Сейчас я читаю книгу известного драматурга Виктора Розова «Удивление перед жизнью». Очень интересно, по-моему, написано. Я вообще люблю читать мемуары. И вот натыкаюсь на одну маленькую историю, рассказанную автором книги. Она случилась в годы НЭПа. Тогда, в феврале 1924 года, на Втором съезде Советов СССР было принято постановление, согласно которому в обращение вводились новые деньги – червонцы. Весной 1924 года обмен всех денежных знаков прошлых выпусков на билеты нового образца был завершен. При этом за 50 тысяч рублей знаками 1923 года давали один рубль золотом. Десять рублей казначейскими билетами приравнивались к одному червонцу. Имея реальное золотое обеспечение, новые деньги обладали высокой покупательной способностью. Мама мне рассказывала, что в то время, будучи девчонкой, она бегала с тремя копейками в лавочку купить себе ириски. И ей еще давали полкопейки сдачи. Была тогда в ходу и такая монетка.
В первые годы после введения червонцев в обращение их охотно принимали к оплате за рубежом. Однако вскоре, благодаря сталинскому плану коллективизации сельского хозяйства, в СССР началась инфляция, и советские деньги стали неконвертируемыми. И хотя на банкнотах продолжали писать, что один червонец содержит 7,74234 грамма чистого золота, ни в одном банке невозможно было обменять его на этот металл.
Простая история, о которой рассказывает В.Розов, случилась с ним в начале НЭПа, когда он был мальчишкой (она занимает только один абзац, поэтому я надеюсь, что не утомлю читателей, если процитирую ее полностью).
«Однажды со мной произошел совершенно невероятный случай, - пишет В.Розов. - В те годы я собирал конфетные картинки – и для игры в фантики, и для коллекции – и никогда не проходил мимо валяющейся на тротуаре или в канаве какой-либо цветной бумажки. Вижу, лежит в канаве зелененькое. Наклоняюсь, поднимаю, очищаю грязь... Это три рубля! Деньги громадные! Я принес свою находку домой, отдал маме, и мы всем семейным советом решали, что на нее купить. И так как зеленую бумажку нашел я, то и решение состоялось в мою пользу. Мне купили новые ботинки, а на оставшиеся деньги – сладости к вечернему чаю. Какие это были красивые и крепкие ботиночки! Много, много лет потом я не имел подобных».
Дочитав до этого места, я вспомнил, что и у меня имеются кое-какие воспоминания, связанные с бумажными деньгами того времени. Правда, это были не три рубля, а три червонца, причем этот билет Государственного банка СССР тоже имел зеленый цвет.
Именно такая купюра уже почти семьдесят лет хранится у нас в семье. А история ее такова.
Я уже упоминал однажды, что старшего брата моего папы арестовали по ложному обвинению в 1937 году. Мой папа и дядя Моня жили тогда вместе со своими родителями, так как оба были еще не женаты. В ту страшную ночь в квартире был произведен обыск, НКВДэшники перевернули все вверх дном, забрали тетради с записями дяди, сделанными им на лекциях, когда он учился в политехническом институте в Харбине, и все деньги, которые были в доме. И это несмотря на то, что и мой папа, и дедушка работали, и часть денег принадлежала им. Когда палачи ушли, выяснилось, что у папы в брюках в маленьком кармашке для карманных часов, который у нас дома почему-то называли «пистончик», остались эти три червонца, незамеченные сыщиками. За неимением карманных часов папа хранил там эти неразменные три червонца на всякий непредвиденный случай. Однако папа не потратил эти деньги, он загадал, что если сохранит эту купюру, его брат вернется домой живым. Эта надежда не сбылась, вместо брата в 1956 году пришла бумажка о его полной посмертной реабилитации в связи с отсутствием состава преступления. К тому времени эти деньги давно вышли из обращения и представляли интерес разве что только для коллекционеров. Три червонца выпуска 1932 года остались в нашей семье как вечное напоминание о никогда не заживавшей кровавой ране.
Хочу обратить внимание читателей на наличие подписей членов правления Наркомата финансов на банкноте. Вскоре подписи исчезли, потому что каждый Народный комиссар финансов или казначей в любой момент мог оказаться врагом народа, и тогда пришлось бы изымать из оборота огромное количество бумажных денег, а это, не говоря уже о том, что очень дорого, невозможно было сделать быстро. Поэтому деньги без подписей всяких комиссаров и казначеев были гораздо удобней для товарища Сталина. Он мог гноить в тюрьмах и расстреливать своих комиссаров, не беспокоясь о том, что стране придется потратиться на печатание новых купюр.
В 1937 году появились новые червонцы, на которых впервые и очень надолго появился портрет Ленина. Их покупательная способность не шла ни в какое сравнение с первыми червонцами времен НЭПа. Они были кирпично-красного цвета, естественно, без подписей главных финансистов страны, и с ними связана моя вторая история. Именно ее напомнил мне рассказ Виктора Розова, потому что подобный случай произошел и со мной.
Однажды стоял я с мамой в длиннющей очереди за хлебом. Жили мы тогда в Новосибирске. В каком году это было - не помню, но то, что случай произошел во время войны, – это точно. Мне было лет пять-шесть. В хлебном магазине всегда вкусно пахло, поэтому я любил туда заходить, а продавщицей там работала Капа. Была ли она молодой или старой, маленькой или высокой, симпатичной на лицо или нет, я совершенно не помню, но ее имя прочно врезалось мне в память, так как все хвалили Капу за спорую работу. От этого очередь двигалась чуть быстрее. Еще говорили, что Капа никогда не обвешивает. Ее имя постоянно упоминалось в очереди. Хлеб по карточкам тогда отпускали на вес, и Капа резала буханки с помощью хлеборезки в виде лука, где к металлической дуге вместо тетивы был приделан острый нож. Одним концом хлеборезка шарнирным соединением была прикреплена к прилавку, а другой был снабжен небольшой ручкой. В доске прилавка была пропилена щель, куда уходило лезвие, когда нож был опущен. Снаружи оставалась лишь горбатая спинка хлеборезки да ручка. Держа нож за ручку, Капа шустро резала хлеб, но точную порцию, по-моему, угадать не могла никогда. Довесков всегда было много. Хлеб был сухой, легко крошился, потому что в него добавляли отруби, да и шелуха от зерен попадалась часто. Крошек вокруг ножа всегда было много, и Капа сметала их на поднос. В те времена и такие крошки были на вес золота, наверное, в этом был приработок Капы.
Помещение магазина было очень тесное, и длинный хвост очереди вился далеко на улице. Тот день выдался промозглым и холодным, постоянно моросил мелкий дождь, земля вокруг раскисла. Мне стало скучно стоять в унылой очереди, и я начал бегать вперед-назад по деревянному тротуару за магазином. И в одну из таких пробежек вдруг в щели между гнилыми досками увидел красную свернутую бумажку. С трудом я просунул в щель руку и вытащил находку, а когда ее развернул, то оказалось, что там пять купюр по три червонца. Я отдал деньги маме. Не знаю, насколько велика была сумма по тем временам, но хорошо помню, что бабушка раз в неделю покупала у молочницы для меня с сестрой пол-литра молока за одну такую красную бумажную денежку. Ну, теперь-то молока у нас будет вдоволь, думал я. И радовался так, будто его хватит нам на всю оставшуюся жизнь.