РУССКИХ ПИСАТЕЛЕЙ ВО ФРАНЦИИ ПЕЧАТАЮТ МНОГО, НО ЗНАЮТ МАЛО

Лили Дени перевела 110 романов и пьес
Д Достоевский, Чехов, Александр Островский, Платонов, Тендряков, Тынянов, Пастернак, Мандельштам, Шукшин, Айтматов, Аксенов, Ахмадулина, Бабель, Катаев, Казаков, Трифонов, Владимов, Радзинский... Известная французская переводчица Лили Дени перевела в общей сложности около 70 русских романов, 40 пьес и несколько оперных и балетных либретто. Не так давно в разных городах Франции показывали в ее переводе пьесу «Две сестры» Вениамина Смехова, повествующую о судьбе Лили Брик и Эльзы Триоле, с которыми сама Лили Дени была хорошо знакома.

- Вы стахановка, ударник и рекордсмен переводов. Никто, кажется, во Франции не перевел так много книг, как вы...
- Дело не столько в цифрах, сколько в выборе. Я никогда не переводила что попало или что мне предлагали. Все мои писатели исключительно благородные и хорошие люди, даже если у них очень тяжелые сюжеты. И я никогда не бралась ни за что сомнительное, никогда не бегала за модой.
- Как же вы стали переводчицей?
- Это очень забавная история. Можно сказать, что я стала переводчицей, когда мне было 8 лет. Тогда русского я не знала, а в школе начала изучать английский. И мне ужасно хотелось переводить. Мне давали карманные малюсенькие деньги, и я копила, чтобы купить себе тетрадочку. И на этой тетрадочке я написала «Перевод». Взяла какую-то книжонку и стала переводить с английского... После войны меня познакомили с Ремизовым, которого я очень уважала. (Кстати, он свою фамилию всегда произносил с ударением на втором слоге, а не на первом, как сейчас это делают). И я перевела одну его вещь и отнесла в издательство «Галлимар». Тогда там «царствовал» над переводами человек, который прочел мой труд, вызвал меня и сказал: «Вы никогда переводчиком не будете... Вы серая, и ваш перевод серый, неинтересный».
- Выходит, ошибся...
- Немножечко.
- А у вас есть русские корни?
- Родители мои русского происхождения. Они приехали в Париж совсем молодыми, где-то в 10-е годы. За несколько лет они настолько офранцузились, что и моему старшему брату, и мне запрещалось говорить по-русски. Уже после революции к нам приехала из России бабушка. Она была старенькая и никак не могла выучить французский. И с бабушкой пришлось говорить по-русски, очень плохо, но все-таки говорить. Потом я поступила в Институт восточных языков, и все стало на место.
- Ваш первый опубликованный перевод?
- Очень популярная в свое время книга Анатолия Кузнецова «Продолжение легенды».
- Чем вы объясняете успех «Волоколамского шоссе» Александра Бека в вашем переводе?
- Достоверностью и правдивостью. Книгу изучали во французской военной школе по той причине, что она помогала понять психологию любого младшего офицера.
- Вы, кажется, участвовали в Сопротивлении?
- Каждый день в течение двух лет в Лионе.
- Помимо Ремизова, вы переводили других русских писателей-эмигрантов?
- Нет. Мне их книги как-то не попадались. И поскольку я француженка, всегда жила французской жизнью, то среди эмигрантов я не вращалась.
- Вы в свое время способствовали вывозу опального альманаха «Метрополь» и его публикации во Франции...
- Да, но привезла его не я, ибо мне хотелось продолжать ездить в Россию. Поэтому я действовала анонимно. В Москве Аксенов познакомил меня с «Метрополем», а я уговорила издателей опубликовать его во Франции.
- Вы монополизировали Аксенова, переведя чуть ли не все его книги...
- Кроме самых первых. Я начала с «Затоваренной бочкотары» и с тех пор ни одной не пропустила. Последним романом стал «Кесарево свечение», который вышел полтора года назад.
- Кто ваш любимый писатель?
- Моя самая большая гордость – это перевод всей художественной прозы Тынянова, который раньше был абсолютно не известен во Франции.
- А за Достоевского вы брались?
- Мой перевод «Записок из подполья» был признан лучшим из 7 представленных на конкурс и рекомендован для изучения в Высшей нормальной школе.
- Надо ли непременно любить писателя, которого переводишь?
- Обязательно. Когда мне предлагали Бунина, я отказалась. Не потому, что Бунин плохой писатель, не дай Бог! Он замечательный, но человек злой, и это чувствуется во всем, что он написал.
- Есть ли такие авторы – скажем Платонов - кого практически невозможно переводить?
- Именно Платонова, которого считаю одним из своих самых любимых писателей, я перевела – и, кажется, удачно, несмотря на все языковые трудности. Он пишет будто глиной, а не чернилами. И все растет из этой глины, на которой зиждется целый мир.
- Ваше творческое кредо?
- Держаться ближе к оригиналу, быть по возможности близкой к нему стилистически. Такой близости никогда не добьешься, если переводить дословно, и поэтому к каждому писателю надо находить свой языковой ключ.
- Какие главные для вас проблемы в переводе с русского?
- Когда-то мне были трудны российские реалии, но после стольких лет общения с русскими я это преодолела. Проблемы порой связаны с тем, что французский язык невероятно точный, тогда как русский не такой определенный. Например, даже простую русскую фразу «платье длинное» можно интерпретировать по-разному – то ли оно просто длинное, а не короткое, то ли оно слишком длинное...
- В чем еще, на ваш взгляд, различие двух языков?
- Русский гораздо свободнее. Французский язык находится как бы в корсете, который не допускает ни одной лишней запятой.
- Отражается ли душа народа в языке?
- Несомненно. Про русский язык и про русского человека можно сказать, что они более щедрые и более открытые. А про французский и француза - что они более интеллектуальные, более сухие из-за своей определенности.
- Надо ли переводчику ездить в Россию, чтобы проникнуться ее атмосферой?
- Обязательно. Я была в России 29 раз и очень страдаю по той причине, что уже три года там не была.
- Работая со здравствующими писателями, вы вступаете с ними в контакт?
- Непременно. Если их нет в живых, то консультируюсь со специалистами по их творчеству.
- Многие из писателей, которых вы переводили, приезжая в Париж, останавливаются под вашей крышей...
- Не только писатели, но и артисты. Майю Плисецкую я и переводила, и принимала у себя дома.
- Нужно ли заново переводить книги?
- Как ни странно, переводы стареют. Язык, стиль с годами меняются. Могу сказать, что Достоевского надо перевести заново. Но сейчас за него взялся переводчик, хороший, но из модернистов, например, у него герой Достоевского говорит «mes emmerdements» («мои говенные дела») . Это не лезет ни в какие ворота.
- Издание русского романа во Франции дело заведомо убыточное. Неужели здешние издательства руководствуются, выпуская их, благотворительными соображениями?
- Издатель всегда надеется на то, что он обнаружит шедевр. Кроме того, Галлимар-отец, когда предложил мне заниматься русской литературой в своем издательстве, сказал мне: «У меня такая философия. Я могу издать 49 книг в убыток. Если 50-я меня выручает, я говорю «спасибо» и продолжаю. Ну а переводить и издавать хорошего автора, который плохо продается, делает мне честь».
- К сожалению, русские книги расходятся здесь микроскопическими тиражами...
- Все зависит от автора. Некоторые выходили огромными тиражами. Например, аксеновская «Московская сага» разошлась тиражом в 30 тысяч – это огромная цифра для перевода с любого языка. Большими тиражами выходил и Солженицын.
- Вы его переводили?
- Нет. По той причине, что я не хотела слишком «привязываться» к диссидентству. Мне надо было ездить в Россию.
- То есть, если бы вы переводили автора «Арипелага ГУЛАГ», для вас путь в СССР был бы закрыт?
- Конечно. И так у меня были неприятности с КГБ. Однажды, когда я приехала в Москву, на таможне стали рыться в моем чемодане. Рылись долго, стали фотокопировать бумаги, а потом офицер, который мной занимался, говорит: «Надо вас обыскать». Я отвечаю, пожалуйста, но чтобы это делала женщина. И пришла такая русская бабушка, толстенькая, в платочке, завела меня в комнату, закрыла дверь и смотрит на меня. Я на нее. Она говорит: «Деточка, да видно сразу, что вы ничего плохого сделать не можете». Дала мне конфету и предложила: «Давайте минут 10 постоим, а потом скажем им, что я вас обыскала». Вот такая русская щедрость и добросердечность.
- Ну а в КГБ «добросердечные» люди вас не вызывали?
- Туда нет. Здесь в советском посольстве был один «дипломат», который постоянно делал мне неприятные намеки, а другой как-то сказал: «Я бы на вашем месте Аксенова не переводил бы». Я ответила, что Аксенова я переводила, перевожу и буду переводить.
- Луи Арагон сделал очень много для популяризации отечественной беллетристики, создав еще в 50-е годы серию «Советская литература», и сам перевел айтматовскую «Джамилю»...
- В «Галлимаре» он выпустил книг пятнадцать, а потом вызвал меня и попросил: «Знаете, мне надоело. Займитесь, пожалуйста, этим вместо меня». Но после смерти Арагона издатель эту серию прекратил.
- Несмотря на все его усилия, русская литература – за исключением Толстого, Достоевского и Чехова – здесь остается terra incognita...
- Для французов она вторична - по сюжету, конечно, не по стилю. Кроме того, в иностранной литературе бывают разные волны. Помню, лет 40 назад в моде были писатели из Сицилии. Потом латиноамериканские, затем немецкие. Однажды наступит черед и российской волны.
- Сочинения Пелевина здесь издали почти целиком, но его не знают и мало кто читает...
- Издали, но они не пошли. И я очень сожалею, что так случилось. Он действительно хороший автор, однако не нашел своего читателя.
- Хороших книг давно не появлялось и во Франции. Сотни литературных премий во главе с Гонкуровской раздаются каждый год посредственным сочинениям...
- Многие трудности происходят из-за поиска. Ищут новое, но не истинное. Французская литература очень страдает по той причине, что писатели придумывают какие-то стилистические, простите, загогулины. Некоторые все-таки имеют душу и умеют ее выразить, но таких немного. Литературе вообще, как известно, мешает телевидение, а теперь еще появился Интернет.
- Первые труды Марининой появились во Франции тройку лет назад, а вот наш самый популярный литературный герой Фандорин здесь абсолютно не известен... Я вижу на вашем столе как раз книгу Б. Акунина...
- Маринина писатель не той категории, которой я интересуюсь. Спускаться к ней от Тынянова, конечно, нельзя. Акунина мне дали просто почитать, посмотреть, что это такое. И я его читаю без энтузиазма.
- Можно ли жить хорошо во Франции литературными переводами?
- Никак нет. Моя домработница получает больше, чем я за свои переводы. Ни один переводчик не живет своими переводами. У всех вторая профессия. Сейчас я на пенсии, а до этого работала у импресарио Сориа, который приглашал во Францию самых известных советских артистов – Ойстраха, Когана, а также Большой театр, Театр на Таганке, цирк.
- Над чем вы сейчас трудитесь?
- Собираюсь отметить по своему 100-летие со дня смерти Чехова.
Париж