Трещина на стене

Несколько дней русскоязычные израильтяне, как и все жители страны, не отходили от телеэкранов. Они вслушивались в звучавшее в каждом автобусе радио на иврите, шли по улицам в наушниках портативных приемников, настроенных на волны станций, вещавших по-русски. Новости и репортажи из ликвидируемых поселений смотрели и слушали все. А некоторые получали их из первых рук: им звонили родственники и знакомые, выселяемые из Газы или проникшие на мятежную территорию в рядах противников плана одностороннего размежевания.
Так же, не отрываясь, следили они за американской трагедией 11 сентября, эвакуацией пленников лондонского метро. Так когда-то переживала русскоязычная часть населения Израиля штурм московского Белого дома, осаду театра на Дубровке, кровавую драму в Беслане. Так, да не так.
Сопереживая и искренне сочувствуя жертвам событий в США, Великобритании или России, «русские» израильтяне понимали: все это происходит, что называется, «там, где нас нет». Больно, ужасно, но далеко. В августовские дни 2005-го от этого ощущения не осталось и следа. На экранах мелькали знакомые, родные лица. Не покидало впечатление, что вот этого кричащего мальчишку в оранжевой футболке ты вчера еще видел на перекрестке раздающим «ленточки протеста», а вон с тем солдатом из оцепления позавчера сидел в одном кафе. Некоторые узнавали в попавших в кадр людях соседей, бывших однополчан, друзей, а то и сыновей, и дочерей.
Это было страшное и странное противостояние.
Поселенцы обнимались с солдатами и полицейскими, посланными их выдворять. Девочки-солдатки рыдали вместе со своими ровесницами, стоявшими на пути армии. Религиозные военнослужащие молились рядом с «оранжевыми» единоверцами.
А уже через минуту в солдат летели проклятия и плевки, их обливали краской и маслом, в них швыряли яйца и электрические лампочки. С полицейских пытались сорвать погоны, у эвакуационных машин прокалывали шины, навстречу входящим в поселение подразделениям выталкивали подожженные мусорные баки.
«Это было со страною, или со мной, или в сердце было моем», - лучше не скажешь. И сердце металось между состраданием и возмущением, гордостью и стыдом, отвращением и любовью. У каждого из этих сменявших друг друга чувств были свои основания.
Кто как не репатрианты, переселенцы, беженцы могут понять чувства людей, расстающихся со своим жилищем? Горько навсегда уходить из дома, где все помнит тебя и твоих родных – пришедших в этот мир или покинувших его.
Израиль – страна эмигрантов, и даже если человек родился здесь, прожил долгую жизнь, за его спиной все равно стоят совсем близкие предки, когда-то выселенные из-под отчего крова, бросившие родные стены в страхе и надежде на спасение. Скольким из коренных жителей страны повезло родиться в семьях пионеров еврейского заселения Палестины, а сколько «сабров» - дети и внуки спасшихся в Катастрофе, вывезенных из голодных стран Магриба, спасенных от ужаса гражданских войн, экономических катастроф, волн антисемитизма? На десять «русских» репатриантов тоже придется, наверное, не более трех сознательных и благополучных идейных переселенцев, семеро же из них бежали, когда затрещал по швам бывший Союз, и из прорех выползли бандиты, грабители, националисты и прочие «хозяева новой жизни».
Да и горькая обида на власти «русским» ох как знакома. Бывших советских евреев погнала вон из дома «чужая» советская власть, переставшая быть таковой и сдавшаяся на милость мародерам. А на бездомность и неприкаянность их обрекла власть «родная», израильская, решившая не обременять себя заботой о новоселах. Потому именно новым репатриантам понятна острая, отчаянная тревога людей, которым, после разрушения их налаженной жизни, еще предстоит прочувствовать на себе все прелести так называемой абсорбции. Нет никаких сомнений, что израильская бюрократия, насквозь политизированная и равнодушная к людям, заставит бывших поселенцев познать и унижение, и беспомощность. Вот уж для кого нет никакой разницы – местного обижать или приезжего...
Возмущало же «русских» в истории с размежеванием то, как беззастенчиво использовали человеческое горе политические интересанты, идеологические кликуши, самовлюбленные вожди-неудачники. Самому наивному простаку понятно, что «оранжевое» движение было оплачено из чьего-то тугого кармана. Демонстрации, антураж, подвоз-отвоз участников акций протеста, работа со СМИ – все это стоило немалых денег. И даже самых щедрых подаяний от единомышленников из-за рубежа на это никогда бы не хватило. Значит, пошли в ход некие внутренние резервы. Когда в стране недоедают старики и дети, недополучают лекарств больные, экономят на образовании, пенсионном обеспечении, пособиях для неимущих, такая широта трат выглядит скверно. На борьбу за имущественные права десятков тысяч граждан и против одного премьер-министра деньги нашлись. На помощь миллионам обездоленных они, увы, не пошли и ни под каким видом не пойдут никогда.
Гордиться можно армией и полицией. Даже те, кто вошел в Гуш-Катиф, «наступив на горло собственной песне» и подчиняясь только приказу, проявили невероятную выдержку, стойкость, высшую степень порядочности. Вот уж действительно - здесь вам не Москва. Здесь ни один генерал не отдаст приказ пополам с матом: «Огонь! Перестрелять всех к такой-то матери!» Здесь ни один спецназовец не расчехлит саперную лопатку и ни один «мент» не пустит в ход дубинку. Израильские солдаты и полицейские доказали, что они служат в поистине народной армии и народной полиции. Что для них и убитый горем поселенец, и незваный бузотер, и экзальтированный ешиботник – не «условный противник», даже не «контингент, подлежащий усмирению», а соотечественник на все времена.
Жаль было девочек-солдаток, таскавших буквально на себе многопудовых брыкающихся теток. Но они вынесли и эту – в другом смысле слова тяжкую - ношу. Боязно было за ребят, под градом всякой гадости, лившейся на их головы и летевшей в них, взбиравшихся на крыши и рисковавших упасть в высоты. Но они были на высоте – в лучшем понимании этого слова.
Нестерпимый стыд вызывали «шоумены», сознательно приравнивавшие выселение жителей Гуш-Катифа из Газы с геноцидом евреев в годы Второй мировой войны. Когда одна из семей поселенцев – взрослые, подростки и маленькие дети - вышла из дома с нашитыми на одежду желтыми звездами и поднятыми руками, гадливость просто подступила к горлу. Кому они хотели показать, что похожи на ведомых в концлагеря, на расстрел, в газовые камеры? Служащим банков, в которые они скоро положат полученные компенсации? Хозяевам гостиниц, кемпингов и домов отдыха, приготовившим им номера для краткосрочного проживания? Строителям, спешно заканчивающим обустройство территории городка бесплатных «караванов-вилл» под Ашкелоном? Маклерам, что будут предлагать им для покупки новое жилье во «внутреннем» Израиле? А может быть, тем, кого шесть с лишним десятков лет назад нацисты вели колоннами на смерть и муки?
Сейчас много говорят о том, что из тысяч молодых израильтян, принимавших участие в беспорядках (часть из них задержана и содержится под стражей) уже никогда не вырастет поколение, по-настоящему любящее свою родину. Что, хлебнув однажды вседозволенности и цинизма, они не смогут уважать государство и его лидеров, даже если к власти когда-нибудь придут противники Ариэля Шарона. Что обида на свою страну заставит многих детей бывших поселенцев уехать из Израиля навсегда.
Все это, наверное, будет. Но, как говорится, погоды не сделает. Народ Израиля переживет эти дни, ему доставались времена и потруднее.
Как человек, лежащий на больничной койке, на всю жизнь запоминает трещину на потолке или стене, так и еврейская страна, конечно, никогда не забудет надлом размежевания. Но раз остаются в памяти не боль и процедуры, а какая-то выбоина на стене, значит, человек выздоровел, поднялся и живет дальше. Так и Израиль оправится от августа 2005 года, продолжит свой путь в новых обстоятельствах и будет надеяться на лучшее.
Вот только трещина та не забудется никогда...