ОХОТНИКИ ЗА МИРАЖАМИ

Апофеоз обратного времени
Археология имеет дело только с прошедшим временем, используя настоящее подсобно - для хронологической сверки - и совершенно пренебрегая будущим. Археолог, по сути, это библейский соляной столб, это упрямая Лотова жена, глядящая только в прошлое, отжитое, умершее, в которое дважды не ступишь, которое непоправимо, о котором знаем, что даже господь Бог не в силах изменить.
Какой-нибудь расписной керамический сколок, или ржавое подобие клинка, или тусклая античная склянка бесконечно ценны археологу окалиной времени, выступившей на них - V век до н.э., Х, а то и тысячи обратных - в прошлое - лет. Окажись, что эти останки древности на самом деле новейшего происхождения - и они будут немедленно изгнаны из музейных витрин. Задача и пафос археолога - локализовать это уже свершившееся Время под землей и настигнуть его чувственно, зримо, на ощупь, а то и на запах.
Из всех впечатлений, связанных у меня с работой на раскопках древнегреческого города Ольвии, что на берегу Бугского лимана, самое памятное и резкое - когда украинские археологи, докапываясь у себя на участке до очередного слоя, нечаянно разбили керамические флаконы с античными благовониями.
Запах держался около получаса. На него сбегались со всех участков археологи, видавшие всякие виды и бестрепетные к куда более ценным находкам, а также случившиеся поблизости местные жители. Все кто только мог истово склонялись над раскопом под свирепым черноморским солнцем и вдыхали по очереди этот слабенький летучий аромат, поскольку для каждого это был, конечно же, не запах античных благовоний, а запах времени - двухтысячной от нас древности.
Запах, добытый из-под завалов времени – самый стремительный и крутой влом в это самое время, в животрепещущие оттенки и факты той жизни. Прустовский рецепт по зацепке утраченного времени – манипулируя с мадленками и возбуждая память – здесь, в провалах общего времени, не годится. Прустом добытое время – личное; его, в пределах этого времени, отдельная жизнь. И у каждого человека для дрочки памяти – своя особая мадленка.
Запахи из антиЧного сортира
А вот когда австрийские археологи в середине прошлого столетия раскопали в древнем Эфесе общественный сортир (латрину) на тридцать человек, где сидели под музыку (чтоб не слышать раскатов утробы) на беломраморных стульчаках, делали свои несложные дела, не смущаясь ароматами, обсуждали политику и местные сплетни; когда обозрели систему стоков, уносящих античные испражнения в слив – это был моментальный чувственный, а не виртуальный прорыв в первый римский век нашей эры. Археологи жадно приникли к выкопанной земле под латриной, мечтая уловить этот универсальный запах человечества во все времена. Но живой родимый дух был стерт временем. Тем не менее эта идеально сохранившаяся латрина, протертая задами рабов и патрициев, мгновенно высветила для археологов весь уклад жизни древнего Эфеса. А отсюда, как по волшебству, восстал перед ними давно истлевший от времени город – с его ослепительным храмом Артемиды Эфесской, одним из чудес света, с его знаменитой библиотекой Целсуса, с банями, борделями, театрами, с его беломраморным проспектом, залитым красным вином, бьющим из всех фонтанов в тот день, когда Клеопатра с Антонием вышли из гавани в город.
И почему испражнения столетнего и даже 500-летнего производства никого не волнуют? И только, кажется, античные экскременты вызывают в археологе эту дрожь охотничьей собаки, настигнувшей свою добычу – живой когда-то пласт мертвого времени.
И чем древнее откопанный предмет, тем большую ценность представляет он для археолога, тем сильнее напрягает в нем то, что Гете называл “исторической эмоцией». Это зов дальних - не пространств, пространство осталось тем же и там же - времен. Археология вообще одно из самых иллюзорных (несмотря на осязаемую вещественность находок), эмоциональных и вульгарно романтических занятий. Археолог роется в земле наравне с искателем кладов. Только ценность его сокровищ зависит от глубины их залегания во Времени.
Там, где прошлое с будущим сходЯтсЯ
Так, например, археологам посчастливилось обнаружить на дне Эгейского моря, неподалеку от острова Докос, обломки кораблекрушения, случившегося около 2250 лет до нашей эры. Принадлежащий богатому торговцу деревянный корабль с грузом кухонной керамики, двумя свинцовыми слитками из Лаврионских рудников и многочисленными жерновами для балласта отчалил где-то к северо-востоку от Афин и затонул при входе в Докосскую гавань. Однако в рассуждении археологов его маршрут пролегал в другой, так сказать, плоскости.
Древнегреческое торговое судно пришло из ранней эллинской эпохи, непосредственно из Бронзового века, о котором пока так мало известно. Это самый древний из открытых археологами корабль был потоплен бурей, разыгравшейся на Эгейском море 4200 лет назад. Укрытые толщей морской воды, всосанные морским дном и потому нетронутые тысячелетиями керамические сосуды и всевозможная кухонная утварь, эти древнейшие каменные якоря–валуны с просверленными насквозь дырами - бесценны, поскольку благодаря им археологи совершили ещё один прорыв или, скорее, провал во Время.
Археолог - это алхимик Времени, он извлекает Время из вещественных свидетельств о нем. Археологу удается, или ему кажется, что удается, настичь это мертвое время, пронизавшее, как рентгеновы лучи, человеческие роды и оставившее на них свою окалину. Постепенно археолог накапливает Время, создает историю человечества, никогда не упуская из виду свою основную задачу – прорваться в самые глубокие пласты Времени, получить самые дальние свидетельства. В этой бесконечной гонке за обратным Временем, в этом маниакальном сидении археологов по всему миру и по целым десятилетиям над своими раскопами есть что-то безумное и неестественное. Ведь жизнь протекает в необратимой временной направленности. Однако, во-первых, это осязаемое, наглядное продвижение в обратном времени как-то неизъяснимо притягательно для человека, в природе человека. А во-вторых, возможно, что, проваливаясь все глубже во Время, археологи выйдут, наконец, на тот временной окоём, где прошлое смыкается с будущим и где им придется начинать сначала.
Один из таких мощных провалов в первобытную древность, которыми сопровождаются крупные археологические открытия, произошел на территории сегодняшнего Перу, в Южной Америке. Уже много лет группа американских археологов работает в горных долинах Анд, в местах, казалось бы, совершенно неприспособленных для оседлого житья, по крайней мере сейчас это ненаселенные районы. Результаты десятилетних раскопок оказались ошеломляющими.
Вопреки всем теориям и хронологиям археологи обнаружили, что развитые общественные структуры, плановое ведение хозяйства и монументальная архитектура были известны индейцам Южной Америки уже четыре-пять тысячелетий тому назад, приблизительно в то же время, когда в Египте воздвигались, одна за другой, пирамиды и шумерские города-государства достигли расцвета в Месопотамии.
Ступенчатые пирамиды и циклопические храмы высотой с одиннадцатиэтажный дом, сверкающие свежими (до сих пор!) красками фризы ритуальных святилищ с изображениями ягуара и гигантского паука, широкие площади, окаймленные жилыми зданиями, каменные статуи, обломки глиняных статуэток, каменные печати-штампы, настенные фрески — всё это было раскопано на местах древних поселений индейцев в узких речных долинах, которые круто спадают с предгорьев Анд к тихоокеанскому побережью. Самые ранние из раскопанных селений, по меньшей мере, на тысячу лет древнее, чем всемирно известные глинобитные дома и храмы первых жителей Центральной Америки в период позднего палеолита.
Это заставило совершенно по-иному взглянуть на культуру древних индейских племен в обеих, а точнее, в трех Америках: Центральной, Северной и Южной.
Три Америки: какаЯ древнее?
Колыбелью цивилизации Западного полушария традиционно считалась Центральная Америка. Оригинальные культуры тольтеков, майя, ацтеков с их причудливой мифологией, с их бесчисленными храмами в честь загадочных богов не шли ни в какое сравнение с тем, что было известно о культуре индейцев Южной Америки. То, что племена, обитавшие севернее и южнее Центральной Америки, стояли на гораздо более низком уровне развития, считалось аксиомой. И вот теперь, в свете новых открытий в Перу, оказывается, что колыбель цивилизации американского континента – Южная Америка.
Развалины монументальных сооружений высоко в горах производят ошеломляющее впечатление ещё и потому, что сухой холод андийских нагорий сохранил их в почти первозданном виде. Кирпичные фризы и каменные скульптуры, фрагменты росписей на сосудах и настенные фрески, с их четкой красно-сине-черной цветовой гаммой, которые были бы наверняка разрушены в другом климате, отлично сохранились. Точно также семена, пыльца растений и скелеты животных были найдены при раскопках не в виде окаменелостей, а в их натуральном, природном виде.
Крупные открытия всегда сопровождаются целым рядом загадок, даже недоумений. Почему, например, первоначальная цивилизация Америки развивалась и процветала в горных долинах Анд, а не на плодородном побережье? Значительная высота этих мест над уровнем моря и чрезвычайная засушливость климата делали их исключительно неблагоприятными для любого поселения. По словам одного археолога, “уже одно то,что кто-то когда-то здесь жил, является настоящим чудом”. Однако, несомненно, древние андийцы здесь жили. Жили прочно, тысячелетиями, о чем свидетельствуют развалины их городов-государств общим числом около пятидесяти, самое раннее датируется пятым тысячелетием. В центре каждого поселения стоял титанической кладки дворец, окруженный жилыми районами. Такой храм или святилище, совмещавший культовые и гражданские функции, был найден в 150 км к югу от сегодняшней Лимы. Гигантская, в три этажа, лестница ведёт ко входу, на стенах храма изображены две огромных, свирепых пасти мифического животного, каждая с хищным красным клыком в метр длиной и крепко стиснутыми зубами - по ним около 4000 лет назад прошлась очень прочная желтая краска. Самым большим из раскопанных зданий-храмов была колоссальная ступенчатая пирамида высотой в одиннадцатиэтажный дом, сооруженная около четвертого тысячелетия в речной долине к северу от Лимы.
Из всех построек в андийских городах самое интригующее - общественное здание напротив племенного святилища. Высотой в три этажа и в охвате больше футбольного поля, оно стоит на высоком каменном цоколе, в котором с севера и юга прорезаны лестницы, ведущие во внутренние помещения. Здание было общественным складом и состояло из множества глинобитных камер с превосходно разработанной системой вентиляции и сушки. Камеры хранения располагались симметрично вокруг центральной площадки, которая служила, по-видимому, для ввоза и вывоза товаров, и были так искусно и расчетливо размещены, что доступ к ним, даже к самой дальней камере, был легко обозрим сторожем, разгуливавшим тут же, на площадке. Из чего археологи вывели, что четыре тысячелетия назад, в речных долинах Анд процветали раннеклассовые города-государства с развитыми административными формами управления экономикой. Согласно этой теории, правящая элита осуществляла контроль над производством, накоплением и распределением сельскохозяйственных продуктов и предметов роскоши.
Будущие археологические находки в Перу, несомненно, позволят уточнить общественные связи и формы ранней государственности у древних андейцев, возводивших уже четыре тысячелетия назад высоко в горах монументальные храмы и затейливые административные здания.