы по секрету сообщил он мне. – Едут и многие другие лидеры нашей общины. А когда мы вернемся, я тебе расскажу много интересного. Кстати, Танечка тоже тебе скажет что-то важное. А это – мой помощник Геннадий Рубин. Прошу любить и жаловать...»
«Опередили меня, негодяи», - снова подумал я, чувствуя, что обречен на поражение...
Через десять минут Татьяна позвала меня к себе. От нее веяло холодом, как от снежной королевы. «Я не могу тебе рассказать все, что мне сообщил Ривлин, - ледяным тоном заявила она. – Скажу только, что он что-то знает о деле Элины. Он просит нас подождать до окончания съезда «сионистов» в Иерусалиме и до окончания здесь, в Нью-Йорке, выборов в горсовет. Наверное, он или Юджин Шехтер хотят снова попытать счастья. После этого Ривлин готов нам помочь».
Со мной говорил не друг и единомышленник, а босс. Но я сделал вид, что не замечаю этого. «Выборы кончаются в ноябре, - сказал я. Что же нам делать до того? Сидеть сложа руки?»
«Забыть об Элине, Диане, Юджине, Нодаре, всех наших бредовых теориях, вернуться к нормальной жизни, писать добротные статьи, как в старые добрые времена (тут Татьяна выразительно посмотрела на меня). Первая серия закончена...»
Продолжение следует