Эта летняя ночь, дочь ночей, переслушанных мною, перемученных, перезабытых любовных ночей. Где я сплю: в настоящем? Или плыву над собою?
Поэтические эти строки плыли надо мной вместе с шенберговской «Просветленной ночью», романтическим (его даже называли гиперромантическим) струнным секстетом, исполнявшимся в программе привлекшего внимание нью-йоркских любителей музыки концерта в одном из залов знаменитого Линкольн-центра. Дирижер – Аркадий Лейтуш, наш дважды земляк, приехавший в Америку двенадцать лет тому назад. Двенадцать. Это много или мало? Достаточно, многовато даже, для того, чтобы из музыканта стать программистом или бебиситером, но, поверьте, совсем-совсем немного, чтобы в стране, где работают и гастролируют лучшие оркестры и дирижеры мира, заявить о себе и быть признанным как отличный дирижер, профессионал высочайшего класса. Американские музыкальные критики назвали Лейтуша «одним из одареннейших дирижеров из России, дирижировавшим оркестрами в Европе и Соединенных Штатах с огромным успехом». О таких говорят: он проглотил дирижерскую палочку.
Лейтуш, по словам американских коллег, в своем творчестве придерживается великой русской традиции. Это действительно так, да и не может быть иначе. Учился в России в двух консерваториях сначала по классу хормейстеров, потом симфонического дирижирования. Дирижировал оркестрами Новосибирского, Омского оперных театров, в знаменитом своим балетом театре Перми, откуда Лейтуш родом. А следом за этим посчастливилось, при жесточайшем конкурсе, попасть в стажерскую группу Большого театра и в течение двух лет учиться у его замечательных мастеров.
Становление в Америке было трудным. Когда говорят - «утром проснулся знаменитым» - это, большей частью, красивая сказка. Действительность куда круче. Но одолевал ее – ступень за ступенью. О смене профессии, о жизни без музыки и помыслить не мог. Дирижерский дебют был с одним из лучших оркестров мира – Детройтским, куда был приглашен самим Нэме Ярви. И пошел разматываться клубок американских лет: педагогическая работа, оркестровка, но главное – дирижирование и многотрудная подготовка к нему.
Когда одного из выдающихся американских музыкантов и дирижеров Мича Милера спросили, какое путешествие любит он более всего, тот ответил коротко: «Из-за кулис к подиуму». Точно так же наверняка ответил бы Лейтуш – так стремительно, словно на крыльях радости, буквально вылетел он на просторную сцену Элис Талли Холла и промчался к дирижерскому пульту. Взмах волшебной палочки и...
Тревожная и тревожащая мелодика, ассонирующие аккорды, наступление, нападение какой-то грозной, тупой силы. Но ей не победить, не одолеть нас, потому что человек, наделенный разумом и сердцем, не может быть побежден, и лучи света прорежут и прогонят тьму. Эта музыка несет страстное отрицание всякого насилия, уверенность в победе нам ним, так нужный сейчас людям заряд оптимизма: «Вехи» Хэмпсона Сислера. Мировая премьера неординарного этого произведения была преподнесена слушателям как бы в два этапа: первые четыре музыкальных рассказа мы слышали в этом же концертном зале в исполнении того же Камерного оркестра под управлением Аркадия Лейтуша. Теперь – еще четыре. Вехи, ступени нашей жизни во всей ее многосложности. Почти литературная разработанность фабулы, волнующие музыкальные образы. И обобщающий, философски продуманный образ нашего времени.
Много ли знаем мы имен современных американских поэтов, писателей, художников, композиторов, присутствие которых в мировом искусстве становится все ощутимей? Имя Хэмпсона Сислера – одно из них. И не только потому, что он интересный и самобытный музыкант, но оттого еще, что близка ему и понятна проблематика сегодняшнего дня, ее безусловная связь с прошлым, от которого нам не уйти. В одной из «Вех» мы услышали тему пронзительного «Лебедя» Сен-Санса, но это не были вариации, нет. Композитор взял одну музыкальную фразу и создал мастерски написанную фугу, в которой сохранена светлая лирика Сен-Санса в ее современном преломлении.
И, конечно, большая удача для Сислера и его музыки – то, что переложил его органные «Вехи» в поэму для органа с оркестром, придал им симфоническое звучание такой блистательный, думающий мастер оркестровки, как Аркадий Лейтуш, чье толкование музыки, чья интерпретация исполняемого музыкального произведения всегда восходят к яркой индивидуальности, к особости мироощущения дирижера, к его редкостному умению трактовать музыку -–так, что слышится в ней гул суматошного нашего времени, отражаются его заботы и страхи, трагические его события. Великий Иегуда Менухин считал, что главное для исполнителя – найти равновесие между произведением и своим к нему отношением. А это - искусство, которым Лейтуш овладел отлично.
И еще одна очень важная способность дирижера: снайперский выбор и состыковка программы, т.е. умение следовать в подборе произведений продуманной и выверенной концепции, выстроить следующие одна из другой части концерта так, чтобы видна была логическая связь, объединяющая их идея. Повторяя Канта, можем сказать о дирижере: он имеет мужество пользоваться собственным умом. Такое, казалось бы, парадоксальное соединение несоединимого: Бетховен и Шостакович. Две противоположные по значению, по звучанию, но эмоциональному накалу вещи. Два трио великих – концерт для скрипки, виолончели и рояля Людвига ван Бетховена и «Мемориальная музыка» Дмитрия Шостаковича, виртуозно обращенные Аркадием Лейтушем в концерты для трех этих инструментов с оркестром.
Боже! Как это звучало! Нет, это был не просто симфонический концерт, а некое освященное небом действо, когда душа возносилась и очищалась от копоти повседневности, мучительных забот, обид и терзаний, невнимания близких, отдаления любимых. Бетховен – его к радости взывающая героика, его благородная патетика, Бетховен величествен, мудр и прекрасен. Это безусловно и априорно. Но осмысление его музыки, ее толкование дирижером, ее исполнение оркестром и солистами – выше всяких похвал. Зал аплодировал стоя. Так же, как и после шедевра Шостаковича.
«Мемориальную музыку» (в концертном зале Линкольн-центра состоялась мировая премьера выполненного Лейтушем переложения для исполнения с оркестром финала трио Шостаковича) композитор начал записывать в феврале 1944 г., через несколько дней после смерти почитаемого им замечательного музыковеда, лектора, литературного критика Ивана Ивановича Соллертинского. Вы, наверно, много читали и слышали красочный рассказ о нем Ираклия Андроникова. Памяти Соллертинского воистину потрясающее трио и посвящено. Именно в эти дни Шостакович узнал ужасающие подробности творимых фашистами в Треблинке и других концлагерях преступлений. Поэтому трио стало не просто очередной, пусть даже очень талантливой работой, специально написанной в память о друге и в память о миллионах уничтоженных нацистами невинных людей, к тому же – одно из первых «еврейских» произведений великого русского композитора, т.е. работ, в которых ясно слышатся еврейский лад, исполненные трагизма еврейские мотивы, языком музыки рассказано о тех, кто уходил «в дым», в смерть.
- Как и когда решили вы заняться такой сложной, невероятно ответственной работой, как оркестровка шедевра Шостаковича, - задала я вопрос Аркадию Лейтушу, с которым мне удалось побеседовать после концерта. - Ведь трио – это камерная музыка, исполняемая в небольшом зале для небольшого числа слушателей. Как смогли вы прочувствовать затаенный его грозный симфонизм, яростную патетику финала?
- Оркестровку финала трио я завершил семь лет тому назад. На вопрос «почему» вы в общих чертах ответили сами: я почувствовал симфоническую потенцию этой вещи, и мне захотелось сделать из нее небольшой концерт. Ничего не присочиняя...
- Опираясь на то, что симфоническое мышление Шостаковича дает о себе знать в любом его произведении?
- Вот именно. Поэтому мне ничего не нужно было додумывать, да я и не посмел бы изменить хотя бы одну ноту. Просто использовал для оркестровки материал фортепьянной партии, а также партий скрипки и виолончели. В этой транскрипции я соблюдал все традиционные законы оркестрового аккомпанемента и особенности почерка оркестровки самого Шостаковича, стараясь сохранить его яркий, очень характерный оркестровый стиль.
- Уже тогда, семь лет назад, вы задумали исполнение оркестрованного трио Шостаковича в дуплете с концертом Бетховена?
- Да. Это и была главная идея всей работы – показать, подчеркнуть контраст музыки гуманиста Бетховена и Шостаковича, отразившего страшные реалии и невиданную жестокость фашизма, войны, гибели миллионов.
- Почему же не был исполнен раньше этот гениальный тандем двух оркестрованных трио?
- Он ждал особого случая. Особого зала. Особого оркестра. И вот сейчас такой день настал: оба трио прозвучали в Элис Талли Холле Линкольн-центра в исполнении замечательного оркестра с замечательными солистами.
-Наверно, было непросто собрать такое звездное трио. Виолончелиста Мишу Квинта я знаю, слышала его в прошлом вашем концерте в этом же зале, когда исполнялись «Вариации на тему рококо для виолончели с оркестром» Петра Ильича Чайковского. Прекрасно было звучание скрипки, Юлия Зискель, к стыду моему, - имя для меня новое. Между тем она скрипачка экстра-класса.
- То же можно сказать о пианистке Елизавете Копельман. К своим 27 годам она приобрела мировую известность.
- Этот концерт дал мне повод преисполниться гордости: в прославленном зале прославленным оркестром руководит мой земляк, и все три солиста в сложнейшей программе – тоже наши. Это здорово!
«Просветленная ночь» Арнольда Шенберга, великого австралийца, первооткрывателя атональной музыки, одного из тех, кто стоял в авангарде обновленной музыкальной культуры ХХ века, т.е. современной музыки, - это заключительный аккорд вашей концептуальной программы?
- Если говорить о восходящем эмоциональном напряжении, об экспрессии, о нервном выбросе обоих трио, то опус Шенберга действительно как бы подводит итог, заверяет слушателя: любовь, преданность, человечность все равно победят зло. Музыкальные образы Шенберга столь мощны, что мы будто видим, как у его возлюбленных просветленной ночью появляются крылья и они взлетают и мчатся в свете звезд. Это как бы эпилог всему, что было сыграно, рассказано, подарено слушателю, это его приобщение к вечной музыке, неотделимой от нашего времени с его страстями, с его добром и злом, любовью и ненавистью, с его библейскими категориями. Ибо по-прежнему есть время строить и время разрушать, время любить и время ненавидеть, время жить и время умирать.
Вечная музыка... Возможно, вы, дорогие читатели, захотите послушать симфоническую музыку в исполнении высокопрофессиональных нью-йоркских оркестров под управлением Аркадия Лейтуша. Вот несколько ближайших концертов:
4 апреля в 8 час. вечера в концертном зале Бруклин-колледжа будут исполнены Шестая симфония Чайковского и Пятый концерт Бетховена для фортепьяно с оркестром. Играет популярный Brooklyn Symphony Orchestra. Концерт посвящен памяти выдающегося дирижера Натана Рахлина. Вход свободный.
В мае, в Trinity School, на углу 91 улицы и Сolumbus выступит Reverside Orchestra. Не пропустите!
Комментарии (Всего: 4)