Начало см. “РБ” №22-28 (475-481)
«Две неудавшиеся попытки убить двух женщин? Две удавшиеся попытки кого-то предупредить и запугать? Или два несчастных случая, случайно происшедших в одно и то же время?»
К этим вопросам сводились мысли, роившиеся в моей голове в субботу утром (14 мая), когда я, с чашкой чая в руках, сидела возле маминой койки в палате Victory Memorial Hospital. К тому времени я успела отказаться от намерения перевести себя на особый режим («в больнице, как в больнице»), отключив чуть ли не все функции организма. Ведь на сей раз мама попала в госпиталь не из-за своих болячек и (в этом я была почти уверена) не в результате несчастного случая, а из-за моего иррационального поведения. Чтобы оградить ее и всю мою семью от дальнейших «несчастных случаев», я должна была понять (почувствовать, почуять), что происходит, а значит, дать мозгу и чувствам работать вовсю. В частности, «обрабатывать» все, что касалось нашей юной соседки, которая (волею обстоятельств?) стала маминой соседкой по палате.
Когда я увидела ее в отделении «скорой помощи», на носилках, да еще в сопровождении моего деверя Нодара, мне показалось, что я схожу с ума. Новый кошмар наложился на давнишние, новые подозрения добавились к старым, и мое внутреннее напряжение достигло опасного предела. Но потом я взяла себя в руки, осознав, что эта девушка, напротив, может что-то прояснить в сложившейся бредовой ситуации, помочь мне расставить по местам все фигуры на шахматной доске. Ведь если сцену насилия в нашем доме привязывали к убийству Элины Шехтер и смерти Гарри лишь мои смутные воспоминания и догадки, то события последних двух дней создавали почву для подозрений вполне обоснованных.
«Какие-то кретины» (по выражению Тамы) столкнулись с моей матерью на следующий день после того, как я побывала у Генриетты Наумовны, и в тот же день, когда я безуспешно пыталась повидать «Генку с Катькой». Девушка, которую я видела в нашем подъезде и которая, скорее всего, вышла из их квартиры, попала в тот же госпиталь, что и мама, почти одновременно с ней. В придачу, они оказались в одной палате, как если бы кто-то (Нодар? Молодой врач в кипе?) постарался облегчить задачу преступникам, желающим то ли проследить, к чему привела их тактика, то ли довести до конца задуманное (убийство?).
Девушку звали Дианой Хейфиц. По словам Нодара, она потеряла сознание во время гала-обеда RAMA в ресторане «Снегурочка», где работала официанткой. «Судя по всему, маленькая шлюшка и наркоманка, - сказал он. – Приняла сверхдозу героина и вырубилась...» Правда, мне было совершенно непонятно, почему наркоманку поместили в травматологическое отделение, где лежала мама. Непонятно было и то, почему Нодара, человека в высшей степени эгоистичного и прагматичного, волновала участь этой «маленькой шлюшки»: он уделял ей даже больше внимания, чем моей матери – и в четверг, когда они обе попали в госпиталь, и в пятницу, когда он ненадолго туда забежал. Нодар был настолько сосредоточен на Диане, что даже отказал себе в удовольствии отчитать меня за недостаточное внимание к семье (“Вот если бы ты сидела в тот момент дома, а не таскалась по каким-то мероприятиям... Если бы ты послушалась меня и нашла работу, более подходящую для вдовы с двумя детьми, более подобающую порядочной, семейной женщине...”)
С Дианой мне никак не удавалось поговорить – когда я подходила к ее койке, она то ли спала, то ли притворялась спящей. Но в пятницу вечером, после ухода Нодара, я решила расспросить о ней медсестру – добродушную, словоохотливую афроамериканку по имени Юнис, которая напрочь отвергла версию моего деверя. По ее словам, анализы показали, что Диана принимала лошадиные дозы болеутоляющих средств и не в качестве наркотиков, а по назначению. «Все ее тело покрыто синяками разной величины и давности, - сочувственно покачала головой Юнис. - В придачу, у нее сломано два ребра. Уверена, что ее избил бойфренд, хотя она и говорит, что упала с лестницы, когда мыла окна. Все они выгораживают этих ублюдков, то ли из любви, то ли из страха... Удивляюсь, как она вообще могла работать...»
Я слушала Юнис, ощущая, как все мое существо заливает горячая волна, будто я только-что выпила чашку кофе или рюмку коньяка. Мне снова (как при виде «скорой» у нашего дома) показалось, что я приближаюсь к некоей высшей реальности, где открываются все тайны, сходятся все пути, а все случайности сцепляются, образуя одну стройную систему...
Значит, ночная сцена в нашем доме действительно была избиением, а не дракой подвыпивших «Генки с Катькой». Значит, Диана действительно живет в квартире этой странной четы, и это ее, Дианы, крики я слышала в ночь со 2 на 3 мая. И значит, Нодар действительно имеет отношение ко всему происходящему, иначе зачем он стал бы мне лгать и что-то мямлить о сверхдозе героина... А тогда, наверное, и те, давнишние мои подозрения не так безумны, как мне кажется...
К полудню пришли Дэни с Тамой. Оба они были уже спокойнее, чем накануне. Дэни не грозился найти и уничтожить негодяев, которые сбили с ног пожилую женщину и даже не помогли ей подняться; Тама не казалась испуганной маленькой мышкой. И все же при виде детей меня охватили привычные жалость и чувство вины... Мы с Гарри допустили достаточно педагогических ошибок, а после его смерти (благодаря моей свекрови, Нодару, моей растерянности и беспомощности) в нашей семье было достаточно уродливых сцен, чтобы травмировать юные души. Именно эти ошибки и сцены превратили Дэни в «angry young man», с замашками то ли диктатора, то ли революционера, а Таму – в боязливую, мечтательную девушку, чей «комплекс маленького человека» смодулировал в «комлекс Золушки», то есть в ожидание прекрасного принца- спасителя...
Мама при виде внуков прослезилась, будто лежала на смертном одре и они пришли с ней попрощаться. «Ну что ты раскисла, бабушка?! - воскликнул Дэни, целуя ее. – Большое дело – перелом! Скоро тебя выпишут, а потом я тебя никому не дам в обиду. Пусть только попробует кто-нибудь близко к тебе подойти...»
Заглянули ненадолго и Нодар с женой Мзией, и мама при виде своих «покровителей» снова залилась слезами. Лицо Мзии выражало все то, что я ожидала накануне услышать от ее мужа – упрек, возмущение, обиду («Из-за тебя страдает вся семья – мать лежит в больнице, дети предоставлены самим себе, мой супруг – важный господин – вынужден отрываться от работы, а я, добропорядочная еврейская женщина, вынуждена нарушать субботу»). Впрочем, с мамой Мзия была так любезна, что, наверное, показалась ей не покровителем, а ангелом-хранителем. «Тетя Нина, дорогая, как вы нас всех испугали!..» Нодар, напротив, нервно ходил по палате и поглядывал в сторону Дианы, видимо, не решаясь с ней заговорить в присутствии жены...
Вечером, когда дети ушли домой, я снова приблизилась к постели нашей соседки. В госпитале было тихо – в этот поздний час он из своего рода отеля и проходного двора превращался в подобие уютной многокомнатной квартиры. Посетителей уже не пускали, бесконечные вызовы по спикерфону: «Доктор Н., вас ожидают в комнате 305!» - сходили на нет, дежурные медработники разговаривали вполголоса, больные засыпали. Слышно было лишь гудение и тикание аппаратуры, а сквозь приоткрытое окно доносился шелест листвы в соседнем парке, который как бы высился перед госпиталем живым, зеленым щитом...
Девушка спала. Ее нежное лицо казалось прозрачным, рот был полуоткрыт, руки безвольно лежали поверх одеяла... Тут я заметила на полу фотографию, а подняв ее, обнаружила, что на ней изображена сама Диана в обнимку с молодым человеком, который показался мне знакомым. Откуда взялась эта фотография? Утром ее здесь явно не было. Диану никто не навещал, к ее постели никто не подходил, кроме медперсонала, а ее личные вещи лежали в шкафу, и никто к ним не прикасался... Неужели фотографию принес Нодар? И обронил ее? И кто этот молодой человек?...
Вдруг глаза Дианы широко раскрылись, и она схватила меня за руку. Это произошло так внезапно и так походило на кадр из фильма ужасов, что я невольно вскрикнула и попыталась высвободиться. Но девушка лишь крепче сжала мою ладонь. «Не уходите, - прошептала она. – Пожалуйста, не оставляйте меня!»
В это время в корридоре послышались шаги. Кто-то явно направлялся в нашу сторону. Мы с Дианой замерли. Кто это? Сторож, обходящий палаты, чтобы «выкурить» задержавшихся посетителей? Или подосланный кем-то (кем?) убийца? Фильм ужасов, казалось, перерастал в фильм о гангстерских войнах. Ночной визитер приблизился. Остановился у входа в палату. Показался на пороге. Вошел...
«Гоша?! - воскликнула я, и в моем голосе слышались удивление, облегчение, даже радость. – Как ты сюда попал? И откуда ты взялся?»
Это был мой сотрудник Георгий Левин. Он быстро оглядел палату, увидел маму и видимо, сообразил, как я сама сюда попала - удивление на его лице тоже сменилось каким-то подобием радости.
«От верблюда, - шутливо ответил он. – Вернее, из зверинца, который именуется «русским пресс-клубом». А туда я пошел, чтобы собрать новый урожай сплетен и слухов...»
Продолжение следует