Долго думала-гадала: писать или не писать. Стоит ли частный случай нашего всенародного к нему внимания. Тем более, что случай не из приятных. Постараться забыть, постараться забыть, постараться забыть… внушала себе по методу аутотренинга. А оно не забывается. Мелочь какая-то, столик попросили освободить. Не мелочь, говорите…
В тот февральский день впервые запахло весной. Светило солнце. Мы созвонились с подругой. И оказалось, что первая половина выходного у обеих свободна.
-Где?
-Конечно, на Брайтоне! [!]
-Кофе?
-И пирожные! Я знаю кафе на втором этаже, над магазином, где есть и кофе, и всякие кулинарные редкости.
- Через полчаса на Брайтоне, - говорю и выхожу в сутолоку выходного дня, в многоязыкую пестроту вкусов и нравов, в грохот трейна над всем этим парадом праздности и неутомимого труда.
Все это – наше, понимаемое с полуслова, как стал нашим родным – Брайтон-Бич, где всегда праздник, всегда – кипучая жизнь, всегда – шанс попасть в неожиданную ситуацию.
Мы с подругой поднялись на второй этаж продовольственного магазина, в просторное кафе, выбрали то, что казалось самым вкусным, заказали кофе со сладостями и сели за столик. Разговоров и тем для них набралось немало. Не все доверишь телефону. А здесь – глаза в глаза. Наверное, полчаса прошло, может чуть больше. Взяли еще кофе… Не хотелось уходить. Некуда было торопиться. Давно не выдавался такой неспешный день, такой тихий покой и радость общения… И вдруг:
- Вам придется освободить столик, заявила бесцеремонно подошедшая к нам
работница общепита, - перебив на полуслове нашу беседу.
Я не поверил, что это серьезно в первый миг, улыбнулась ей по-доброму, мол да, спасибо, все в порядке… И только ставший колючим и несчастным взгляд моей подруги и настойчиво ждущая нашего ухода сотрудница помогли сообразить, что да, случилось, впервые в твоей полувековой жизни – ТЕБЯ ИЗГОНЯЮТ!
Я растерялась. Впервые за десять лет иммиграционной одиссеи, где, поверьте, бывало всякое, как и у каждого из вас, читатели. Но ни здесь, ни там, в Союзе, ни в одной из европейских стран, где приходилось бывать, мне не указывали на дверь.
…Мы все еще не знали, как реагировать. Уже немилым стало такое многообещающее утро, захлопнулось окошко душевной радости от встречи с подругой, боль незаслуженной обиды сдавила горло… И все же я спросила:
- Мы допустили какую-то оплошность?
- Нет, - ответила, - сотрудница. – Но другие посетители ждут.
- Но в любом кафе - люди приходят и уходят. Приходится и мне ждать, - отвечаю, тут же вспомнив, как стояла вместе с другими жаждущими на лютом морозе, ожидая очереди, чтобы войти в московское кафе. Люди терпеливо ждали, но сидящих в зале оттуда силком не выставляли. Вспомнила ночной бар в центре Праги, где мы сидели часами, попивая апельсиновый сок… И в Белграде, и в Будапеште… Отношение к нам было столь же внимательным и уважительным, как и к тем, кто заказывал более крепкие напитки. Наверное, потому, что там стремились привлечь посетителей. Неужели здесь не дорожат нашими долларами? – подумала я и спросила у все еще стоящей над душей сотрудницы:
- Выгоняя нас, вы понимаете, что мы больше не придем?
- Ну и что – придут другие, - сказала она и стала тряпкой вытирать наш столик, давая понять, что выметает нас отсюда таким же движением души, как разметает тряпкой по столу крошки…
Такая история. Не рассказывала бы о ней, если бы не давняя тревога об уровне обслуживания людей в русских бизнесах. Не о себе пекусь, и потому не называю места, откуда была изгнана, чтобы не показалось, что использую газету для сведения счетов за личное оскорбление, что было бы нарушением элементарных этических норм в журналистике. Забочусь, когда пишу этот материал, о тех, кто еще придет в это, да и в десятки других кафе и, заплатив деньги, потеряет хорошее расположение духа, что бесценно и никакой валютой не измеряется. К сожалению, не предусмотрено и наказание за подобные выпады.
Ситуации, которыми грешат в наших русских бизнесах, даже не упоминаются в правовых документах Америки, так как они до нашего сюда приезда не имели места на этой земле. Пролитая чашка кофе, пятнышко на костюме от нечисто вытертого стула – могут стоить хозяину больших денег, если посетитель обратится в суд. А изгнание, грубость, оскорбление, испорченное настроение – нет, не предусмотрено юридическими канонами, так как не было прецедентов.
Моя приятельница рассказывала, как ей была назначена деловая встреча с боссом в одном из манхэттенских кафе. Они вошли, и он, американский бизнесмен, заказал обоим по стакану холодной воды. Им принесли заказ, не выписав счета и с благодарностью приняли несколько долларов чаевых. «Беседа была долгой, - вспоминает приятельница, я себя чувствовала не очень уютно в связи с таким странным заказом, а мой собеседник действовал уверенно, так здесь принято».
Принято уважать посетителя. И совсем не потому, что американские бизнесмены, владельцы общепитовских заведений такие уж альтруисты. Совсем наоборот. Они – мудрые бизнесмены. Потому и процветают, следуя элементарной, лежащей на поверхности формуле: если посетитель вошел в твое заведение и оставил хотя бы доллар, надо делать все, чтобы он пришел снова и принес тебе деньги еще. Согласитесь, выгонять посетителей взашей – это бизнес от обратного. Зазеркалье.
Самое сложное дело для потенциального клиента - это морально подготовить себя к непредсказуемым формам иммигрантского обслуживания. Я не хочу говорить – советского, ибо здесь, в наших «русских» районах Нью-Йорка мы встречаемся с таким, чего и близко не было в России, а уж в Европе – подавно. Хотя, собираясь в иммиграцию, конечно, мы твердили себе, что теперь будем жить ближе к европейской цивилизации. Такой «раскованный» стиль ничего общего не имеет и с американской традицией, что подтвердит каждый, кто хоть однажды переступил порог американского кафе или ресторана. Я категорически против того, чтобы огульно называть этот стили брайтонским, поскольку здесь, на Брайтоне, есть множество бизнесов, уровень обслуживания которых – высший класс.
Но попадая в некоторые наши рестораны, американцы, часто пребывают в полной растерянности. Первый шок наступает от громкой (почему-то всегда слишком громкой) музыки, не позволяющей вести беседу. Под эту музыку можно только есть и танцевать, что дает повод американцам считать, что этих два занятия – предел мечтаний иммигрантов из России. Совсем недавно приятельница пригласила меня на юбилей своей мамы, и я стала свидетелем недоразумения между американцем, мужем ее подруги, и гардеробщиком. Гость протянул гардеробщику два номерка и подал два доллара. Но тот не собирался его обслуживать и молча указал на табличку, где по-русски було написано, что чаевые гардеробщика составляют 2 доллара на каждое пальто. Во-первых, американец не читает по-русски, во-вторых, он в своей жизни не встречал, чтобы сумма чаевых гардеробщику была оговорена плакатом на стене. Жена что-то прошептала бедному Робинзону на Брайтоне и он, пожав плечами, добавил еще два доллара.
Еще одно наблюдение с натуры. В хозяйственном магазине на Кингс-Хайвей работает кассиром русская девушка. К ней и обратилась стоящая передо мною в очереди бабушка с вопросом о жидкости в бутылочке, которую она собиралась купить: «Прочитайте, пожалуйста, для каких целей это средство, я не понимаю по-английски». И услыхала в ответ хлесткое, как пощечина: «Некогда мне лекции здесь читать, ходите в магазин со словарем», - посоветовала, не без издевки, юная кассир. Я предложила старушке свою помощь, но она отложила бутылочку и быстро вышла, чтобы скрыть обиду. Много их на веку ей, наверное, досталось. За тем ли она приехала в Америку, чтобы ощутить еще одну. Да и все мы.