Рубеж (продолжение)

(Продолжение. Начало см. “РБ” №№308, 309)

МИСТЕР РОБИНСОН
Москва для африканцев – это очень опасный город. Милиция от скинхедов охраняет, только если у тебя есть сильное государство. Очень били американского чернокожего, но он был американским солдатом из посольства, и тогда стали искать всех, кто его бил, и всех посадили. А у африканцев нет таких сильных правительств и скинхедов, которые нас бьют, никто не ищет. Я очень удивляюсь психологии вашей милиции. Я еду в метро, и взрослые показывают на меня пальцем и говорят: «Смотри, вот едет черный!» Меня это не оскорбляет, я только думаю, когда же всё это кончится. В мире есть черные люди, это факт. Но почему-то мы перестаем чувствовать себя «черными» только в Англии. В остальных странах жить трудно.[!]

5

ПЕРВЫЙ ПИЛОТ
Крылья Москвы послали меня в Мозамбик – возить креветки в ЮАР. К бывшим расистам. Это была хорошая работа. Но то ли кончились креветки, то ли они подорожали, и работа закончилась. Или мне надоело. Я не люблю однообразные маршруты. Пропадает желание жить.

Сейчас мне кажется, что вози и вози, дались мне эти креветки! От добра добра не ищут, а лучшее - враг хорошего. Но понесло меня дальше. Может быть, меня просто повысили? Наверное, так и было. Я стал летать только вводящим.
После Мозамбика я вводил экипажи в рейсах на Стамбул: челночные рейсы, груз без сопровождающих, рутинная работа. На обратном пути иногда мы залетали к батьке Лукашенко!
В Белоруссии я всегда очень молодею, кажется, что двадцати лет как ни бывало. Вот-вот увидишь лозунги «Слава КПСС» и большие портреты Брежнева. Я любил к ним залетать! Идет обычное для провинциальных аэропортов мелкое вымогательство, придумывают какие-то новые портовые сборы, понемногу подворовывает таможня. Прилетаешь домой в социализм! Но и свои мелкие радости в этом тоже есть: например, в Минске – прекрасные пельмени. Рекомендую! Везти их нужно в негерметичном отсеке у хвостового трапа, там даже летом минус тридцать, и до самого дома они не успевают разморозиться. Радость холостяка!
И вот так я пролетал и растранжирил всю свою жизнь. Не было ни пассажиров, ни пассажирок. Изредка возил вахтовые смены, но тоже не в модельной обуви: обычно в высоких резиновых сапогах или в унтах, но пора уже эту расхлябанную и кровавую историю причесать и сделать более внятной.
Для этого следует...

ПЕРВЫЙ ПИЛОТ
...Прервать свою благополучную советскую историю и писать только об Африке, подряд. С любого места. Например, с того, что в августе 95-го года наша компания «Крылья Москвы» начала осваивать небо Заира.
Первый раз я был там месяц. Спокойно выехал по контракту. Пригнал самолет с экипажем, слетал с ними несколько раз на точки, убедился, что командир справляется, и улетел.
Заир был абсолютно благополучным государством, ни о каких революционерах никто слыхом не слыхивал. Было спокойно, как в Ялте. Посредником у нас было авиационное предприятие Р.Д.ЗАИРА. « Российские друзья Заира»! Это ещё те друзья! Все похожи на моих банкиров. Лучше мне об этом не распространяться. Есть люди бизнеса, белая кость, а есть простые работяги. И первые вторых всегда облапошат.
А вторые первых – нет.
Генеральный директор даже не дал мне прочитать контракт, по которому я летел в Киншасу. Мне обещали показать его уже в пути, в Саудовской Аравии. Учитывал ли я, подписывая контракт, что при любом взлете меня могут сбить? Я так ничего и не подписал, я не видел контракта.

МИСТЕР РОБИНСОН
Ваш народ боится только сильных государств. Может быть, вы государство третьего мира? Я сейчас смотрю на белокожих и говорю себе: эти люди могут делать страшные вещи. Мой товарищ ехал в воскресенье из церкви и вышел из маршрутного такси возле «Академической» и его поймали четыре скинхеда и выбили один зуб.
Убежать он не мог, потому что был очень большой «траффик». А милиция в общежитие не поехала и сказала ему по телефону, что он всё придумал. И тогда мы в нашем институте устроили революцию и сказали, что пусть они нас совсем отчисляют из института, но скинхеды не дают нам даже выйти на улицу и купить хлеб. Когда это показали по телевидению, то милиция сказала, что не знает эту проблему, но примет меры. Месье Папи тоже сильно избили, когда он выходил из метро Приморская, он потерял сознание и его подобрала милиция.С ним был еще один африканец. Но тот смог убежать. Это правильно, что тот убежал! От зверей убегать не стыдно!

МЕСЬЕ ПАПИ КАЗАДИ
Если бы мой товарищ не убежал, то нас бы покалечили очень серьезно. А так они испугались, что мой друг приведет милицию (я лежал на земле без сознания), и предпочли скрыться.

ПЕРВЫЙ ПИЛОТ
Моя предыстория состоит из мелочей.
Вот я, инструктор, сижу на правом кресле. На левом кресле краснознаменный блатной стажер. Именно так первый раз я летал в Заир. Вы спросите, а второй раз мог бы вообще туда не лететь? Или, уже попав в Заир, мог бы я отказаться? Мог бы.
Я мог бы не лететь, не подержав в руках договор. И не соглашаться взлетать, раз нужно незаконно пересекать границу. Я мог бы отказаться подниматься в воздух, пока мне не пришлют более опытного второго пилота. Я мог бы сидеть в гостинице, пока не произведут служебное расследование и не выяснят, почему предыдущий экипаж неправильно эксплуатировал самолет. Я мог бы отказаться взлетать, пока наше правительство не даст мне разрешение летать к повстанцам и из Анголы не отзовет военных специалистов. Я мог бы не соглашаться садиться на дикий аэродром в поле, где мы садились вообще по старинке, «на огонь костров»! Мог бы. Еще я мог бы не рождаться, не кончать школу в Вологде, не служить в Балтфлоте. Я мог бы не лететь, пока не обеспечат надежный радарный контроль полёта.
Но я полетел. Потому что получил приказ своего начальства. Вся человеческая история – это история выполнения приказов. И маршал Жуков получил приказ, и фельдмаршал Паулюс получил приказ, и дальше ты этот приказ выполняешь. И тех, кто приказы отдает, их обычно не судят! Пойдите завтра на работу и попробуйте от чего-нибудь отказаться. А ведь над вами не висит толстый черный миллионер с золотым зубом, который за свои деньги хочет немедленной работы. И вообще есть разница, находитесь вы в Заире или в Филях!
И ты летишь! Один борт вылетает для правительства Анголы, второй - для Униты. А кто из нас прав, рассудит время.
Мы работали на повстанцев. 1000 метров, чтобы сесть, лучше, чтобы не было больших кочек. Требования у нас не очень высокие.
Разгрузились в Уните, и «фьють» - в течение сорока минут улетаем, потому что должен прийти следующий борт, и мы не должны занимать единственную узкую площадку. Ведь мы не «интуристы», нас наняли для грузовых перевозок. И возим мы только продукты питания. Да и вся продукция чужая, не московская и не тамбовская. Во всяком случае так значилось по договору, который мне так и не показали.

МИСТЕР РОБИНСОН
Унита – это особенный режим. Там, в Анголе, существуют два президента. Один из них ближе к Мобуту – это Совимпи. Когда говорят, что человек едет в Анголу, то мы сначала пытаемся узнать, куда он едет. И если он едет в Униту, то это всегда звучит подозрительно. Разница между ангольцами и заирцами небольшая, и в Киншассе живет много людей из Анголы.

МЕСЬЕ ПАПИ КАЗАДИ
Очень тяжелое предчувствие началось за двое суток до аварии. Я не спал, но мне снился кошмар. Потом меня упрекали за то, что я ничего никому не сказал, но я не знал, что происходит и откуда ждать беды. Я часто спрашиваю себя, почему именно у меня были такие страшные чувства. У меня нет дара ясновидения, и я не желаю его иметь. Можно объяснить только тем, что я каждый день шел в университет по этой дороге. Проходил базар, шел вдоль взлетной дорожки, пересекал её и всегда смотрел на самолёты.

ШТУРМАН
«Вот он – пилот!» - сказал я по-английски. Люди были в ужасе, но я чувствовал, что нарастает агрессия. Пострадавших я не видел. Я не видел убитых, я не видел раненых, не было крови.
Но и криков или воя я тоже не слышал. И тишины не было. Мне показалось, что нарастает какой-то гул. Самолет горел и никто не мешал ему гореть, его никто не тушил – пожарных не было. Моторы горели довольно прилично, но взрыва не было. Я вспомнил, что на АНах сделаны противопожарные перегородки в крыльях. Вокруг, кажется, стояли какие-то строения, но я даже не уверен, что они были каменными. Потом нас повели вдоль рынка к шоссе, но я не видел никого из этих несчастных жертв. Там было Куликово поле: 300 погибших и столько же раненых, но я их не видел. Сейчас я не могу этого объяснить. Я не отворачивался, и нас вели к машине вдоль рынка, но пострадавших я не видел. Сознания не терял. Руки были повреждены. Но голова была в совершенном порядке, хоть меня шибануло несколько раз головой о приборную доску.

ПЕРВЫЙ ПИЛОТ
Отрыв. На этом этапе полета никто никогда вниз не смотрит. Это практически невозможно. Сядьте на кухне на стул, потяните на себя штурвал, и вы поймете, что у вас перед глазами.

МИСТЕР РОБИНСОН
Заборчик был только сбоку, там, где само здание аэропорта. А не в конце посадочной полосы. Зачем вообще повторять про этот заборчик? Там было три бетонных здания и двор, открытый в сторону аэродрома. Вот туда ваш самолет и въехал.

ПЕРВЫЙ ПИЛОТ
К Новому году введенный мною экипаж стал проситься в Москву. Наши «Крылья Москвы» были близки к закату, но у меня был обратный билет, он был еще годен. И мне хотелось самому спокойно полетать. Я устал от вводов. Билет на Air France... через Paris... четыре часа ночью... аэропорт Де Голля ...сказка! По Парижу я не гулял и боюсь, что теперь погуляю не скоро.
Экипаж, который сидел в Москве, не мог вылететь, потому что у них не было билетов. Но тот, кто нас нанимал, толстый заирский буржуй, послал им деньги на билеты. (Вот что меня удивляет в Африке: чем богаче люди, которых я встречал, тем они были толще. Фантастика! Но для того, чтобы ориентироваться в людях, это очень удобно.
Вот бы и нам до этого дойти! Сам я довольно худой, а пока сидел, вообще стал кожа и кости.
И через считанные часы билеты были у моих людей на руках. Это существенное место, потому что потом нас обвинят в том, что мы прилетели по собственной инициативе и нас никто не приглашал и никуда не посылал.
Резервный экипаж прилетел в ночь на шестое, а самолет был готов восьмого.
Кроме билетов, капиталист заплатил ещё за профилактический ремонт самолета. Ремонт был более чем нужен вот почему: 6-го улетел старый экипаж и у них был налёт 70 часов, санитарная норма. Больше они без профилактики летать не имели права. Но по документам было одно, а не по документам ребята полетали основательно и заработали тоже хорошо. У фирмы, которая нас арендовала, были мы и такой же Ан-32, украинский. И кто сколько летает, кто сколько зарабатывает, этого, к несчастью, не скроешь. По нашим меркам, зарплата была приличной. Из такого расчёта: командир на всем готовом 1300, второй – 1100, штурман, бортмеханик на всем готовом - по тысяче, еда жилье, женщины не входят.
Набегало при семидесяти часах тысячи три, а за незаконное пересечение границы платили ещё отдельно.
Строго говоря, в таких командировках лётчики довольно независимы, вплоть до того, что самолет можно продать и исчезнуть.
Такое тоже бывало!

ПЕРВЫЙ ПИЛОТ
Контракт мне отказались показать именно в Москве. Но части, касающейся экипажа, я вообще так никогда и не увидел. Сам виноват - надо было «видеть» или без контракта в своих руках никуда не лететь. Юридически я чувствую себя до сих пор совершенным остолопом. И никто в экипаже помочь мне не мог.
Второй пилот Бучков вообще никогда не летал, только кончил училище за два года до этого и два года просидел на земле. Его патронирование было недостаточно мощным. Это беда Москвы: там слишком длинная очередь тех, кого пасут. Но крыши-то у всех разные! И его крыша ждала своей очереди. В Москве был себе такой скромный паренёк, не видно и не слышно.
Второй пилот вызывал у меня серьезную тревогу. Хоть я старался никому не показывать вида. Мальчикам нечего делать за границей, пока они не полетают лет десять.
Бучков счел, что на погрузку можно не ехат.! Просто как безответственный мальчишка. Он должен был следить за загрузкой с утра. И, конечно, не мог не знать, что это его обязанность. И даже дело не в том, что это было моим попустительством. По инструкции хоть и считается, что за погрузкой следит второй пилот, но там, в Заире, у всех экипажей было заведено, что за дополнительную зарплату мешки считают техники. Они же и контролируют загрузку. Это люди авиационные, они прекрасно знают, что перегруз недопустим. И, разумеется, они знают, что от них требуется, чтобы не допустить лишней загрузки. Учтите, что при максимальной загрузке можно взлетать только в последние метры. Утром пришла машина, и я с техниками на ходу договорился о том, что они обязательно посчитают мешки. И когда я через час приехал, один из техников уверенно подошел ко мне и сказал, что на борту 7 тонн. Про эти «7 тонн» я уже больше не могу слышать, меня тошнит от одного звука этих слов.
Техники пришли один раз в тюрьму, оба насмерть перепуганные. Потом посольство ухитрилось переправить их подальше, сначала в Анголу, а потом домой.

МЕСЬЕ ПАПИ КАЗАДИ
Утром я был на молитве. Мы –протестанты. В Киншасе половина католиков, а половина - протестанты. Я вернулся домой, но напряжение было таким сильным, что я решил вернуться в церковь и продолжать молиться. Я никогда не делал этого ни раньше, ни после аварии. По дороге я встретил одного своего родственника и сказал: «... со мной происходит что-то странное, может быть, ты сможешь проводить меня в церковь?». Пастор удивился, увидев меня во второй раз. Внимательно посмотрел на меня. Я попросил его снова отворить мне главные двери.


ШТУРМАН
Я два раза взлетал с украинцами. Но, понимаете, почему я не обратил внимания на этот дикий базар: в момент взлёта штурман вниз не смотрит. Когда часто взлетаешь по одному маршруту, то ещё можно позволить себе отвлечься, но в первые полеты - сложнейшая связь, и страна там франкоязычная, не сразу всё понимаешь. В результате напряжение слишком большое. И доверяешься только силам аэропорта. Но вот вы, например, посылаете детей в детский садик. Подразумевается, что детей там не бьют, не приучают курить гашиш и за это отвечает государство. Даже не приходит в голову проверять.

ПЕРВЫЙ ПИЛОТ
Приехал я, наконец, на борт. Приехать-то я приехал, но проверить я ничего не смог.
Коробки с грузом я, естественно, не вскрывал. И по виду коробки вес не определяется.
Меньше семи тонн там быть не могло по контракту, и уж в этом послаблений не бывало.
Все было пришвартовано. Даже сосчитать количество мешков я не мог.
Бортмеханик приехал в аэропорт вместе со мной, это - явное упущение. А во время он не уехал, потому что всё утро вносил в документы налёт московского экипажа.
Как же я не заставил их самих всё оформить и дал им удрать! Тоже моё упущение. А вообще летаешь черт знает с кем! Только где-то можно встать, извиниться и уйти, но с океанского лайнера или из экспедиции в Заир не встать и не уйти. Очень глубокая мысль, но очень жизненная.

МИСТЕР РОБИНСОН
Если вы хотите продать свои старые вещи, то тоже зарегистрируйтесь и вставайте в ряд. И они все любили смотреть, как взлетает самолет. Кричали: ааааа!смотрите, как он закрывает свои колеса, прячет в свой панцирь. Но те, которые были умнее, понимали, как опасно расположен этот рынок, и говорили, что нужно закрыть или аэропорт, или рынок. Но вместе им тут не жить. А они не могли расстаться друг с другом. И сейчас, наконец, закрыт и этот рынок, и этот аэропорт. Но там всегда были люди со всей Киншасы. Конечно, было много людей, которые просто ходили со своими вещами и продавали с рук, но там могло быть по пути много сотен человек и винты самолета вращались во всю мочь.

ШТУРМАН
Если это для меня, то спасибо. Для меня московского штурмана можно было не оставлять. Там и так хватало штурманов, которые могли со мной слетать. Были и мои друзья, и просто знакомые штурмана, у нас своя тусовка, и я никого оставаться не просил. Если капитан себя страховал и просил об этом прежний экипаж, то мне он об этом не докладывал.
Полеты там объективно тяжелые. Я два раза был на провозке. Стоял, смотрел. Там и сложные особенности связи, и рельеф ужасный, не за что зацепиться. От момента разрешения на запуск и до посадки в Анголе тебя ведет диспетчер, но это только связь, на экране он тебя не видит.
Диспетчер закрывает глаза на то, что все экипажи пересекают границу- это согласовано с правительством. Тайны заирского двора! А моя задача была узнать в поле узкую серую полоску - вот что было самым сложным. И в последний момент было решено, что меня «введёт» украинский штурман. Командиры договорились об этом между собой за несколько минут до полёта.

МЕСЬЕ ПАПИ КАЗАДИ
Пастор открыл церковь. И мы молились весь вечер, а потом я решил больше никуда не идти. Домой я ни за что на свете возвращаться не хотел. Это был не страх, что-то другое. Я не могу объяснить словами. Пастор разрешил мне заснуть в комнате при церкви. Там я находился до утра. Проснулся я очень поздно, в доме раздавались крики, и всё страшное уже произошло. Жена пастора погибла сразу, ей отсекло голову винтами.

6

ПЕРВЫЙ ПИЛОТ
Арестовали нас сразу. Человек, который раньше был мною, выпрыгнул из самолета и, хромая, доковылял до полицейских. Ноги у него были покалечены, но все-таки он мог идти, значит кости были целы. Пока самолет скакал по палаткам, его колотило по левой панели. Арестованных повезли в ближайшую больницу, но от уколов летчики категорически отказались. Вообще создавалось впечатление, что они не могли прийти в себя и к каждому, кто с ними заговаривал, они относились с подозрением и страхом. На ночь трех летчиков заперли в полицейском подвале, они спали, сидя на загаженной циновке на полу, прислонясь к бетонной стене. Ночью в участок звонил прокурор республики и разговаривал с дежурными офицерами. «Придется их отпустить!»- важно сказал он. Утром арестованных на открытом полицейском джипе отвезли к прокурору. У прокурора уже ждал переводчик из посольства. Прокурор спросил его и летчиков, на каком языке им легче говорить. Он перемигнулся с прокурором и сказал, что им легче говорить по-русски. «Русские не очень способны к языкам!»- сказал он. «Я не говорю по-русски!» - надменно сказал прокурор. Утром же прибыло два моложавых представителя посольства. Они были по-комсомольски уверены в себе и энергичны. Вот они как раз хорошо говорили на многих языках и могли достойно представлять свою родину. В приемной прокурора они подошли к пилотам и по-отечески их поприветствовали. Первый пилот объяснил посольским, что ему тяжело понимать переводчика, но на английском он говорит плохо.
«Английский у меня - спецпрограмма для пилотов, летающих за границу, специфический язык, моя твоя понимай». –сказал он.
“Take off clearance, ready to roll, поехали, и в этом роде».
«Не беда!»- подбодрили летчиков дипломаты.
Переводчик, на допросах и в суде, был негр, но он не переводил и половины. Не потому, что он негр. Там все негры. Такая африканская специфика. Просто он не понимал части слов на французском и большей части сложных слов на русском и переводил «очень примерно». Но он был совершенно искренним парнем и старался от нас ничего не скрывать. А если скрывал, то делал это невероятно неумело.

МИСТЕР РОБИНСОН
Английский язык в наших школах не учат. «Дополнительный» язык у нас тоже французский. Очень образованные люди говорят и на английском, но таких совсем мало. Я читал, что культура страны определяется языком, на котором думают. Мышление людей начинает соответствовать языку. У нас французское мышление.

МЕСЬЕ ПАПИ КАЗАДИ
По вечерам люди стоят у нас около домов и разговаривают, это им заменяет свежие газеты. Я подумал, что будет смешно всем объяснять, что у меня было такое предчувствие. Люди сразу будут думать, что я знал и не сказал или что я скрывал какие-то факты, поэтому я просто ходил по улицам от группы к группе и слушал, что люди говорят. Большинство считало, что Мобуту устроил крушение специально, чтобы подольше остаться у власти!

ПЕРВЫЙ ПИЛОТ
Переводчик объяснил посольским, что прокурор просил по полторы тысячи залога за каждого и консул их может увезти. Представители посольства переглянулись и, уехав в этот день больше не приезжали.
Переводчик был вечером, принес от них два батона и кока-колу и сказал, что это пока всё, что денег у посольства пока нет и президент говорит, что летчиков отпускать нельзя. «Может быть, вы сами найдете 1,5 тысячи, и я смогу передать прокурору. А он вас за это отпустит», - искренне предложил переводчик.
“Нет денег! - ответил второй пилот.

(Продолжение в следующем номере)