ЭТО СЛАДКОЕ СЛОВО…

Шкура у него была довольно потертая, морщинистая на сгибах колен и локтей, и цветом напоминала слежавшуюся солому. Грива свалялась и свисала сосульками над глазами и за ушами. Кожаный нос утратил маслянистый блеск, потускнел, потрескался у ноздрей и чем-то напоминал тужурки первых авиаторов.
Он послонялся вдоль прутьев решетки, нашел подходящее место и мягко рухнул на доски настила. Зажмурил глаза и аппетитно зевнул во всю пасть. Правый нижний клык отсутствовал. Щель в зубах придавала ему озорной вид скандалиста и бабника. Из-за нее он слегка пришепетывал и присюсюкивал.
- Штарик, ты опять не понял меня, - как всегда начал он с середины своей мысли. - Швобода - это, блин, не ошознанная необходимость, а генетически обусловленное поведение шубъекта. Можно прекрасно себя чувствовать в темнице и ошушать загнанным в угол в чистом поле. Вы, человеки, созданы для рабства! Как только вы встали на задние лапы, так тут же изобрели богов, государство, границы и штампы в паспортах. Вы окружили себя условностями и запретами, а теперь мучаетесь: «шой-то я какой-то не такой, шой-то я весь нещасный, у меня дыпрессия»!
Он замолчал, и его глаза подернулись влажной мутью. Я тихо злился, понимая, что, по большому счету, он прав.
- Штарик, ты понял, почему слова «шастье» и «швобода» начинаются с однай буквы «Ша»? - встряхнул он гривой и хитро прищурил ноздрю. - Потому как наслаждаться и тем и другим можно только на шытый желудок. ...Ты пожри маленько и не забудь, что у нас выход во втором отделении. И смотри у меня, шоб без глупостефф.
Он приоткрыл дверцу моей клетки и подвинул миску с подгоревшим бифштексом. Лукаво глянул, поднял переднюю лапу и неторопливо провел по шкуре шершавым языком. Из подушечек, будто случайно, выскользнули ухоженные когти.