Жертвы бесамГлава 10: Георгий: Встреча с прессой

Начало см. “РБ” №22-30 (475-483)

Русский пресс-клуб находился в брайтонском ресторане с шаблонно-колоритным названием «Русский медведь». В его холле стояло устрашающее чучело огромного бурого медведя, эмблемой была голова ревущего медведя, а среди фирменных блюд нередко фигурировала медвежатина. Тем не менее хозяин ресторана Григорий (Грэг) Ривлин считал себя еврейским патриотом, щедро жертвовал в пользу «русской» синагоги на Брайтоне и участвовал в митингах солидарности с Израилем. Ривлин и сам был похож на медведя – рослый, плотный, с буйной шевелюрой и раскатистым голосом, добродушный, когда его не тревожили, опасный, когда кто-то посягал на облюбованную им бочку меда.
В недалеком прошлом Ривлин мирился с принадлежностью к «купеческому» сословию, но в последнее время стал настойчиво стучаться в двери элиты. Следуя примеру Юджина Шехтера, он даже сделал попытку пробиться в нью-йоркский горсовет, но если Юджин с его импозантной внешностью и изысканными манерами делал общине рекламу, то Ривлин, по мнению многих, ее позорил. Очень может быть, что он выдвигался в горсовет не по собственной инициативе, а был марионеткой в руках умелого кукловода, к примеру, того же Юджина, который считал, что ни одни местные выборы не должны обходиться без «русских» - пусть пока мы не добиваемся успеха, но, по крайней мере, мозолим глаза американцам.
Возможно, идея создания пресс-клуба при «Медведе» тоже не принадлежала Ривлину. Но так или иначе, клуб был основан, и в его стенах (в «бейсменте» ресторана) встречались не только представители русскоязычной пишущей братии, но и деловые люди, желающие с ними пообщаться.
В субботу утром (14 мая) я пошел в клуб не для того, чтобы позавтракать в уютной атмосфере или поболтать с коллегами, а для того, чтобы хоть немного сдвинуть с места расследование. Несколько дней подряд я максимально сужал «список подозреваемых», оставляя лишь тех людей, которые имели не одну, а множество точек соприкосновения с Шехтерами, – одновременно сотрудничали и соперничали с ними, дружили и... враждовали, а кроме того имели дачи в Монтиселло или Лордвилле. Грэг Ривлин оставался в списке после всех чисток, так что имело смысл именно с него начать мои тайные (замаскированные под интервью) «допросы»...
Мне не повезло. Грэг в ответ на мое заявление: «Я хочу с вами побеседовать», сообщил, что убегает в синагогу (на его макушке уже красовалась черная бархатная кипа) и беседу придется отложить. В утешение он заключил меня в свои медвежьи объятия и распорядился, чтобы меня обслужили самым лучшим образом....
В клубе было тихо и почти безлюдно, что меня утешило больше, чем любезности Ривлина: меня, наверное, стошнило бы от затасканных «номеров» его завсегдатаев. А заметив в дальнем углу Дмитрия Горина и Джека Сигала, я даже обрадовался: они были в числе немногих коллег, с которыми я всегда был рад встретиться.
Дмитрий, увидев меня, помахал рукой, а потом подошел к моему столику с чашкой кофе в руке. «Ну что, как продвигается расследование?» - шепотом спросил он, наклоняясь ко мне. Потом, увидев мое ошеломленное лицо, рассмеялся. «Не бойся! Это твоя Аня! Она ведь дружит с моей Софьей. Вот и пожаловалась во время бабской беседы на тему: «Все мужики - сволочи». А может быть, похвасталась во время разговора на тему: «Чей мужик лучше?» Но, повторяю, не бойся: дальше нас информация не пойдет, разве что Аня еще где-то проболтается...»
«Ничего, не страшно, пусть себе болтает, - сказал я, знаком приглашая его сесть.- А вот расследование идет туго».
«Может быть, тебе стоит взять себе напарника, эдакого доктора Ватсона? Я не гожусь для этой роли, но вот Джек, пожалуй, сойдет – молодой, энергичный, в юности мечтал стать частным детективом... К тому же – борец за права всех униженных, оскробленных и невинно убиенных...»
«Может быть, стоит», - согласился я, глядя на Джека, который в это время увлеченно рассказывал что-то молодой телеведущей Лане Трабб...
Русскоязычные журналисты Америки – пестрая толпа, состоящая из людей самого разного возраста, разного профессионального уровня, разных способностей и политических убеждений. В ней можно встретить бывших звезд советской прессы, которые, по инерции, пишут об Америке в язвительном тоне, и пожилых графоманов, которые готовы «волонтирить», лишь бы увидеть свое имя в газете; ультраконсерваторов, пьющих по праздникам за торжество идей конфедератов (!), и ультралибералов, готовых насадить в Америке социалистические порядки; еврейских патриотов, проповедующих возвращение к родной культуре, и ассимилянтов, тоскующих по России. Но почти всех их отличает типично советская нетерпимость, готовность вцепиться в глотку представителю «оппозиции».
Дмитрий и Джек составляют исключение из правил: они поддерживают теплые отношения, хоть и находятся на разных полюсах многих спектров. Дмитрий – немолодой, невзрачный, во всем разочарованный - принадлежит к консервативному крылу нашей прессы; Джек – молодой, видный, полный энтузиазма – выступает с либеральных позиций в защиту прав иммигрантов. Я лажу с обоими - наверное, потому, что на любой шкале – возрастной, политической, мировоззренческой - нахожусь где-то между ними.
«Хотя тебе не нужен напарник, - продолжал шутливо дразнить меня Дмитрий. – Ты – гордый одиночка, и твое расследование – необычное..»
«Одиночка поневоле, - вздохнул я.- И расследование мое необычное в силу обстоятельств. К примеру, я стараюсь свести к минимуму «подозреваемых», то есть людей, заинтересованных в смерти г-жи Шехтер, но стоит мне пообщаться с кем-то из наших, как, подобно чертику из табакерки, выскакивает какая-то новая личность - любовник Элины или партнер Юджина. На днях мне сказали, что Элина спала с доктором Марком Бродом. Я уже звонил ему и условился о встрече...»
«Марк Брод? - переспросил Дмитрий. - Не думаю. Скорее, она лечилась у него. Насколько я знаю, у нее были психологические проблемы. Впрочем, все это – слухи и сплетни. И вообще, если ты занялся расследованием не забавы ради, а всерьез, я тебе не советую прислушиваться к нашим «писакам». Не верь им, даже когда они говорят, что получили информацию из достоверного источника. На самом деле они все пользуются испорченным телефоном. Одни плохо знают английский и не ходят на пресс-конференции полиции. Другие ходят, но не подозревают, что полиция скрывает все, что может помешать следствию. А те, которые подозревают, обращаются к посредникам, например, к американским журналистам, которые, на их взгляд, имеют «своих людей» среди копов.
«Да, это правда», - снова вздохнул я, подумав о Марке Кесслере.
«Так вот, «своих людей» в полиции сейчас почти ни у кого нет. В прошлом журналист-американец мог пригласить детектива на обед и кое-что у него выведать. Сейчас этот журналист козыряет Законом о свободе информации и в результате получает меньше сведений, чем раньше. А его «русскому» коллеге перепадет еще меньше – ведь американец хочет, чтобы его репортаж отличался от репортажей «братьев меньших». Так что нашим остаются «рожки да ножки..»
«И что же нам, «братьям меньшим», делать?»
«Использовать эти данные. Но полагаться на свой ум, свое чутье и свою смелость».
Это сказал Джек Сигал, который незаметно подошел к нашему столу, а сейчас уже садился рядом с Дмитрием.
«В последнее время нам скучать не приходится, - сказал он, наливая себе чай. - После убийства Элины я каждый день ожидаю, что может произойти что-то из ряда вон выходящее. И мне все кажется подозрительным. Даже обморок той молодой официантки в «Снегурочке». Хотел бы я понять, почему наш дорогой Нодар Джозеф, который ни для кого пальцем не пошевелит, вдруг принял ее судьбу так близко к сердцу. Я узнал, что она лежит в госпитале Victory Memorial, но сегодня не cмогу туда пойти».
«А я вот смогу», - начал было я, но в это время в клуб – шумно, с помпой, как красавица в бальный зал, - вошел еще один журналист – звезда русского телевидения США Антон Барский. Если Дмитрий Горин напоминал старого крота, а Джек Сигал – молодого мустанга, готового в любую минуту понестись галопом по прерии, то Барский казался помесью павлина и тигра. В отличие от Джека и Дмитрия, сочетающих убежденность с терпимостью, Барский соединял в себе цинизм с показным, причем правым экстремизмом, что привлекало к его передачам людей с тоталитарным, «совковым» менталитетом, а к нему самому - женщин, уважающих в мужчине главным образом силу.
«Кстати, я знаю из достоверных источников, что Барский крутил темные дела с Анастасией Смирновой и Элиной Шехтер , - с видом заговорщика сообщил нам Джек. – И спал с обеими». Мы с Дмитрием переглянулись и рассмеялись.
«Хорошо бы вывести этого негодяя на чистую воду», - мечтательно произнес Джек, не обращая на нас внимания.
«А почему бы нам не напроситься к нему на передачу. И после передачи вызвать на откровенность?» - предложил я.
«Неплохая идея, - обрадовался Джек.
В это время Барский в картинной позе остановился в центре зала и поднял руку.
“Внимание, друзья мои! - объявил он. - Мы все здесь - свои люди, и я от вас ничего не скрываю. Я узнал из достоверных источников, кто имеет отношение к смерти нашей дорогой Элиночки. Это Питер Иоффе, сын Татьяны, главреда “Рубежа”...”

Продолжение следует