Не хочу быть пациентом!

Когда бывший советский человек впервые попадает в американский госпиталь, ему (если, конечно, его не мучают жестокие боли) кажется, что он очутился в раю. Ни грязи, ни вони, ни стираных-перестиранных, выцветших, а нередко покрытых бурыми, несмываемыми пятнами халатов. Ни палат с несколькими койками в каждой. Ни нянечек и дежурных сестер, которые смотрят тебе в руки и ожидают, что за каждую услугу ты дашь им трешку или пятерку - в зависимости от прейскуранта... Светло, просторно, красиво, чисто, на тумбочке – телефон, на стене – телевизор, между тобой и единственным соседом по палате – занавеска, защищающая твою и его (ее) «прайвеси». Работники – от сестер до уборщиц, – как заведенные или, вернее, как запрограммированные, входят в палату в нужный момент, дают лекарства, меняют постельное белье и халат, измеряют давление и температуру, берут анализы, приносят еду, выносят мусор и т.д...
К удобствам, как известно, привыкаешь быстрее, чем к неудобствам. А привыкнув, начинаешь видеть недостатки в том, что недавно идеализировал. И мы начинаем их видеть не только в палате, но уже в приемной госпиталя или даже в узком корридоре перед приемной. Не говоря уж об отделениях «скорой помощи» госпиталей, где пациенты лежат часами, дожидаясь, когда их осмотрят, сделают первые анализы, поставят предварительный диагноз, переведут в палату, где наконец освободится койка...
На днях в «Нью-Йорк таймс» появилась большая статья, авторы которой доказывали, что, попав в систему здравоохранения (в медофис, клинику и тем более в госпиталь), человек из личности превращается в пациента – существо особой породы, нечто вроде неодушевленного предмета, с которым врачи и медработники обращаются без особых церемоний. Пациента не называют по имени, ему (ей) не называют своих имен, вольно или невольно топчут его (ее) самоуважение, не принимают во внимание чувства стыдливости и страха, не реагируют (или не вовремя реагируют) на жестокие страдания, не пытаются поддержать, утешить, вселить надежду. А подлечив, спешат его (ее) выбросить за борт, чтобы не тратить ни одного лишнего цента. Экономика, как известно, должна быть экономной.
Такая печальная картина – результат тенденций, наблюдающихся в последнее время в американской медицине. Бюджеты многих госпиталей скудеют, и число работников в них все в меньшей степени соответствует количеству больных. В результате медработники разрываются между пациентами, не имея возможности установить хоть с кем-нибудь из них теплые человеческие отношения. Налаживанию контактов мешают и те же соображения экономной экономики: пациентов выписывают из госпиталей раньше, чем когда-то, и им не удается «привязаться» к обслуживающим им людям. В случаях с пациентами-иммигрантами огромную роль играет отсутствие во многих госпиталях переводчиков: больные не могут нормально общаться с врачами и медперсоналом, не знают, что с ними происходит, чего им ждать, на что надеяться, чувствуют себя чем-то вроде беспомощных подопытных кроликов или даже людей, попавших в камеру пыток. На все это влияет, наверное, и то, что многие госпитали нанимают наспех подготовленных работников, которые прилежно следуют букве, но не духу ухода за пациентами.
Согласно опросу, проведенному Agency for Healthcare Research and Quality, Kaiser Family Foundation и Гарвардским университетом, 55% опрошенных (2,000 человек) недовольны качеством медобслуживания, а 40% сказали, что это качество ухудшилось за последние пять лет. И люди жалуются не на медицинские ошибки, не на неправильное лечение или скверное питание, а именно на негуманный, обезличивающий больных подход медперсонала.
Но может быть, у русскоязычных иммигрантов – свой, особый взгляд на отношение к пациентам в американской системе здравоохранения?
Именно поэтому мы решили провести свой опрос и узнать, как наши читатели оценивают подход к пациентам в американских медофисах и госпиталях, в отделениях и машинах «скорой помощи».
Действительно ли, попав в госпиталь или медофис, человек превращается в безликого «пациента»?
Действительно ли никто не считается с его нуждами и чувствами?
Или к пациентам относятся по-разному в разных госпиталях – государственных и частных, госпиталях для богатых и госпиталях для бедных?
Может быть, отношение медработников к пациенту определяется уровнем его доходов?

Маргарита Н., Стэйтен-Айленд:
У моей 15-летней дочери на теле неожиданно появилась сыпь. Она вообще девочка, склонная к аллергии, но эта сыпь меня насторожила, и мы с дочкой поехали в госпиталь.... Работник госпиталя (не знаю, какова его должность - доктор, регистратор?..) спросил, что ее беспокоит, а услышав слово «rash» брезгливо поморщился. Попросив выйти в коридор, потребовал: «Покажи!» А вокруг ходили и сидели другие больные – мужчины и женщины. Я так растерялась, что не знала, как отреагировать на подобную глупость. Во-первых, если он опасался, что у моей девочки заразная болезнь, то должен был сразу ее изолировать, а не просить раздеваться прилюдно. Во-вторых, он с ней так обращался, будто это была не молодая, хорошенькая девушка, а собака, кошка или даже неодушевленный предмет. К счастью, сама моя девочка, которая с первого класса училась в американских школах и имеет американскую ментальность, не спасовала. «Вы что, хотите, чтобы я здесь устроила стриптиз?» - иронично спросила она. Тут он соизволил ввести нас в приемную.

Михаил М., Бенсонхерст:
У моего отца случился приступ панкреатита. Мы вызвали «скорую» и отвезли его в госпиталь Victory Memorial. Его мучили кошмарные боли, а в глазах было выражение, какое, наверное, бывает у затравленных животных. Он стонал, его тошнило. Весь его вид, казалось, взывал: «Помогите мне, облегчите эту невыносимую боль!» Но ему долго не давали обезболивающих, а дежурная медсестра объяснила мне, что этого нельзя делать, пока ему не поставят диагноз...

Мария Ф., Брайтон:
Мой сын поранил себе ногу, когда выносил мусор и случайно упал на осколки кем-то разбитой бутылки. Рана была глубокая, кровь лилась, не останавливаясь, и мы вынуждены были вызвать «скорую»... Сколько нас продержали в отделении «скорой помощи», я не знаю точно. Помню только, что долго. Я страшно боялась за сына, боялась, что он истечет кровью, но даже забывала о нем, когда слышала стоны другого больного. Это был молодой человек, который буквально сгибался пополам от боли и время от времени не просто стонал, а ревел, как зверь. Представьте себе, какая это была боль, если молодой, сильный мужчина не мог сдерживаться, не мог себя контролировать! И никто не обращал на него внимания - обслуживание в порядке живой очереди.

Елена Т., Квинс:
Парамедики ворвались в нашу квартиру, как полицейские в логово каких-нибудь гангстеров или террористов. Да и с мамой они вели себя так, как полицейские или спецназ с опасным преступником. Будто это был не человек, а «больной», который не поймет человеческого языка, не будет по-человечески реагировать на их попытки его спасти. Поэтому его надо побыстрее «обезвредить» - усадить в кресло на колесах, облепить нужной аппаратурой, покатить к машине, помчать на огромной скорости в госпиталь – и никаких человеческих обращений, никаких выражений сочувствия и жалости, никакого желания подбодрить, успокоить, утешить.

Михаил Т., Мидвуд:
Я сам, слава Богу, никогда не лежал в госпитале, но моя жена пробыла там целый месяц, перед тем как родить ребенка – врачи опасались, что у нее будут преждевременные роды. Так вот, я ни на что пожаловаться не могу. С ней обращались самым лучшим образом – доброжелательно, внимательно. Сейчас у нас есть здоровая, красивая девочка.
Но я знаю, что многие пациенты, особенно пожилые люди, жалуются на медработников. Я послал данные своей мамы в Ассоциацию пенсионеров, и с тех пор мы получаем их литературу, которая изобилует подобными жалобами.

Серафима К., Бруклин:
С больными, особенно с пожилыми людьми, бесчеловечно обращаются не только в госпиталях, но и в приемных медофисов. Идешь туда через силу, потому что нужно, необходимо, чтобы врач тебя посмотрел. А потом сидишь часами в приемной, ждешь, пока тебя наконец вызовут. Такое ожидание может даже здорового человека превратить в больного.
А врач в это время принимает без очереди частных пациентов или тех, которые имеют только Медикейд, но зато приходят в офис с подарками. Некоторые пациенты даже девицам-регистраторам дарят коробки конфет. Конечно, подобных больных примут вовремя, хорошо обслужат. А вот таких, как я, заставят ждать. Когда доктор, наконец, меня вызывает, я не в состоянии ей обяснить, как я себя чувствую, и запомнить, что она мне говорит.
Я не знаю, как обстояли дела в медофисах до появления в Америке «русских», но мне кажется, что мы очень врачей и медработников испортили, приучили их к взяткам и подаркам. Американцы чуть что - сразу в суд подают, мы же предпочитаем уладить дело тихо, «под полой».

Дора Н., Стэйтен-Айленд:
Американские врачи и медработники – прекрасные специалисты. И обращаюся они с пациентами вроде бы по-человечески – всегда улыбаются, пытаются подбодрить. Но все же ты чувствуешь себя в медофисе или госпитале, как деталь на конвейерном потоке. Все эти улыбки, вежливые, заученные фразы, не говоря уж о действиях, доведены до автоматизма, как будто тебя обслуживают не люди, а роботы. Будто души, сердца у них нет. А все потому, что их работа измеряется человеко-часами. Каждому пациенту – 15 минут и не больше. Как за это время можно установить человеческие отношения?

Ирина В., Стэйтен-Айленд:
Все зависит от самого пациента, от того, как он себя преподнесет, как себя поставит. Я не имею в виду, что пациент должен изображать из себя важного и богатого человека. Он должен вести себя, как человек, как личность, – тогда к нему и будут относиться, как к человеку, а не как к неодушевленному предмету.
Моя дочь недавно родила ребенка в госпитале NYU. И я многому научилась, глядя на нее. Наши иммигранты, попав в госпиталь, либо ведут себя, как жалкие чужаки, которые всего боятся, либо начинают качать права. А медперсонал реагирует на такие модели поведения соответственно – к испуганным чужакам относится пренебрежительно, на агрессивность качающих права отвечает агрессивностью.
Моя дочь была подчеркнуто вежлива, дружелюбна, разговаривала с медработниками, как равная, как американка с американцами, часто шутила, заводила беседы на разные темы. И медработники готовы были во всем ей помочь, предупредить каждое ее желание. Конечно, чтобы вести себя так, надо уже иметь американский менталитет, который, безусловно, есть у наших детей, окончивших здесь школы и колледжи, но который, к сожалению, все еще не выработался у нас, их родителей.

Дмитрий К., Брайтон:
Мы, пациенты, для врачей, - всего лишь источник дохода. Медицина в Америке - бизнес. Поэтому, когда ты идешь к врачу, он не хочет тебя внимательно выслушать, он не пытается поставить диагноз без аппаратуры, – ему не до этого. Ты для него – не человек и даже не больной, а источник дохода. Поэтому ему достаточно слегка тебя выслушать, чтобы определить, как именно благодаря тебе можно выжимать деньги, то есть на какие анализы тебя надо послать. Я помню, как один мой знакомый упрашивал врача, чтобы тот заменил сложную и неприятную процедуру – колоноскопию – на более легкую - рентгеноскопию. Врач ему ответил: «Да что вы говорите! Мы живем в современном мире. На рентген я посылаю только 80-летних стариков.
А все потому, что колоноскопия стоит дороже...

Лариса Л., Бруклин:
Мне кажется, что наши иммигранты, которые жалуются на американские госпитали, забывают об ужасных условиях в советских больницах – о грязи, о взятках, о хамстве. Моя мама попала в один из бруклинских госпиталей с сердечным приступом. Мы в то время жили в небольшой и довольно темной квартире, рядом с шумными соседями. А в госпитале было светло, тихо, красиво. Как в санатории. За окном – парк. И уход за мамой был прекрасный. Я помню, что даже с горечью подумала, что здесь у нее условия лучше, чем дома. Так что «нашим» грех жаловаться.

Тамара Ш., Бенсонхерст:
К иммигрантам в бруклинских госпиталях относятся как к собакам. А к «русским» - хуже всех. Стоит им услышать русскую речь, как они уже настраиваются против тебя. На пожилых людей медперсонал вообще плюет, и они валяются в палате, заброшенные, беспомощные... Если дети или внуки их не навещают, то этим старикам не залечивают старые болячки, а добавляют новые. Дают им всякие нужные и ненужные лекарства, таскают на тесты. Я знаю женщину, которая попала в госпиталь с воспалением легких, а вышла оттуда... слепая! И от нее еще добивались, чтобы она подписала документ, о том, что уже была слепой до того, как попала в госпиталь!

Семен Д., Квинс:
Конечно, все зависит от объема карманов пациента. Чем он богаче, тем к нему лучше относятся. Я не думаю, чтобы каких-нибудь “гейтсов” или “трампов” заставляли часами лежать в отделении «скорой помощи» или дожидаться, когда медсестра соизволит дать им лекарства. Да богатые и не пойдут в госпитали, где небольшой штат и, в результате, скверное обслуживание. Ведь любой врач с радостью побежит к ним домой, стоит им немного захворать!