Может быть, вам показалось, что слово «авангард» слишком часто встречается в наших публикациях последних лет. Но, поверьте, это не какое-то личное пристрастие и тем более не случайность. Искусству авангарда уделяется сейчас огромное внимание, оно вновь вызвало острый интерес именно сейчас, в наше не просто многосложное, но бесконечно усложняющееся, особенноевремя, жестокое и непредсказуемое, когда мы вновь можем повторить вслед за Велемиром Хлебниковым: «И мы стоим миров двух между».
Наверное, пришла пора оглянуться. Призадуматься – откуда же оно проистекло, это самое «наше время», принесшее столько бед и крови, открывшее двери всем и всяческим нужнейшим и ненужным вовсе революциям – научной, технической, социальной, революции быта и человеческих взаимоотношений; время, взломавшее устоявшиеся и, казалось, незыблемые представления о нравственности, морали, поведении, искусстве. Где точка отсчета этого страшного и прекрасного времени? Когда началась она - современность? Ответ однозначен: хоть и шагнули мы в XХI век, но начало всему, в том числе современному искусству, положил век ХХ.
Оттого-то и оборачиваемся мы назад, стараясь проанализировать, понять, разглядеть, как рождался, боролся, развивался и побеждал авангард – идущий впереди, прокладывающий дорогу. Он сыграл колоссальную, неоценимую роль в становлении современного искусства, причем речь идет не только об искусстве изобразительном, но и о литературе, театре, кинематографе, архитектуре, дизайне одежды и предметов быта, техническом дизайне. Авангардные идеи стали своеобразным допингом для искусства сегодняшнего, проросли в нем, определили его суть. Потому-то в ведущих музеях столицы мира – в Метрополитен, музеях Гуггенхейма, Уитни, Современного искусства, Еврейском – прошел каскад интереснейших «авангардных» выставок. Самых различных, не повторяющих друг друга. Потому что авангард многообразен, многолик и вездесущ. Думаете, это только история? Совсем нет, ведь история штука непрерываемая и неразрываемая, а в беге по времени авангард обрел второе дыхание, в чем вы убедитесь, побывав в Смитсоньевском Национальном институте дизайна (его зовут короче – музей дизайна) на выставке «Стекло авангарда».
Но сначала несколько слов о самом музее. По американским меркам, он старый: ему уже больше ста лет. Основан был этот филиал, вернее, это отделение разветвленного многопрофильного Смитсоньевского (по-русски это имя с давних пор произносится именно так) института еще в 1897 г. Элеонорой и Сарой Хьюитт как библиотека, собрание разнообразных нужных, оригинально задуманных и выполненных вещей, наглядно демонстрирующих возможности человеческих рук и ума. В основу нынешнего обширнейшего собрания образцов бытового и промышленного дизайна, рисунков и гравюр, тканей и посуды и т.д., и т.д., а также богатейшей библиотеки легла очень интересная, единственная в ту пору, коллекция Купера, многократно пополненная и умноженная.
Потому-то нью-йоркский институт дизайна и носит имя Купер-Хьюитт. Популярен он невероятно: ученые роются в необъятных его архивах, кинематографисты, театральные и книжные оформители находят образцы мебели, шпалер, одежды, украшений, текстиля, любых мелочей – свидетелей тех лет, которые и должны они, сохранив дух эпохи, показать на экране, на сцене или в книжных иллюстрациях. Ну а публика? Она не только знакомится с дизайном в самых разных его аспектах, с его историей и его творцами, но и извлекает для себя массу полезного. Потому что одна за другой следуют выставки – предметов бытовой техники, гардин, обоев и… и… и… А американцы – люди практичные: если уж отделывать свой дом или квартиру, так уж по возможности чем получше, поинтереснее, пооригинальней. Вот и толпится в музее народ, причем очень много молодежи. Приглядываются, записывают, ныряют в объемистые каталоги.
То же можно наблюдать на сегодняшней выставке, уводящей нас во времена, ставшие уже отдаленными, в первую треть ХХ века.
Итак, стекло авангарда. Стекло – пластичное, сверкающее, играющее всеми цветами радуги, открывающее простор фантазии мастера – с далекой древности привлекало художников, было любимым материалом дерзких экспериментаторов и на Востоке, и в Европе. Можно сказать, что оно наравне с живописью или даже чуть-чуть впереди нее открыло эру нового искусства, эру модерна. «Феноменом стекла» назвали экспозицию международной парижской выставки 1900 г. Знаменитая венская фабрика, первая веточка мощного дерева австрийского Сецессиона (мы подробно рассказывали о нем), талантливейший художник цветного стекла Лотц Витве, а следом за ним француз Эмиль Галле и американец Луис Тиффани практически определили стилистику не только дизайнерских и ходовых изделий из стекла, но, в известной степени, современной скульптуры. Форма, орнамент, пульсирующий, мерцающий свет, необычная пластика, контрастная колористика творений венцев, среди которых выделялся Йозеф Гофман, отодвинули в тень бывшее дотоле эталоном красоты богемское стекло.
Позднее, с приходом талантливейшего Дагоберта Пече, венская фабрика отказалась от геометрических форм и орнаментов, придя к барокко, к эксцентрике, к неожиданным эффектам. Восхищенная, иду я мимо витрин: ваза – мечта, ваза – надежда – 1904 год, мастер, увы, неизвестен; дивный бокал тоже неизвестного мастера – из такого пить вино только за любимого; строгая, в бой за правду зовущая ваза Йозефа Гофмана с геометрическим рисунком цвета крови – 1914 г., открыла счет смерти Первая мировая. А вот уже рисунок изменил свой стиль – это Гофман вместе с Пече; Адольф Беккерт, Михаэль Повольный, Карл Вицман – какая неведомая энергетика исходит от этих простых, в общем-то, вещей, бокалов, кувшинов, конфетниц, мисок и мисочек, чье назначение служить людям в их повседневной жизни. О красоте этих стеклянных шедевров нельзя рассказать, картинки на газетном листе дают лишь неполное представление о них, их нужно увидеть. Восторг обеспечен. Немецкие художники развивали обновленное стекольное дело в те же годы, что их австрийские и чешские коллеги, образовав круг «стеклянного» Ренессанса. В Штутгарте Вильгельм фон Айфф и его ученики, более всех Нора Ортлиб, предложили технику гравировки по хрусталю и стеклу, достигнув эффекта поразительного, делая вещи поистине сказочные.
Подлинным явлением в искусстве модерна стал Баухауз, высшая школа строительства и художественного конструирования, объектом которого было все то, что нужно человеку, без чего он не может обойтись, но что одновременно обязано украсить его быт. Основатель Баухауза архитектор и дизайнер Вальтер Гропиус провозгласил принцип функционализма и рационализма в строительстве, декоративном и прикладном искусстве, которые он считал столь же важными, а, может,и поважнее, чем искусство изобразительное.
Баухауз в точном переводе – это дом строительства, но в его недрах были творческие мастерские, где учились и учили, создавали эскизы и модели, конструировали и изготовляли особенные, поражающие новизной, но непременно несущие функциональную нагрузку ткани, одежду, ковры, вязаные изделия, мебель, металлическую и керамическую посуду, театральные декорации и, конечно же, художественное, но предназначенное для каждодневного употребления цветное стекло. Так же, как в живописи и росписях в Баухаузе царили Лионель Файнингер и Эль Лисицкий, в фотографии – Ласло Моголи-Наши, королем стекла по праву считался Йозеф Альберс, или Джозеф Олберс, как назвали его в Америке, куда он вместе с большинством баухаузовских виртуозов вынужден был бежать от фашистских погромщиков и где создал ставшую знаменитой авангардистскую студию – фабрику художественного стекла, выросшую в большое предприятие, радующее американцев своими замечательными изделиями по сию пору.
Интереснейшая экспозиция стекла «От Вены до Баухауза» очень удачно дополнена прекрасной коллекцией авторской посуды талантливого американского дизайнера Рассела Райта. Вещи сугубо утилитарные? Ну и что! А сколько в них элегантности, утонченности и вкуса – рядом с ними и вы почувствуете себя уверенно.
Оптимизм – вот что дарят они.
Ну а зная, что расположен музей в доме, декорированном резной деревянной обшивкой, и прилегающем к нему окруженному дивной литой оградой саду (где тоже бывают выставки), принадлежавшим когда-то семье Карнеги, побывать в нем вдвойне интересно. Находится имение Карнеги в Манхэттене на углу 5-й авеню и 91-й улицы (поезда 4, 5, 6 до остановки “86 Street”.