Желтое, оранжевое, Черное

27 января 2005 года пленарное заседание израильского Кнессета было посвящено 60-летию освобождения концлагеря Освенцим Советской Армией. На заседание были приглашены несколько бывших узников нацистских лагерей смерти. Одна из них – Катрин Герен – подошла к отделу пропусков, и первое, что она услышала, было: «Вам придется снять это». Под «этим» подразумевалась желтая звезда, которую Катрин приколола к своей одежде в память о годах, когда она носила этот знак в оккупированной немцами Венгрии. Это Герен и попыталась объяснить начальнице отдела пропусков Кнессета Нурит Рон, но та была неумолима: «С провокационными символами вход воспрещен». [!]
Что ж, даже сотрудник безопасности такого высокого ранга, как госпожа Рон, может страдать дальтонизмом. Или что-то позабыть из школьной программы. Или по какой-либо другой причине перепутать желтую звезду жертв Катастрофы с оранжевым магендавидом, который избрали своим символом противники плана эвакуации еврейских поселений в рамках программы одностороннего отделения от палестинцев. Так или иначе, но Катрин Герен на заседание пропустили. Бывшей узнице принесли извинения за излишнюю ретивость охраны. Но, как говорится, осадок остался.
А оранжевый цвет преобладал на площади возле Кнессета три дня спустя – на митинге в поддержку референдума по вопросу размежевания, организованного Советом поселений Иудеи, Самарии и Газы. Этого цвета были не только шарфы и фуфайки, головные уборы и повязки участников акции протеста, но и израильские флаги, которые они несли.
Любой художник скажет вам, что светло-синий, наложенный на оранжевый, превращается в тусклый сиреневый. Именно такой невнятный цвет приобрели на апельсиновом фоне шестиконечные звезды и полосы флага Еврейского государства. А национальный символ – голубое на белом – больше не сплачивает? «Кахоль вэ-лаван – зэ цева шели» («Голубой и белый – это мой цвет») - больше не общая песня?
Что же остается? Звезда на рукаве: желтая - у тех, кто действительно носил ее в те страшные годы, и оранжевая - у тех, кто сегодня использует символику Катастрофы в целях политической пропаганды?
Споры о символах лежат отнюдь не в плоскости эстетики. За ними стоит слишком много болезненных для сегодняшнего Израиля явлений.
На днях анонимные правые экстремисты распространили в Интернете сообщение, что в одном из подлежащих эвакуации поселений ими будет сооружен «муляж» концентрационного лагеря. И тем, кто явится выдворять несогласных с переселением, придется сначала, под объективами камер, резать колючую проволоку, валить столбы ограждения и ломать макеты бараков, в которых умирали евреи в Освенциме, Треблинке, Бухенвальде, Дахау, Майданеке и других лагерях смерти. «Мы собираемся и впредь проводить параллели между планом размежевания и Катастрофой европейского еврейства, между временами концлагерей и сегодняшним днем», - заявили авторы послания. Нетрудно догадаться, какую роль в этой инсценировке отводят они израильским полицейским и военнослужащим. Уж, конечно, не воинов наступавшей Советской Армии и армий союзников, которых уцелевшие узники называли своими освободителями.
Аллюзии на тему Катастрофы возмущают в Израиле многих. Министр строительства Ицхак Герцог выдвигает на рассмотрение парламента законопроект, запрещающий использование воспоминаний о трагедии европейского еврейства в любых целях, не связанных с поминовением павших, чествованием героев сопротивления, поддержкой выживших узников и процессом воспитания подрастающего поколения. «То, что отзывается болью в еврейских сердцах, не может быть использовано как орудие политической борьбы, - считает Герцог. – Это оскорбляет память жертв Катастрофы и льет воду на мельницу ее отрицателей».
Кстати говоря, один из видных теоретиков отрицания Катастрофы происходящее в Израиле не комментирует. А мог бы, если бы достал с полки свою фальсификаторскую кандидатскую диссертацию, защищенную в покойном Союзе ССР. Доктор Махмуд Аббас, он же нынешний глава Палестинской автономии Абу-Мазен, предпочитает не вспоминать о своих научных «открытиях» типа «фантомного характера утверждений о массовом уничтожении евреев в годы Второй мировой войны». До истории ли сейчас «раису»! Ему сегодня куда важнее практика утверждения своей власти в автономии, грядущие торги с Ариэлем Шароном и отношение мирового сообщества к вопросам границ и столицы будущего государства Фалястын.
Зато кое-кому в самом Израиле до зуда ладоней хочется еще раз досадить евреям. В один из дней, когда весь мир отмечал освобождение Освенцима, неизвестные исписали кощунственными словами стены синагоги «Нахлат Йосеф у-Мирьям» в городе Беэр-Шева. «Смерть жидам! Хай Гитлер! Да зраствует Асвенцум» - сохранить и передать орфографию нетрудно: ублюдки писали по-русски. А рядом – свастики, свастики, свастики, намалеванные черной краской.
Как сообщил русскоязычной прессе общественный пресс-секретарь израильской полиции Борис Кайзерман, следователи Южного округа рассматривают все версии происшедшего. Одно из предположений таково: провокация могла быть устроена арабами, учившимися в бывшем Советском Союзе и знающими русский язык. Другая версия – что это дело рук хулиганствующих молодчиков из «русской» общины. Третья – продуманная акция организованных юдофобов, существование которых в еврейской стране с некоторых пор перестало быть «несовместимым с жизнью».
В первую версию верится с трудом. Последние выпускники советских вузов вернулись домой лет 15 назад, большинство из них – палестинцы, жители «территорий», в Беэр-Шеву не добирающиеся. А израильские арабы, получившие образование в столицах бывших советских республик или в академических центрах современной России, в большинстве своем - люди умеренных взглядов, как правило, состоятельные и репутацией дорожащие. К тому же дипломированный врач или адвокат вряд ли напишет «да зраствует» и «Асвенцим». Наверное, даже доктор Аббас еще помнит, как правильно пишутся по-русски эти слова.
И как бы поначалу ни хотелось свалить вину на чужих, приходится краснеть от мысли, что это может быть выходкой репатриантских недорослей-«отморозков». Или того хуже – убежденных антисемитов, прибившихся к алие и пробравшихся в Израиль. «Почерк» выдает: его помнят еврейские кладбища Санкт-Петербурга, окна московских синагог, стены домов Иркутска и других российских городов. Теперь это пришло в Израиль, и оттого всем нам горько и больно.
Осознавали ли они, что творят, или нет, сами пошли на подлость или по наущению провокаторов – на эти вопросы ублюдки ответят, когда их найдут. Если найдут.
Но одно ясно: если бы израильские политики не бросались символами национальной скорби как дуэлянты перчатками, если бы память о жертвах Катастрофы была дорогой святыней, а не разменной монетой, нам не пришлось бы перебирать версии случившегося в Беэр-Шеве. Там, где общество нетерпимо к оскорблению памяти народа, где совестно шествовать, топча могилы, даже у отпетого мерзавца дрогнет рука, занесенная над святыней. Пусть от страха, но дрогнет.
Желтый цвет страдания, оранжевый цвет противостояния, черный цвет обиды... Нет, все-таки белый и голубой! Вот цвета мои.
Элиэзер Данович,
Тель-Авив