Владимир АроновиЧ: О Вике Некрасове помню всегда

«Людей неинтересных в мире нет» - что правда, то правда. Тем более когда узнаешь, что твой нечаянный собеседник знал людей, от одного имени которых перехватывает дыхание...
- Несколько слов о себе, Владимир Яковлевич, о том, как вы познакомились с Виктором Платоновичем Некрасовым.
- Я, как и мой старший знаменитый друг, - коренной киевлянин. Познакомил нас мой родной дядя Исаак Пятигорский, который, в свою очередь, был ближайшим другом Вики (так звали Виктора Платоновича близкие ему люди) с институтских времен. Мне кажется, несмотря на солидную разницу лет, Виктор Платонович относился ко мне очень хорошо, доверял даже свои семейные тайны, о которых мы еще поговорим. В течение 27 лет, до самого его вынужденного отъезда за границу в 1974 году, мы виделись и общались почти ежедневно. [!]
- Вы воевали, Владимир Яковлевич?
- И да, и нет. Война застала меня в Одессе курсантом артиллерийской школы. И мы от наступающей немецкой армады стали пятиться назад: дошли до Ворошиловградской области, откуда нас выдавили в Сталинградскую область, а из нее уже школу вывезли в Среднюю Азию, в Сталинабад, где я ее и закончил. После школы направили в Рязанское артиллерийское училище, из которого нас, необстрелянных, выпустили под самый занавес. Я поучаствовал в первомайском параде 1945 года на Красной площади и в Параде Победы. Потом воевал с бандеровцами в Польше, так что мое участие в войне довольно скромное.
- Тяжело было отступать?
- Отступать организованно школа не могла. Наш начальник, подполковник Романов, собрал нас и сказал буквально следующее:
- Дети мои, возможности вывезти вас нет. Вон, видите, куча обуви: сапоги, ботинки, обмотки. Берите, кто сколько унесет, и поодиночке, по 2-3 человека отступайте на Ворошиловград. Это, напомню, была осень 1941 года. А когда мы уходили из Сталинграда, мирное население и донские казаки провожали нас недобрыми взглядами и словами:
- Погодите, немец придет, мы вам покажем! Меня это удивило и поразило...
- После войны вы окончили с отличием Горный техникум, несколько лет работали, но когда решили продолжать учебу, в институт вас не взяли – из-за «пятого пункта», правильно?
- Да, и заступаться за меня к начальству пошел Виктор Платонович – к тому времени мы уже дружили с ним. Но даже он, известный к тому времени писатель и лауреат Сталинской премии, помочь мне ничем не смог – 1951 год, начало борьбы с «безродными космополитами».
В тот же самый год стала, к моему счастью, материализовываться большевистская идея поворота вспять северных рек: в Киеве открыли «поворотный» (гидрологический) институт, куда меня как отличника приняли без экзаменов - посчитали, видно, что поворачивать реки можно и с «пятым пунктом» (смеется).
- А тот момент, когда Некрасову присудили Сталинскую премию за повесть «В окопах Сталинграда», вы помните?
- Конечно. Его ведь из списков претендентов вычеркнули, а Сталин, прочитав повесть, фамилию Некрасова восстановил. Двери квартиры Виктора Платоновича и его мамы Зинаиды Николаевны не закрывались ни днем, ни ночью – угощали знакомых и незнакомых. И неважно, были ли хозяева дома: всех принимала бонна, долго жившая в их семье.
- В Зинаиде Николаевне чувствовалось дворянское происхождение?
- На каждом шагу! Она не учила вас, как держать вилку и нож, но вы, глядя, как она ест, как держится за столом, невольно учились у нее. И ее, и его благородство, особая стать моментально бросались в глаза. Вика заботился о матери до последних дней, а умерла она, когда ей перевалило за 80. Помню, привез он ей из Италии дорогущую диковинку – слуховой аппарат. Как же она ему обрадовалась! Но едва ли не через месяц бедная Зинаида Николаевна этот аппарат потеряла!..
Согнутая, небольшого роста, она, поддерживаемая сыном под руку, сопровождала его на все встречи, пресс-конференции, а их тогда было немало... Очень они любили друг друга!
- А семья –то была у Виктора Платоновича?
- Формально – нет. Но однажды он мне по большому секрету поведал, что где-то в Австралии у него есть жена и сын. Очень редко они давали о себе знать. Видимо, завел он эту семью еще до войны, когда они с матерью жили в Париже.
- Виктору Платоновичу комфортно жилось в Киеве? Не тянуло в Москву, где жили братья-писатели, Твардовский, выходил печатавший его «Новый мир»?
- Он пользовался в Киеве огромным авторитетом, к нему, лауреату и известнному писателю, с какими только просьбами не обращались: и с жильем помочь, и из тюрьмы вытащить. Да и сам он, не дожидаясь просьб, умел находить нуждающихся в помощи и помогал им. Приведу лишь один пример. В 1949 году он аж на Сахалине разыскал своего бойца, который, если помните повесть «В окопах Сталинграда», сойдя на берег с крейсера «Марат», стал командиром взвода. Парень уцелел в боях, а после войны подался на Сахалин. Был он сиротой, и вот его находит Некрасов, привозит в Киев, устраивает в горно-строительный техникум, помогает его окончить. Доброе, очень доброе сердце было у этого человека!
- Вы помните то время, когда его обругал Хрущев, сказав, что это, мол, Некрасов, да не тот, который написал «Железную дорогу»?
- Поводом к началу травли Виктора Платоновича тогдашним главой правительства послужили его путевые заметки по Европе и Америке, опубликованные в «Новом мире». В них он описывает, как, попав в Нью-Йорк, он, обманув «товарища в штатском», вышел ранним утром на улицу, зашел в какой-то кабачок и завел разговор с простыми американцами.
- Он владел английским?
- И французским, и еще двумя иностранными языками. А по профессии он был архитектором... Выступление Хрущева стало командой «фас»! Виктора Платоновича перестали печатать в журналах, только «Новый мир» что-то еще мог себе позволить, но после изгнания из него Твардовского и эта лазейка закрылась. Переиздание книг тоже проекратилось – как хочешь, так и живи.
- А история с Бабьим Яром случилась до стычки с Хрущевым?
- Она лишь подлила масла в огонь. Виктор Платонович заступился за Анатолия Кузнецова, когда того стали травить за повесть «Бабий Яр». Сам был уже в опале, а заступился! И боролся за то, чтобы в Бабьем Яре установили памятник уничтоженным евреям. Должен сказать, что Виктор Платонович был истинным русским интеллигентом, интернационалистом, терпеть не мог антисемитов. К нему пришел как-то писатель, написавший тускленькую повесть о военных летчиках – «Истребители», просил помочь ее напечатать. Виктор Платонович взялся было это сделать, но когда этот горе-писатель неосторожно высказался при нем против евреев, то с позором был изгнан из числа знакомых В.П.
- Итак, Виктор Платонович стал, как сегодня говорят, диссидентом. Его вызывали в КГБ, допрашивали?
- Допросы, как правило, проходили ночью, под утро отпускали. И даже обыски у него дома устраивали. Переворачивали все вверх дном, что искали – непонятно. Нашли книгу стихов Мандельштама, роман Петра Вершигоры о партизанах «Люди с чистой совестью» с дарственной надписью: « Виктору Платоновичу Некрасову – человеку с чистой совестью». И это поставили ему в вину! Ну и как всегда они делали в таких случаях, предложили сотрудничество в обмен на восстановление доброго имени, издание книг и так далее. Конкретно Виктор Платонович должен был заклеймить в печати Сахарова и Солженицына. Помню, он спросил меня: «Как бы ты, Володя, отнесся к такому моему выступлению?» Я ответил, что не представляю, чтобы он написал такое. «Вот и я не представляю», - сказал В.П. и остался в положении прозябающего, нищего писателя.
- Как было принято решение об эмиграции? Или за него решили «органы»?
- Его по сути вынудили уехать навсегда, хотя, по распоряжению Брежнева, он уезжал в двухгодичную командировку. Мама его к тому времени, это был 1974 год, умерла. Я пришел к нему вечером 14 сентября 1974 года домой, накануне отъезда, чтобы попрощаться. Причем он предупредил меня, что телефон прослушивается, а около подъезда топчутся кагэбэшники в штатском. Мы вспоминали многое, но я заметил, что никто из прежних многочисленных друзей Вики попрощаться с ним не пришел – испугались. Ему было очень неприятно, хотя он, как мог, это скрывал.
Виктор Платонович поехал сперва в Швейцарию, где умерший дядя оставил ему небольшое наследство, а потом перебрался в Париж. Работал в максимовском «Континенте» и на радио «Свобода».
- Я помню его выступления! Это была прекрасная русская речь, умная, интеллигентная. Он читал, кажется, главы из «Окопов Сталинграда», не искалеченные цензурой...
- Эти главы, другие передачи на радио «Свобода» и послужили поводом для лишения его советского гражданства! Книги Виктора Некрасова были запрещены, изъяты из всех библиотек Советского Союза. Сейчас его доброе имя восстановлено.
Виктор Платонович долго болел, умер 3 сентября 1987 года в Париже, похоронен на русском кладбище в Сент-Женевьев. Я, будучи во Франции в середине 90-х годов, нашел его могилу со скромной плитой, положил на нее цветы.
- Какую роль сыграл в вашей жизни Виктор Платонович Некрасов?
- За свою уже долгую жизнь я сталкивался со многими людьми на разных широтах нашей необъятной Родины (смеется). Но второго такого человека, как Виктор Платонович Некрасов, я не встречал! Это был необычайно добрый, умный, талантливый во многих отношениях человек. От него исходила особая аура, женщины не зря любили его и буквально льнули к нему. Я преклонялся перед ним, он навсегда останется в моей благодарной памяти.