Рейсы проклЯтых и спасенных

Пару лет назад на канале CBS прошел двухсерийный фильм Haven (прибежище) - об одиссее евреев-беженцев из фашистской Германии. Фильм поставлен режиссером Джоном Гремом по книге Руфи Грубер «Прибежище:Драма о 1000 беженцах (евреях - С.Р.) второй мировой войны и как они попали в Америку». Не так уж часто телевидение «балует» нас фильмами о Холокосте. Тем более такими, где показывают Америку далеко не с лучшей стороны. Правда, с момента событий, происходящих в фильме, прошло более половины столетия. Мы живем теперь совсем в другой Америке, Америке, широко открывшей двери для евреев из «империи зла», Америке, в столице которой открыт крупнейший музей Холокоста, в Америке, где в школах обязательны уроки по Холокосту. И никому не хочется больше вспоминать о горькой правде 40х годов, Но правду надо знать! Этот фильм не только освежил в моей памяти историю лагеря в Освего, но и разбудил мои воспоминания еще об одном событии, о котором я расскажу ниже.
Есть в американской истории отношений правительства и части населения к геноциду европейского еврейства несколько событий, лежащих позорным пятном на мундире американской демократии. Так получилось, что судьба двух пароходов из двух различных стран тесно связана с Холокостом: одного - St.Louis с началом Холокоста, второго - Henry Gibbins- с его окончанием. В отношениях правительства Штатов к судьбе пассажиров этих параходов, как в капле воды, отразилась вся суть его индифферентной изоляционистской политики того времени не только к этим конкретным пассажирам, но и к проблеме Холокоста в целом.
Борт St. Louis или «путешествие
проклЯтых»
«13 мая 1939 года из Гамбурга в Гавану вышел лайнер высшего класса St.Louis с 950 евреями на борту: 300 мужчин, 500 женщин и 150 детей. Там царило веселье и подъем, люди радовались - им удалось вырваться из плена гитлеровской Германии. Ничто не предвещало плохого, у всех пассажиров были визы, а капитан Густав Шредер (явно сочувствующий евреям) создал все условия для комфортного плавания, которое, если на секунду забыться о причинах этого бегства, походило больше не на исход, а на экскурсионную поездку. Никто не обращал особого внимания на мину замедленного действия - огромный красный штамп «J» (Jew), зияющий почти на всю страницу их загранпаспортов. Наконец, на 14-й день путешествия, 27 мая 1939 г. St.Louis вошел в долгожданный гаванский порт, пассажиры и команда радовались - операция по спасению людей завершилась удачно. Но радость была преждевременной - полученные в Германии кубинские визы были выданы коррумпированными чиновниками и давно были аннулированы. Бомба, зашифрованная красным «J», взорвалась - кроме 28 человек, никому больше не дали сойти на берег, а лайнеру приказали покинуть территориальные воды Кубы. Капитан и его 922 беженца с надеждой устремили свои взгляды в сторону Америки.
Лайнер взял курс на Майями. Но... береговая охрана Штатов перехватила судно и, в соответствии с указанием госдепартамента, не позволила St.Louis войти в порт. Два месяца представители еврейской общины Америки вместе с капитаном Шредером пытались добиться от кубинского президента разрешение на въезд в Кубу или найти любой другой порт в Северной или Южной Америке, порт, готовый дать прибежище этим скитальцам. Два долгих месяца капитан и беженцы ждали ответа, бороздя вдоль атлантического побережья Америки. Но ни одно государство не откликнулось на это обращение. Ничего другого не оставалась, как повернуть к берегам Европы.
Понимая смертельную опасность, которая им грозит в Германии, беженцы теперь обратились с просьбами о помощи к лидерам ряда европейских стран. «Мы разослали телеграммы всем странам в надежде, что хоть кто-нибудь откликнется», - вспоминает Герберт. Он с братом - единственные оставшиеся в живых из большой семьи Карлинер. Их мать, отец и двое сестер погибли в Освенциме. «Мы ждали, мы бороздили эфир, - продолжает Герберт,- но в ответ тишина.» Гитлеровская пропаганда торжествовала - хотел этого мир или не хотел, но он невольно однозначно продемонстрировал - никто не хочет принимать евреев! Дни не шли, дни бежали, а мир не спешил с ответом.
Историческая справка №1. Почти за год до этого рейса, в июле 1938 г. представители 32 стран собрались во французском городе Эвиан-ле-Бен на международную конференцию по проблемам еврейских беженцев, решение которой явилось проявлением величайшего равнодушия и безразличия. В то время, когда угроза физического уничтожения нависла над миллионами человеческих жизней, конференция приняла «потрясающее» решение - сохранить существующие иммиграционные квоты. Это на практике означало, что ни одна страна Запада не готова принять евреев Германии. Символом равнодушия к их судьбе и стал пароход «Сент-Луис.»
Спустя всего пару месяцев после конференции - в ночь с 9 на 10 ноября 1938 г. мир потрясли события «Хрустальной ночи». Были сожжены или разрушены все 1400 синагог Германии, 91 еврей убит, несколько тысяч ранены, десятки тысяч отправлены в концентрационные лагеря. Все это стало возможным, в том числе и из-за пассивной позиции стран-участниц эвианской конференции, не сделавших в то время ни одного лишнего шага для спасения многомиллионного еврейского населения Европы.
Борт St. Louis
Мужественный немец, капитан Шредер уже раздумывал, как бы посадить судно на мель, что быхоть таким способом вынудить прибрежные страны спасти людей, как совершенно неожиданно, за два дня до подхода к берегам Европы, Голландия, Бельгия, Франция и Англия дали согласие принять беженцев. Каждая из стран взяла по 230 человек.
Это произошло в конце июля 1939 года - до начала второй мировой войны оставались считанные дни. С началом войны все страны-«спасители» (кроме Англии) вскорости были оккупированы и большинство беженцев, оказавшихся на их территориях, за редким исключением, окончили свой путь в газовых камерах концлагерей. Так косвенно, придерживаясь пресловутой политики изоляционизма, американское правительство приняло «участие» в этом «микро - Холокосте» - одном из первых на пути к началу большого Холокоста.
Борт Henry Gibbins
Пять лет спустя, в конце июля 1944 г. другое судно - санитарный транспорт Henry Gibbins - взяв в Неаполе на борт 982 пассажира - маленькую толику из числа евреев, уцелевших в огне Холокоста, направился к «земле обетованной» - Соединенным Штатам Америки. На транспорте царила радость людей, наконец - то обретших свободу и право на жизнь; радость, перемешанная с горечью утрат и тревогой за свое будущее.
Историческая справка №2. Американский Конгресс, верный своей изоляционистской политике, не давал согласие на въезд евреев в Соединенные Штаты, мотивируя это тем, что беженцы постараются остаться в Штатах навсегда. Тогда президент Франклин Рузвельт принял беспрецедентное решение - пригласил 1000 беженцев в качестве своих личных гостей, пообещав при этом Конгрессу, что как только окончится война, все эти люди будут отправлены обратно в страны, в которых они проживали до войны. Так эти 982 человека оказались на борту парохода, следовавшего в Штаты.
Эту большую группу евреев - беженцев, кроме других официальных лиц, сопровождала хрупкая 33-летняя Руфь Грубер (представитель министерства внутренних дел Америки), которая убедила своего шефа - министра Харалда Айкеса направить именно её, человека, умеющего найти общий язык с людьми, пережившими ужасы Холокоста, успокоить и поддержать их. Ей удалось доказать, что она наиболее подходящая для этого кандидатура и что у нее достаточно знаний, опыта, смелости и сил, чтобы выполнить эту миссию. Доказать не только в своем ведомстве, которое ее поддерживало, но и в Госдепартаменте, в котором было больше ее противников, чем сторонников.
Руфь Грубер
Руфь родилась в 1911 году в Нью-Йорке в большой семье ортодоксальных евреев из России. Ее родители далеко не всегда понимали свою дочь Руфь, которая в 20 лет защитила свою докторскую работу, став самым молодым в Штатах доктором философии. Руфь всегда отличалась своей целеустремленностью и смелостью - в гитлеровской Германии она даже посещала нацистские ралли, в том числе те, на которых выступал Гитлер (и это с характерной еврейской внешностью!)
В 25 лет она как корреспондент «New York Times Tribune» отправляется в Европу с целью подготовки серии репортажей о положении женщин при коммунизме и фашизме. Отличное знание русского, немецкого и идиш (не говоря уже, конечно, об английском) позволили Руфи глубоко проникнуть в суть событий, проходивших в то время в СССР и Германии, почувствовать ту угрозу еврейскому народу, которую таит в себе любая форма тоталитаризма!
Борт Henry Gibbins
Итак, вместе со спасенными на судне находилась неунывающая и Руфь. Она успокаивала одних, мирила других и внимательно слушала и записывала рассказы третьих, четвертых, пятых, одним словом, всех, кто готов был поделиться своими страданиями и бедами. Она объясняла всем, как важны их свидетельства, свидетельства очевидцев преступлений, совершенных нацистами по отношению к евреям. Она не уставала повторять им - «вы первые свидетели (Холокоста - С.Р.), прибывающие в Америку. С вашей помощью Америка узнает правду о гитлеровских преступлениях!» Надо сказать, что изначально этот транспорт был предназначен для перевозки раненых американских солдат домой в Штаты. Поэтому, чтобы принять на борт 1000 евреев, пришлось оставить в Италии 1000 раненых солдат. Отсюда неприязнь и даже в чем-то враждебность, возникшая в первые дни между ранеными и евреями. Если к этому добавить раздоры между евреями-выходцами из разных стран Европы, то трудно даже вообразить, как удалось этой маленькой юной женщине постепенно шаг за шагом наводить мосты всеобщего взаимопонимания. Ей (Руфи), все время приходилось лавировать между неприязнью капитана и команды (какое им было дело до этих совсем чужих для них людей? Лучше бы взяли на борт еще 1000 раненых, чем этих евреев, неизвестно почему бегущих из своих стран, в то время, когда война явно идет к концу). Лавировать между индифферентностью представителя Государственного департамента, граничащей с антисемитизмом, и с нарастающим гневным протестом горстки измученных преследованиями нацистов людей, людей, которые вновь оказались на положении низшей расы. Сжимая зубы, Руфь брала себя в руки, и вновь вела разъяснительные беседы с одними, спорила с другими, доказывала и разъясняла третьим, постепенно стабилизируя и проясняя обстановку. Лед недоверия и неприязни постепенно таял, и лишь один человек (по фильму это представитель Госдепартамента) делал все от него зависящее, чтобы правда о Холокосте не стала достоянием общественности и чтобы максимально изолировать евреев как от команды, так и от возможной встречи с американской прессой.
Свидетельствует кинолента
Когда Руфь попыталась организовать пресс-конференцию сразу по прибытии в нью-йоркский порт, то ее инициатива была блокирована все тем же представителем Госдепа, продолжавшим и на берегу вести свою необъявленную «холодную войну» Это он постоянно перехватывал телеграммы, направляемые Руфью в Штаты, это именно он добился от своего руководства указания об отмене пресс-конференции. Рухнула надежда Руфи через прессу информировать американский народ обо всей неизвестной дотоле жестокой правде о гитлеровской доктрине по окончательному решению еврейского вопроса, правде об уничтожении 6 миллионов евреев, правде о событии, вошедшем в историю европейского еврейства под названием «Холокост». К счастью, к этому времени Руфь приобрела на судне несколько сторонников, один из которых - радист - сообщил ей, что ее соглядатай - представитель Госдепа - добился отмены пресс-конференции. И она принимает решение - несмотря на препятствия, распространить среди ожидавших ее журналистов отпечатанную информацию о судне, его пассажирах и миллионах евреев, погибших от рук нацистов и их пособников.
Борт Henry Gibbins
Ни один из находившихся на судне евреев не знал о кознях госдепа. В то время как Руфь готовилась к «бою» - к запрещенной встрече с прессой, на борту транспорта царила радость и ликование, а когда при входе в нью-йоркскую гавань пассажиры увидели Статую Свободы, они испытали чувство настоящего счастья, ведь еще несколько недель назад у них не было уверенности, смогут ли они дожить до следующего дня. Люди с нетерпением спускались по трапу, чтобы быстрее ступить на благословенную землю Америки. Они не сразу смогли сообразить, что произошло, когда их, не дав даже встретиться с родными, их под предлогом тривиального карантина быстренько посадили в вагоны и повезли прочь от Нью-Йорка в город Освего (Oswego). Руфь тоже не могла понять, что же, в конце концов, происходит, куда и зачем их везут, почему не дали встретиться с родными? Один за другим в ее голове возникали вопросы, на которые она не знала ответа. Одно она понимала четко - за всем эти стоит Государственный департамент. Но она не понимала, почему так поступает с жертвами войны ее Америка, Америка, которую она так любит и которой так предана!
Освего
Наконец 5 августа поезд прибыл в Освего, небольшой городок на берегу Онтарио. И тут произошло то, что вообще трудно было представить, а еще труднее описать. Да вообще, какими словами можно выразить чувства людей, которые только что были освобождены из концлагерей, и вдруг их выстраивают в очередь, каждому на грудь вешают оскорбительную багажную бирку (я не оговорился - на бирке большими буквами оттиснуто - «casual baggage») с его именем и фамилией. И... они входят в зону, окруженную высокой оградой из колючей проволоки(?), прожекторами на вышках(?) и вооруженной охраной(?). Затем их размещают в бараках - нары, стол, стул и один туалет на весь этаж! Неужели снова концлагерь?! Неужели из огня да в полымя?! А что другое могли подумать эти измученные войной люди из 18 стран Европы, многие их которых были узниками Дахау и других подобных концлагерей. Бедные беженцы пытались найти ответы у так полюбившейся им Руфи; Руфи, которую они любовно называли «мама Руфь»; Руфи, которой они так верили и которая на теплоходе так много хорошего рассказывала об Америке. Но бедная Руфь ничего не могла объяснить, она лишь пыталась их поддержать и уверить, что все-все обязательно и очень скоро должно уладиться.
И она вновь бросается в битву, в битву с государственной машиной за этих несчастных, так поверивших ей людей. И тут неожиданно Руфь находит так необходимую ей поддержку и понимание у своих родителей: «...впервые в своей жизни я делаю то, что мои родители, которые никогда раньше не разделяли мои поступки, наконец-то могут понять - я помогаю евреям»
Две встреЧи
в лифте
Эти две встречи (один из наиболее удачных моментов фильма) в сконцентрированном виде отображают настроения, царившие в коридорах американской власти
Встреча первая. Руфь случайно сталкивается с одним из высокопоставленных чиновников, с которым она неоднократно «воевала» по вопросам беженцев, и он в порыве откровенности доверительно говорит ей, что вся ее борьба напрасна, что все сообщения о массовых репрессиях против еврейского народа не доводились и не доводятся до высшего руководства страны, что всесведующий Госдепартамент, прикрываясь фиговым листком о возможной засылке вместе с потоком беженцев большого количества шпионов, дал указание всем посольствам не торопиться с оформлением виз.
Это сообщение сотрудника Госдепа документально подтверждается рядом авторов, которые, в частности, сообщают, что назначенный президентом Рузвельтом помощник госсекретаря по визам Breckingridge Long (символична его фамилия, которая на русский может быть переведена как длительный или затяжной), этот мистер «Затяжной» делал все возможное, чтобы тысячи евреев, даже те, кто получил визы(!), не смогли въехать в Америку.
Встреча вторая. И снова лифт - двое госчиновников, ехидно комментируя попытки Рузвельта убедить конгресс разрешить въезд евреям, с издевкой говорят, что его программа «It’s not the New Deal; it’s the Jew Deal.» («это не новый курс, это еврейский курс»)
Много лет спустя Руфь Грубер на встрече в Калифорнии, вспоминая свои походы в «государство» и эти свои встречи, скажет: «Они (члены правительства - С.Р.) знали что происходит! Они знали о концлагерях. Мы могли бы спасти сотни тысяч... Это был нескрываемый антисемитизм»
Освего
И все же в лагере постепенно стала налаживаться жизнь. Не мытьем, так катанием Руфь вынудила чиновников сперва разрешить (так и хочется написать «заключенным») интернированным посещать учебные классы. Затем добилась разрешения на выход в город. Затем сыграли свадьбу, отметили рождение первого ребенка и отпраздновали первую бармитцву (жизнь-то продолжается!). Да и отношение местных жителей к «узникам» понемногу менялось (далеко не сразу и далеко не всех). Кто -то первым принес ботинки, кто-то - теплое пальто. Лед недоверия и неприязни сменялся сочувствием и желанием хоть чем-то помочь. Ведь как вспоминает, учившая их английскому Джеральдина Росситер, «наше правительство обеспечило их всем, кроме одежды и свободы!»
Весьма характерно, что в своих воспоминаниях почти все бывшие «узники» Освего отмечают только хорошее, и ни один из них не написал ни одного плохого слова.
Вспоминают
«узники» Освего
Говорит Ева Кауфман:«Мое первое, самое яркое впечатление по прибытии - это чувство надежного приюта: мы в безопасности, мы сыты, у нас собственные комнаты» И она продолжает: «У меня от лагеря остались только хорошие воспоминания»
А чего стоят слова Мани Бреер: «Я была бесконечно счастлива родить ребенка... в госпитале; за мной так внимательно и хорошо ухаживали, кроме госпитальных, приходили еще наши доктора (из беженцев) из лагеря»
Подобными воспоминаниями заполнено несколько страниц интернета (см. сайт http://www.syracuse.com/features/safehaven/whatissh.html. Там же есть информация и о лагере в целом). И, повторяю, ни одного плохого слова об этом лагере - люди навидались таких ужасов, что предпочитали видеть и помнить только хорошее. А если было что-то не так - так это просто небольшие издержки.
Последний бой, - он трудный самый
Наступил долгожданный День Победы. В лагере его ждали с особой надеждой - почти все 982 беженца хотели остаться в Штатах - большинству просто не было куда ехать. Там, где они жили раньше, не осталось ни родных, ни дома, ничего, кроме рвущих душу на части воспоминаний о погромах, расстрелах и издевательствах гитлеровцев. Но иммиграционные власти стояли на своем: Президент пригласил вас в гости только до окончания войны, война окончилась, так что, пожалуйста, возвращайтесь в свои страны, по-прежнему месту жительства. Как говорится - скатертью дорожка. К тому времени пригласивший их Рузвельт, к глубокому сожалению, умер, а новый... новый президент, по-видимому, об этом не был информирован, Конгресс же продолжал настаивать на своем - депортация. Руфь билась как рыба об лед, безрезультатно стучась во все «высокие» двери. Настал день депортации. Приехали чиновники и стали (по киноверсии) вызывать поочередно беженцев и направлять их соответственно в Германию, Югославию, Польшу (а по Польше как раз в это время прокатилась серия кровавых погромов) и другие страны исхода. И тут режиссеры находят, может быть, сентиментально-сладковатое, но очень символичное решение - один за другим подходят к столу присутствующие жители Освего, называют свои фамилии и говорят: «Мы выходцы из Франции, высылайте нас; мы прибыли из Англии - и нас тоже высылайте; а мы - из Германии, нам-то куда сейчас податься?» и, наконец, кульминация этой сцены - к столу подходит очередной житель Освего и задает простой вопрос чиновнику: «А вы-то сами откуда будете родом?» И несколько смущенный, чиновник отвечает: «Я из Украины». На что ему резонно предлагается: «А почему бы вам тоже не покинуть Америку?»
Небольшое отступление
Так вот простенько, без всяких выкрутасов авторы фильма громко напомнили всей Америке, что все мы, за исключением индейцев, родом «из-не-отсюда»! Как бы хорошо было, если бы об этом почаще вспоминали сегодняшние чиновники большого и малого ранга, «глубокомысленно» рассуждающие о тяжком бремени новой иммиграции.
Но чиновник остается чиновником, и почти всех беженцев погружают в поезд для депортации. В самый последний момент (по фильму) Трумэн, а в действительности «добитый» Руфью Конгресс, дает согласие на предоставление всем желающим права остаться в Америке. Что ж, убежденность, настойчивость и вера Руфи в Америку победили. Добро победило зло. Все получилось по-американски - после тяжелых и сложных перипетий - happy end! Но так было в действительности - автору книги и создателям фильма ничего не пришлось лакировать!
Вместо
послесловиЯ
Сегодня, когда ряд арабских стран мечтает о новом Холокосте, Холокосте целой страны - Израиля, надо еще и еще раз вспомнить главный урок Второй мировой войны - нет и не может быть места нейтральной попустительской позиции, когда речь идет о стремлении одних стран стереть с лица земли другую страну и весь ее народ. Попустительство исламскому экстремизму может привести к тому, что малая война на Ближнем Востоке станет началом новой большой мировой. Сараево может повториться!
Но вернемсЯ к фильму
Как же дальше сложилась жизнь Грубер и «узников» Освего после их «освобождения». Руфь ушла из министерства внутренних дел и вернулась к активной журналистской деятельности. Кроме огромного числа репортажей из разных горячих точек мира, она написала 15 книг, в том числе книгу о другом пароходе - Exodus. Но это уже другая история.
Ну, а что с другими героями, «детьми мамы Грубер»? Теперь это огромная семья, в которой только «груберовских внуков» почти 5000 человек. В этой семье много учителей, врачей, юристов, парикмахеров и просто рабочих. Некоторые из них внесли огромный вклад в научно-технический прогресс Америки. Приведу для примера только двоих: доктор Алекс Маргулис стал одним из разработчиков компьютерной томографии (CAT-scan) и магнитно-резонансного способа обследования больных (MRI); Рольф Манфред - один из создателей ракет типа «Поларис» и «Минутмен». Все, кто вышел из освегского лагеря, нашли работу и свое достойное место в жизни Америки.
Закончить свои размышления я хочу цитатой из стихотворения Адама Мунца (тоже выходца из лагеря в Освего): «Это надо обязательно рассказывать, Это надо обязательно помнить, Это не должно быть никогда забыто»
*»VOYAGE OF DAMNED» - так называется книга, написанная Гордоном Томасом и Морганом Виттсом, и фильм, поставленный по ней.

Семен Ружанский