Ален Делон не пьет одеколон? Коротко о книгах Ивана Менджерицкого

Удивительное это свойство книг – разумеется, талантливых – безмерно не только расширять время и пространство земной жизни читателя, проживающего вместе с литературными персонажами множество жизней, но и делать её качественно иной... Талантливая книга будоражит и ум и сердце, вызывает мощный эмоциональный отклик в душе. Этими свойствами в полной мере обладают две книги прозы Ивана Менджерицкого «Когда поженимся, Ванечка?» (2003 г., изд-во «Другие берега», г.Тверь) и «В тюрьму на танцы по пригласительным билетам» (2004 г., изд-во «MIR COLLECTION», Нью-Йорк).
Так сложилось, что прочитал обе книги одну за другой и воспринял их как одно целое. Не перестаёшь удивляться мощному художественному потенциалу автора, прозу которого отличает жанровое разнообразие - повести, рассказы, монологи, эссе, детектив, пьеса и, наконец, роман, а также присутствие гротеска, острой политической и социальной сатиры, мистификации, мягкого доброго юмора, иронии, трогательной лирики, которые редко встретишь в книгах современных авторов, пишущих на русском языке.
Вся проза Ивана Менджерицкого, независимо от жанра, – это большой рассказ о любви, о родстве душ, о неистребимом стремлении к счастью и о его невозможности вне этого родства, о бессмысленности жизни без любви, о тоске одиночества, о котором устами одного из своих героев автор афористично говорит как о состоянии «...не тогда, когда вы никому не нужны, а когда вам никто не нужен». Наиболее ярко это выражено в повестях и рассказах «Ален Делон не пьёт одеколон», «Рыжий журавлик в Battery tunnel», «Четыре ночи и три дня», «Лучше всех», «...И было утро»...
Интерес автора к людям, к их судьбам – добрый, неподдельный. Даже если иногда он своих героев ставит в фантастические ситуации, как, например, в повести «Муж Ребекки» или в монологе «Записки натуралиста», но где он настолько убедительно и точно раскрывает психологию героев, что забываешь о необычности сюжетного построения. Писатель использует фантастический сюжет рассказа «Завтра, на рассвете, чтобы ещё раз с особой силой показать суть трагедии современного общества, в котором такие истины, как «нет пророка в своём отечестве» и «история ничему не учит» , по-прежнему не устаревают, что игнорирование спасительной мудрости и жестоких уроков прошлого и настоящего ведет его к тому, что оно «с огромной скоростью приближается к черте, за которой хаос и мрак». Это апокалипсический прогноз, но, к великому сожалению, у него есть реальные основания.
Одна из главных составляющих прозы Менджерицкого - проблема нравственности. При этом писатель не морализирует. В этом отношении особое место занимает роман «В тюрьму на танцы по пригласительным билетам».
О воинственном прагматизме и безнравственности - повесть «Я возвращаю Ваш портрет», где по мере чтения испытываешь сначала жалость к герою-неудачнику, а потом чувство омерзения.
Резко контрастирует на этом фоне повесть «Гойка», в которой высокая нравственность ведет героиню, простую русскую женщину, по нелегкой жизни, переполненной множеством испытаний, диктует ей поступки, на которые способен только человек порядочный и мужественный. Я уже давно не испытывал такого душевного волнения при чтении. Каково же было моё удивление, когда узнал от автора, что после опубликования этой повести в русской периодике на него посыпались упрёки в антисемитизме. Бездоказательные обвинения - это печальный факт. К великому сожалению, он не лучшим образом характеризует определенную часть читателей - «Homo Sovetikus». Как мне кажется, с одной стороны, это большая беда некоторых из нас, не единожды переживших унижения национального достоинства на бывшей родине. Я бы посоветовал им перечитать повесть еще раз, чтобы убедиться в том, что эта замечательная повесть всей своей сутью направлена против антисемитизма, разгул которого мы наблюдаем в современном мире.
Драматургический талант автора, известного киносценариста, ещё раз проявился в пьесе «А в Кобо-Верде больше нет театра», где шекспировские герои разыгрывают свою драму в современном театре для современной публики в захудалом африканском государстве. В ней и философия любви и предательства, и мистификация, и тема расизма.
Две большие книги прозы, вышедшие в свет за два последних года, это ли не свидетельство огромного творческого потенциала автора, который накопил и осмыслил громадный жизненный материал. А потенциал этот далеко не исчерпан, и я уверен, что читателям предстоят еще не раз встречи с замечательными книгами Ивана Александровича Менджерицкого.
Рудольф Фурман

БЕСЕДА С ПИСАТЕЛЕМ ИВАНОМ МЕНДЖЕРИЦКИМ

Корреспондент: В связи с выходом вашей новой книги «В тюрьму на танцы по пригласительным билетам» мы хотели задать вам несколько вопросов.
Иван Менджерицкий: Мне очень приятно дать интервью именно газете «Русский базар». «Русский базар» напечатал несколько моих рассказов и повесть «Муж Ребекки» в то время, когда никаких книг я не издавал и как прозаик был никому не известен. Поэтому к вашей газете я испытываю огромное чувство благодарности и горд тем (на днях мне это сказали), что среди фотографий тех, кто сотрудничал и сотрудничает с газетой, есть и мой снимок. Спасибо.
Корр.: Иван Александрович, за последние два года вышли в свет две ваши большие книги прозы - «Когда поженимся, Ванечка?» и «В тюрьму на танцы по пригласительным билетам». Мне представляется, что для всех почитателей вашего таланта теле-радиожурналиста и известного киносценариста появление писателя Ивана Менджерицкого явилось приятной неожиданностью. Поэтому первый вопрос к вам: что изменилось в вашей жизни, что вас подвигло на написание книг, что послужило толчком?
И. М.: Случилось так, что волею обстоятельств я сначала исчез с экранов телевидения, а потом вообще из публичной жизни. Телекомпания WMNB, где я работал, обанкротилась.
Компания еще продолжала работать, когда приехал представитель НТВ, которое должно было начать вещание на этом канале. Я знал этого человека еще по Москве – это Петр Орлов. Он предложил мне сотрудничество с НТВ, но я отказался. Во-первых, хотелось работать самостоятельно. К тому же все эти события совпали с моей болезнью. Сначала было больно ходить, потом - стоять, потом – сидеть. Боль не отпускала. Сильные болеутоляющие уже не помогали. Мне сделали операцию, через полтора года – еще одну. Пришлось многому учиться заново, в том числе заново ходить. Помните историю, связанную с Доренко и Примаковым, когда Доренко необходимо было во что бы то ни стало потопить Примакова как возможного кандидата на пост президента России. Он так живописал сделанную Примакову операцию, что становилось ясно: человек этот больше не дееспособен. Мне делали точно такую же, но не на одной ноге, а на двух.
Теперь, что касается писательства. Писал, можно сказать, всю жизнь. В 1958 году начал сотрудничать с Центральным телевидением, позднее - с кинематографом. Написал более 100 сценариев документальных, научно-популярных, игровых и телевизионных многосерийных фильмов. По всем этим сценариям были сняты картины. Позднее написал несколько пьес, которые были поставлены. Четыре сценария по просьбе издательств я превратил в повести. Особенно дорого мне издание в свое время очень популярного альманаха «Подвиг», который вышел однажды с двумя повестями:«Сотников» Василя Быкова и моя - «Частное лицо». Для меня было большой честью оказаться в одной книге с Василем Быковым. Однажды он позвонил мне и сказал несколько приятных слов. И я подумал, что для меня это был большой урок, как надо себя вести. Что можно сказать известному, признанному, талантливому писателю? А хорошие слова нужно говорить всем, в том числе талантливым и знаменитым. Им это тоже нужно.
Быть прозаиком – особый дар. Я не был уверен в своих силах. Это литературная работа, но иная, чем создание драматургических произведений. Когда я начал писать, я не думал об издании книги. Я написал рассказ, потом еще и еще, но плана книги не было. Постепенно она стал выстраиваться. Писатель Владимир Соловьев свел меня с тверским издательством «Другие берега». Это была моя первая книга прозы, над ней – от написания до издания - работал год с небольшим. К ее выходу я уже писал вторую. Когда была написана треть новой книги, я опять оказался в госпитале, но когда выписался домой, то на следующий день начал писать роман. Понадобилось еще восемь месяцев для завершения работы над второй книгой прозы «В тюрьму на танцы по пригласительным билетам». Большая книга - более 500 страниц.
К моменту, когда книга была готова, я понял, что не хочу издавать ее в России: отношения, которые складывались там между властями и средствами массовой информации, были для меня неприемлемы. С людьми издательства «Другие берега» я готов был с удовольствием работать - милые люди, настоящие профессионалы, но не с Системой. Книга была выпущена в нью-йоркском издательстве «MIR COLLECTION». Это было трудное для меня время. Когда начал работать, не мог просидеть за столом более 15 минут. У меня была своя норма выработки: сначала три фразы, потом полстраницы, потом страница... Вот так я написал книгу...
Было очень много трудностей. Я жил один и мог пройти метров 20, не больше. Я это говорю не для того, чтобы пожаловаться на тяготы жизни, и не для того, чтобы вы увидели во мне Николая Островского. Как ни парадоксально, считаю, что у меня идеальные условия для работы: я мог сидеть за компьютером или лежать и плевать в потолок. Это был выбор. Я выбрал первое. Это был несложный выбор. Я не тусовщик и всегда стремился жить замкнуто. Конечно, у меня есть друзья. Их не много (а у кого их много?), они симпатичные люди, но меня устраивает ограниченность контактов. Конечно, у меня были попытки иной деятельности: создание собственной телевизионной компании, потом радиокомпании в рамках радиостанции «Надежда». Кстати, на этой радиостанции я и сейчас по понедельникам делаю часовую программу «Сочинение на вольную тему». Шутя я говорю, что живу жизнью старого писателя. А, может быть, в этом больше правды, чем шутки. Я много читаю, стараюсь писать каждый день, я мало говорю по телефону и по-прежнему избегаю тусовок. Когда-то, как и многие из вас, я пережил влюбленность в Хемингуэя. Он - замечательный писатель для юношества. Он учит быть и сильным, и благородным. Он замечательный учитель для пишущих людей. Я усвоил несколько его советов, которые действительно пригодились в жизни. Вот они:
- пиши до тех пор, пока тебе не будет ясно, о чем ты будешь писать завтра;
- не желай себе ни славы, ни богатства. Отсутствие того и другого делает зрение писателя намного лучше.
Это помогает оптимистично глядеть вперед. Учитывая мой возраст, понимаешь, что надо работать много и стараться каждый год-полтора выпускать книгу. Я знаю, о чем хочу написать, и надеюсь, что читающей публике это будет интересно и полезно.
Корр.: Ваша художественная проза - это многообразие жанров. Судя по всему, вы ищете адекватную форму для самовыражения. Диапазон этих жанров велик - от лирики до сатиры, от драмы до детектива. Поясните, пожалуйста, чем это вызвано.
И. М.: Я знаю, а в этом меня убеждает мой опыт, что с определенного момента твои герои начинают жить самостоятельно, вовсе не нуждаясь в твоей опеке, и начинают совершать поступки, о которых ты даже не подозревал. Именно это и диктует жанр произведения, его форму. Позволю объяснить это на небольшом примере. Мне хотелось рассказать историю, которая происходила где-то на краю земли, в забытом богом театре, в котором решили ставить «Отелло» Шекспира. И только в самом конце повествования становится ясно, что место действия - небольшое островное государство, которое находится где-то у берегов Африки. Для замысла мне нужно было государство, большая часть населения которого состояла бы из черных, но не мусульман. Поиски увенчались успехом: нашел на географической карте небольшое островное государство, о котором не слышал раньше. Оно называется Кабо-Верде. Правда, я не знаю, есть там театр или нет. Но мои герои уверяли меня, что есть. Итак, все актеры - черные. Единственно белый – это режиссер, он же исполнитель роли Отелло, наш парень, каким-то образом попавший на этот остров. Но это мы понимаем в середине пьесы. Когда актеры разгримировываются, вдруг оказывается, что Дездемона – черная, и Яго – черный и его жена - черная. А белый только один – тот, кто должен играть Отелло. Герои меня убедили, что этого делать не надо, потому что нет никакой разницы - ты единственный черный в белом окружении или единственный белый в черном окружении. Для меня всегда очень важна была идея деления людей не по расовому и национальному признаку, а деление более простое и одновременно более сложное: на умных и дураков, на благородных и мерзавцев, и... дальше можете продолжать сами. И вот тут оказалось, что герои вышли из повиновения. Я собирался написать рассказ или небольшую повесть, а героям хотелось стать действующими лицами пьесы. Я же понял это не сразу: с рассказом и повестью не получалось, с пьесой чуть легче, но что-то мешало. Однажды ночью Дездемона сказала: «Почему ты не хочешь понять, что если Шекспир, который, извини, намного талантливей тебя, писал это пятистопным ямбом (в чем я не уверен), то ты можешь написать это прозаическим текстом?» Назавтра я начал писать в стихотворной форме, и дело пошло.
Очень часто разные люди предлагают мне рассказать какую-нибудь потрясающую историю, на основе которой я могу создать литературное произведение. Я всегда отказываюсь от этого. Когда мы хотим иметь детей, мы не прибегаем, как правило, к помощи посторонних.

Корр.: Вы предстаете в ваших произведениях как тонкий психолог, как знаток человеческих душ. Не поэтому ли ваша проза изобилует многочисленными персонажами. Одни ваши герои вызывают антипатию, отторжение, неприятие аморальностью своего пребывания в жизни, другие, наоборот, отвечают чувствам симпатии своим благородством, порядочностью и физически ощущаемой цельностью натуры. Скажите, пожалуйста, вы их встречали или они плод вашего писательского воображения?
И.М.: Я думаю, что на этот вопрос нет определенного ответа. Так складывалась моя жизнь, что я встречался с огромным количеством людей. Больше всего в жизни меня интересовали люди. Когда я попадал в незнакомый город или незнакомую страну, я не спешил увидеть достопримечательности, я хотел узнать людей и хоть немного понять их. Как правило, мне это удавалось. Я верил, что до каждого можно достучаться. Если не получается, значит это твоя вина, а не его. Мне удавалось найти общий язык с очень разными людьми, при этом вовсе не подделываясь и не подыгрывая им. Мои персонажи, как правило, не имеют определенных прототипов, но мои персонажи имеют определенные прототипы. И в этом нет никакого противоречия.
Корр.: Мне представляется, что есть две наиболее сильные стороны вашего художественного таланта – это способность высмеивать пороки общества и его отдельных представителей с использованием гротеска, а также умение быть тонким лириком там, где речь идет о любви, об отношениях мужчин и женщин, причем и те и другие у вас, как правило, сильные и умные личности, а поэтому лиризм их непростых отношений особенно трогателен. Если можно, то несколько слов об этих сторонах творчества.
И.М.: Живя в Советском Союзе, невозможно не быть сатириком, потому что, как раньше любили говорить, «окружающая нас действительность часто похожа на цирк, на сумасшедший дом, на оперетту и точно попадает под определение: «такого не бывает, потому что такого не может быть». Для того чтобы это все пережить, надо обладать большим чувством юмора. Я думаю, что в истории Российского государства человек, имевший самые быстрые мозги, носил фамилию Пушкин. Я очень часто представлял себе реакцию Александра Сергеевича на вручение золотых звезд Леониду Ильичу, на этот мрачный ряд людей, не улыбающихся, в черных неуклюжих пальто, в широкополых шляпах, которые сидели на них, как на корове седло, они приветствовали массы трудящихся с мавзолея и утверждали, что именно они на своих плечах несут невероятную ношу заботы о мире. А мир содрогался, понимая, что это за люди. В каком жанре можно рассказать о яростных стычках в обществе по поводу изменения направления течения рек, а в каком жанре можно увидеть историю, когда в пустыне прокладывается железная дорога, а потом сносится, потому что на ее месте по генеральному плану должен быть прорыт канал. По большому счету все, что происходило в СССР и продолжает происходить в России, видится мне в жанре трагикомедии и фарса.
Если говорить о высоких чувствах, которые объединяют людей, то примеров таких и в СССР, и в России сколько хотите. Может быть, потому, что в этих странах слишком много пролито крови, слишком часто проявлялась несправедливость и даже об умерших и погибших не говорилось хорошо или ничего.
Корр.: Вся история России до сегодняшних дней свидетельствует о том, что интересы государства и власти были и остаются превыше всего, превыше самого ценного - человеческой жизни. Никогда с людьми в этой стране не считались, народ всегда держали за быдло.

И.М.: Люди старшего поколения помнят историю издания в Италии романа Бориса Пастернака «Доктор Живаго». Не хочется напоминать о том, каким оскорблениям подвергали писателя официальные лица. Не хочется вспоминать реакцию, как принято говорить, «людей с улицы», которая начиналась словами: «Я, конечно, не читал, но...». Здорово досталось Борису Леонидовичу. А потом пришли новые времена, роман был издан в России, его начали читать, и тут же возникло недоумение – а что ж там антисоветского? Никаких призывов к свержению Советской власти, никаких призывов запретить КПСС. Но партийные идеологи правильно разглядели опасность, которую нес в себе этот роман, утверждавший ценность и неповторимость человеческой жизни, ставя на первое место именно ее, а не государственные интересы.
Корр.: Какая главная тема книжек, которые вы пишете?
И.М.: Я думаю, что главной темой литературы, искусства является любовь в самых разных ее проявлениях. Только сильные чувства превращают человека в венец мироздания. И я часто вспоминаю название старого итальянского фильма, который точно определяет, что же нужно человеку. Фильм назывался просто - «Хлеб, любовь и фантазия».
Корр.: Спасибо большое вам за эту беседу. Доброго здоровья вам и творческих удач!
Беседовал Рудольф Фурман