Начало см. “РБ” №22-34 (475-487)
«Как она могла вот так взять и выскользнуть из госпиталя! – возмущалась Татьяна Иоффе, расхаживавшая по своему просторному кабинету, как львица в тесной клетке. – Как эти бездельники, которым платят за то, чтобы они ухаживали за больными, могли ее упустить!» Черные глаза Татьяны горели, рыжевато-каштановые волосы в беспорядке падали на плечи, а сигарета, которой она то и дело жадно затягивалась, была, наверное, уже десятой по счету за последний час.
«В данный момент это не имеет никакого значения, - сказал я. – Сейчас главное – поехать к Диане (если ее действительно так зовут) по адресу, который она дала Мэри, и поставить точки хотя бы над некоторыми i...»
Заседания нашей редколлегии обычно проходили по четвергам в офисе «Рубежа», но на этот раз мы собрались в среду вечером (18 мая), сразу после выпуска очередного номера, в особняке Татьяны на Стэйтен-Айленде. В сущности, нашу встречу можно было назвать скорее заседанием «мозгового треста», чем редколлегии, ибо, кроме меня и «босса», никого из журналистов «Рубежа» в ее доме не было. Зато присутствовал свекор Татьяны Иосиф Данович, которого многие считали главным идеологом и закулисным редактором нашей газеты.
В подобных слухах была доля истины: именно Иосиф 13 лет назад вдохновил свою невестку на смелый и даже рискованный шаг – издание независимого еженедельника, бросавшего вызов не только безраздельному господству единственной в то время (и ежедневной) русскоязычной газеты США, но и ее идеологии, в которой американский ура-патриотизм и крайняя правизна странно сочетались с пророссийскими настроениями.
Возможно, Иосиф, в свое время возглавлявший довольно крупное издательство в Ленинграде, действительно выполнял поначалу функции главреда «Рубежа», но к моменту моего прихода в газету (а я пришел туда через год после ее основания) уже успел передать бразды правления в руки своей талантливой, деловой и энергичной невестки. Сам же он ограничивался тем, что писал аналитические статьи либо о событиях в Израиле, либо о попытках Кремля превратить бежавших из России в Америку евреев в своего рода «пятную колонну». Это была его любимая тема, привлекавшая к нему многих читателей, но заставлявшая столь же многих думать, что он одержим идеей.
Невысокий, худощавый, с военной выправкой и густой седой шевелюрой, Иосиф Данович в свои 77 лет сохранял и остроту пера, и остроту ума, а его огромный опыт, проницательность и глубокое знание человеческой натуры заставляли Татьяну обращаться к нему в критические минуты.
«Чтобы поставить точки над i, нам совсем не обязательно искать эту девушку, - как всегда медленно и веско, тоном то ли генерала, то ли главы разведывательного управления изрек Иосиф. – Более того, мы должны понять, что происходит, и сориентироваться, прежде чем отправимся на ее поиски...»
«Я не могу спокойно сидеть на месте и строить теории или что-то расследовать дедуктивным методом, когда речь идет о судьбе моего сына и моей газеты, - отрезала Татьяна, зажигая очередную сигарету. – Мы знаем конкретного человека, который может хоть на что-то открыть нам глаза, знаем ее адрес и сидим тут, занимаясь пустыми разговорами».
«Возьми себя в руки, - урезонил ее Иосиф. – Какая у тебя уверенность в том, что эта девушка – не сообщница наших врагов, что с ее помощью они не заманивают нас в ловушку?»
«И кто же они, наши враги? Может быть, у вас уже есть какая-то версия? Но, пожалуйста, не говорите мне, что все зло и в данном случае исходит от Кремля...»
«Боюсь тебя разочаровать и показаться зацикленным на идее. Но я уверен – тебя хотят погубить те только и не столько потому, что Георгий тайно расследует убийство Элины Шехтер, сколько потому, что «Рубеж» - единственная газета, которая не пляшет под дудку Москвы и не связана со всеми этим новоявленными международными русско-еврейскими организациями, живущими за счет российских денег. А независима ты во многом благодаря Петенькиной финансовой помощи. Подкапываясь под твоего сына, они одновременно убивают двух зайцев и наносят тебе сразу два удара – как человеку и как редактору...»
«А я должна ждать, пока они нанесут третий?»
«На данном этапе тебе не надо паниковать. Петя, слава Богу, сейчас в Европе, слухи о его причастности к убийству Элины не уходят дальше нашей комьюнити. А эта девушка, возможно, всего лишь бывшая подружка Пети, которая ищет у него защиты от нынешнего драчливого дружка...»
Я довольно часто был свидетелем таких диалогов-дуэлей Татьяны и Иосифа и мысленно называл их «салсой», - они вызывали в памяти темпераментные испанские и мексиканские танцы, в которых партнеры одинаково похожи на любовников и на врагов. Обычно я терпеливо ждал окончания танца-поединка, а иногда даже наслаждался зрелищем, но в этот вечер не расположен был следить за виртуозными па, поэтому предложил компромиссный вариант: «Давайте поедем в Бруклин и по дороге обсудим, что делать. Мы можем в любой момент повернуть обратно. По крайней мере, мы можем подъехать к ее дому, поездить вокруг да около... Я могу даже подняться в ее квартиру и позвонить. А там посмотрим...»
В «Лексусе» Татьяны свекор и невестка продолжали увлеченно играть самих себя: он – многоопытного, умудренного жизнью спептика, она – эмоциональную, темпераментную и решительную женщину, гордую особенностями своего пола и не желающую уподобиться скучно-рациональным мужчинам. Я же, откинушвись на спинку заднего сиденья, пытался подвести итоги проведенной за последние дни работе.
Ночь была теплая и сырая, на город наползал туман, скрадывавший острые углы, придававший небоскребам вид гигантских каменных глыб, а маячивший впереди мост Верризано казался воздушным, повисшим между небом и землей дворцом каких-то фантастических существ. На мгновение мне, совсем как в юности, захотелось убежать от человеческой комедии, вернее, от русско-американской трагикомедии, от интриг, заговоров и преступлений, от собственной борьбы за творческое самоутверждение, - убежать в какой-то чистый, идеальный мир, в волшебное измерение, возможно, существующее параллельно с нашим... Но в следующий момент перед моими глазами встало лицо Элины Шехтер, потом лицо этой девушки Дианы, и острая жалость к ним обеим вытолкнула меня обратно в суетную реальность, вернула к моим последним теориям...
***
В понедельник вечером, возвращаясь домой от доктора Марка Брода, я не чувствовал пустоты и разочарования, обычно следовавших за разрушением очередной версии. Да, сам Марк Брод, скорее всего, не имел никакого отношения к убийству Элины, но он невольно раскрыл интригующие тайны, а появление в его офисе милейшей г-жи Смирновой дало мне новую нить, способную вывести из лабиринта, вернее, привести в его центр, где затаилось чудовище. Нить Ариадны, то есть Анастасии...
Как и почему она очутилась в кабинете Брода? Действительно пришла к нему на прием? Или как-то узнала, что я к нему записался и решила подслушать у дверей, вмешавшись в критический момент? Может быть, именно она распускала слухи о связи между Бродом и Элиной Шехтер, чтобы сбить меня со следа? А может быть, у меня мания величия в сочетании с паранойей, и Анастасия представления не имеет о моих маневрах? Может быть, распространение сплетен об Элине нужно ей для того, чтобы посмертно смешать имя своей подруги, партнерши и противницы с грязью?.. И если да, то почему? Чтобы именно Элина стала подозреваемой номер один, если откроются какие-то грязные денежные махинации в их общих начинаниях?...
Дома я первым долгом позвонил Анне и с ходу спросил: «Кто тебе сказал, что Элина была любовницей Марка Брода?»
«Ты бы сначала осведомился, как я себя чувствую, - в голосе Анны слышались ирония, усталость и обида. – После пятницы, когда ты морочил мне голову своими теориями, я тебя толком и не видела. Мотаешься по заданиям, в редакцию забегаешь на минутку и даже вечером мне не звонишь...»
«Виноват, – сказал я. - Так как ты себя чувствуешь?»
«Плохо. Мои родственники уехали, но я еще не пришла в себя. Все болит, все время клонит ко сну. Испытываю сексуальный голод, но не в силах заниматься сексом. Может быть, Татьяна соизволит пораньше отпустить меня в пятницу, тогда в субботу я смогу хотя бы пальцем пошевелить в постели...»
«Кстати, ты тоже передо мной виновата, - сказал я. – Ты проболталась Соне, жене Дмитрия Горина, что я веду расследование, и если Дмитрий или Соня не будут держать язык за зубами, это расследование вскоре станет притчей во языцех. А я сам в действительности пока топчусь на месте...»
«Соне Гориной? – удивленно и даже немного встревоженно переспросила Анна. – Я ей ничего такого не говорила...»
Я почувствовал, что мне передается ее тревога. Анна была тщеславна и суетна, но в лживости никто не мог бы ее упрекнуть. Что же это за странная, изощренная сеть плетется вокруг нас всех? И кто ее плетет? Какой-то коварный паук, эдакий американско-русско-еврейский профессор Мориарти? Или множество мелких бездарных пауков, чьи дилетантские маневры создают видимость запутанной интриги?
«Может быть, ты сказала об этом кому-нибудь другому, не Соне?»
«Нет, нет, никому, поверь мне! Ты же знаешь, я боюсь за тебя, я иногда сама себе боюсь напомнить, что ты играешь в эту идиотскую игру...»
«Я тебе верю. Но кто тебе сказал про Элину и Брода?»
«Инга Бреннер».
«Инга?!» Я невольно рассмеялся, хотя мне показалось, что над нами нависла какая-то зловещая тень: Инга Бреннер была секретарем, ассистентом, адьютантом, одним словом - правой рукой Анастасии Смирновой...
В 10 часов вечера я заварил себе кофе покрепче, налил в термос, поставил его на письменный стол и приготовился к ночному бдению за компьютером. В течение следующего часа я по очереди заходил на сайты всех бизнесов и организаций, которые связывали Анастасию Смирнову с Элиной. Магазин русской книги «Онегин». Американское общество русской культуры. И, конечно же, RAMA... Каталоги книг, объявления о предстоящих встречах с русскими писателями, о гастролях российских артистов. Фотографии с разных тусовок, улыбающиеся «русские» дамы и господа рядом с лидерами еврейских организаций США и известными политиками: смокинги, фраки, вечерние платья, драгоценности, приторные улыбки. Информация о членах правления RAMA. Информация о различных ее проектах. Веселые дети в летних лагерях и еврейских школах, принаряженные малоимущие старики в обнимку со своими благодетелями. Полные энтузиазма юнцы и девушки с просветительских курсов в России... Но никаких следов и никаких нитей... Постепенно меня охватывали чувства опустошенности и злости, я даже начинал клевать носом... И вдруг насторожился. Всмотрелся в фотографию, на которой, как мне показалось, увидел знакомое лицо... В следующий момент от моей усталости не осталось и следа, а сон сняло как рукой. Среди юных участников просветительского проекта Judaica Youth в Украине стояла... Диана Хейфиц!.. То же тонкое лицо, большие серо-голубые глаза, нежные, детские губы. Только на фотографии она была на несколько лет младше – совсем еще девочка. И волосы темнее – видимо, позже она покрасила их в модный пепельно-белокурый цвет.
Распечатав фотографию, я стал подробнее читать информацию о проекте, об его основателях и спонсорах. Возглавляла проект Элина Шехтер. Донорами, помимо ее и Юджина, были Мила Хазина и ее муж Натан, Нодар Джозеф, Анастасия Смирнова, Григорий Ривлин и другие. Цель проекта – приобщить малоимущих молодых евреев из провинциальных российских и украинских городов к родным традициям. Разглядывая фотографию Элины, я снова отметил присущую ей изысканность. Элегантная аристократка, из тех, которых американцы называют classy. «Умная, тонкая, чувствительная, совестливая», - вспомнились мне слова Брода. Тонкое лицо, большие голубые глаза, пепельно-белокурые волосы... Повинуясь какой-то полуосознанной догадке, я распечатал и эту фотографию. Положил ее рядом с первой. Начал переводить взгляд с одной на другую. И почувствовал как у меня кружится голова от зарождающейся новой версии, от открывающегося передо мной нового, неожиданного поворота...
В полночь, когда мне позвонила Мэри Эшвилл, сообщившая о бегстве Дианы из госпиталя, я все еще сидел за компьютером...
«Я надеюсь, что она сейчас в большей безопасности, чем в Victory Memorial, - сказала Мэри. - Кроме того, у нас есть ее адрес, и Татьяна может с ней связаться...»
«Кстати, Диана тебе никого не напоминает?» – спросил я.
«Напоминает. Мою дочь. Наверное, потому мне так ее жалко».
«А еще?»
«Еще - мою племянницу Джессику. Но в меньшей степени».
«И больше никого?»
«Пожалуй, что нет. Но к чему эти вопросы?»
«У тебя есть фотография Элины Шехтер?»
«Да, есть. У меня вообще есть альбом с фотографиями всех наших шишек, которые я делала на разных тусовках».
«Достань ее и внимательно посмотри...»
Через несколько минут Мэри снова взяла трубку и сказала испуганным полушепотом : «Да, ты прав, Диана похожа на Элину...»
Во вторник утром я позвонил в RAMA и попросил Стэллу Нидерман, секретаршу ее президента Леонида Меламеда, прислать мне список имен молодых людей, участвовавших в проекте Judaica Youth. А в полдень, когда Мэри пришла в редакцию с очередного задания, мы с ней вошли в кабинет Татьяны – с хорошими и плохими, вернее, тревожащими новостями. Последних было больше...
***
«Кажется, это здесь», - сказала Татьяна, когда мы въехали на одну из темных, узких бруклинских улиц. Однотипные частные дома вперемежку с темными билдингами, высокие деревья, казалось, стоявшие на страже чьих-то мрачных тайн...
«А вот и этот дом, - добавила Татьянп. И даже в голосе этой мужественной, несгибаемой женщины послышалось что-то похожее на страх. – Номер 211. Ее квартира на третьем этаже - С-4».
«Я не хочу, чтобы ты поднималась к ней, - заявил Иосиф. – Это слишком рискованно».
«Что же вы предлагаете? – Татьяна снова стала сама собой и готова была начать обычную дуэль-салсу со свекром. - Просто сидеть здесь в машине в надежде, что этой девушке захочется прогуляться среди ночи?»
«Можно для начала зайти в подъезд, поискать ее имя в списке жильцов...»
«По-моему, мы договорились, что к Диане следует подняться мне, - напомнил я. – Вы оставайтесь здесь. Если не вернусь через пятнадцать-двадцать минут, вызывайте полицию...»
В этот момент входная дверь открылась и на улицу вышли двое мужчин. Ночь была слишком темная, чтобы разглядеть их лица, но когда один из них повернул голову в нашу сторону, на него упал свет из окна на втором этаже.
«Это он, - тихо сказал я. – «Оборотень».
«Боже мой! – прошептала Татьяна. – Значит, они ее нашли... Какой кошмар! А вдруг они с ней расправились?»
«Оборотень» и его спутник подошли к черному «Мерседесу», припаркованному возле дома напротив.
«Типичная машина русских выскочек», - язвительно заметил Иосиф.
«Типичная машина русских мафиози, - возразил я. - Просторная, в ней легко кого-то угробить и спрятать труп...»
«Нам надо тихонько поехать за ними», - сказала Татьяна.
«Но нам надо и подняться к Диане, - напомнил я. – Тем более сейчас, после того, как эти типы у нее побывали».
«К Диане поднимусь я. – решительно объявил Иосиф. – А вы поезжайте за этими негодяями. Но будьте осторожны».
Татьяна открыла было рот, но свекор остановил ее властным жестом, который до смешного напоминал ее саму. «Сейчас не время спорить», - сказал он, открывая дверцу машины. – И мне ничего не грозит. Этих негодяев в квартире Дианы уже нет, а она сама вряд ли меня застрелит...»
Темный «Мерседес» долго петлял по бруклинским стритам и авеню и наконец остановился возле трехэтажного особняка на третьем Брайтоне.
«Я ведь знаю, чей это дом, - вполголоса сказала Татьяна, глядя на меня расширенными от ужаса глазами. – Я даже бывала здесь. Его купил Юджин Шехтер, когда баллотировался в горсовет. Потом продал Грэгу Ривлину...»
«Оставайся в машине, - сказал я. – Я постараюсь к ним подкрасться и подслушать их разговор. Ты же подъезжай поближе и постарайся их сфотографировать».
Я перешел через дорогу, побежал вперед, снова пересек улицу и, приблизившись к «Мерседесу» с другой стороны, спрятался за огромной липой... В соседнем дворе (а может быть, это и был двор Ривлина) бегала большая собака, то и дело наскакивая на забор и издавая угрожающее рычание. Те двое все еще сидели в машине и о чем-то совещались. Потом вышли и направились к дому Ривлина. Татьянин «Лексус» подползал к ним черепашьими темпами.
«Теперь она наконец-то заткнется, - сказал «оборотень», и в его тоне было столько издевки над маленьким, бессильным человеком, что мне захотелось выскочить из-за дерева, броситься на него, расквасить его жирное, циничное, жестокое лицо...
«Но это не значит, что мы победили, - произнес его собеседник. – Неизвестно еще, заткнутся ли ее папаша и братец». Этот голос – низкий, зычный, приятный – я слышал множество раз в «русском» пресс-клубе. Голос Грэга Ривлина. Я почти не сомневался, что именно Грэг сидит в машине «оборотня», но мне все же стало грустно и даже больно: в глубине души я надеялся, что добродушный «медведь», при всех его недостатках, все-таки славный парень...
В этот момент щелкнул фотоаппарат Татьяны, вспышка на мгновение осветила и ее лицо, но те двое, скорее всего, не успели ее разглядеть. Тем более, что в тот же миг собака снова бросилась на забор и залилась грозным лаем, заставив их посмотреть в другую сторону . Пока они сообразили, что происходит, Татьяна ловко развернула машину и скрылась за углом.
«Кто это был? – зарычал «оборотень», и я с удовлетворением ощутил, что в его голосе слышится тревога.
«Мне кажется, что я догадываюсь, - ответил Ривлин с той же грустью, какую я испытывал минуту назад. – По-моему, это была Татьяна Иоффе. А жаль – такая красивая и талантливая женщина...»
«Едем за ней!» - скомандовал «оборотень»...
Продолжение следует