Читатель вспоминает...

Войну помнят не только ветераны, но и те, кто родился в те годы, «дети войны». Я как раз из тех, и в моих документах мой год рождения - четыре цифры, которые ни Россия, ни люди всей земли никогда не забудут: 1941.
Я родился в ноябре, а в декабре, как рассказывала мама, отец ушел на фронт. И чуть не забыл, что есть я (а я был в семье третьим), но вспомнил, подошел к коляске и то ли погладил, то ли поцеловал на прощанье...[!]
А через три года отец приехал с фронта в отпуск. Как сейчас помню, коридор, где он взял меня на руки, его поверху пересекала труба, которую я спустя лет десять после описываемого случая стал использовать в качестве турника.
Но вернемся в 1944 год. Отец берет меня на руки, и я начинаю реветь. Теперь, с высоты моих лет, понятно почему: он ушел воевать, когда мне был месяц. Как я мог его помнить? Незнакомый дяденька, в военной форме да ремнях... В нашу память впечатывается, как правило, что-то важное, потрясшее нас, а не ерунда какая-нибудь.
Помню еще, как после войны, году, наверное, в 46-м, завели мои родители огород – да не около дома, а где-то далеко, куда по воскресным дням многих возили специально выделенные автобусы. Сажали, в основном, картошку – время было голодное... Возвращались мы затемно, до автобуса еще дойти надо было, а тут началась гроза. Мне стало страшно, я заревел (опять!), отец взял меня на руки и понес к автобусу. И тут в свете молнии я увидел человека с автоматом. Да-да, именно с автоматом наперевес, его очертания я хорошо почему-то знал. А отец говорит: «Вот так охранять надо!» Оказывается, это был сторож, оберегавший огороды от незваных гостей. Наверное, голодные люди выкапывали чужую картошку...
Сейчас я вспоминаю то время с нежностью, потому что случилось это хоть и в тяжелом, но детстве, и папа с мамой были здоровы и живы...
Эдуард Дон, Кентукки.