Один из нас, или камертон души Ефима Бирда

В журналистике есть такое понятие – «спонтанный очерк». Это значит, что автор пишет материал без специальной подготовки, следуя лишь внутреннему компасу и быстрой, естественной реакции на какое-то событие. Признаюсь, со мной такого не бывало уже давно, каждый материал рождался по привычным канонам: замысел, подготовка, работа, финал... Но недавняя встреча с одним из наших читателей вдруг привела меня к мысли: это и есть человек, о котором нужно писать сразу, «навскидку», как говорят охотники.
Идея создания музея иммиграции вызвала определенную реакцию (слово «бурная» тут не к месту), ибо все идет с раскачкой. Сущность создания и поддержания жизни любого музея всегда благоприятна, ведь музей – это средоточие информации (и экспонатов), отражающей явление или пласт жизни. Сам факт устойчивой четвертьвековой жизни нашей волны иммиграции дает повод думать о том, что такой музей нам не просто нужен и важен, но и необходим – музей мог бы стать местом хранения «коллекции» значительных людей и событий жизни иммигрантов на «чужой планете».

После публикации двух материалов на тему музея мне позвонил человек и назвался Ефимом Бурдом. Он сказал, что имеет интересные материалы о тех наших знаменитых артистах и музыкантах, кого я вспомнил в одном из очерков. Мы договорились о встрече, и Ефим приехал с обещанными материалами. В ходе беседы я понял, что не написать о нем невозможно, потому что Ефим, как мне кажется, представляет интереснейший и очень ценный тип людей, жизнь которых можно изобразить в виде двух нескончаемых линий: одна – это просто жизнь, вторая – это страсть к чему-то «неглавному», любимые занятия. Мы часто называем их «хобби», хотя в конце жизни невозможно понять, что же было главное и самое ценное не для кармана, а для души.
Что же было и остается самым ценным для души Ефима Бурда, отдавшего всю жизнь своей единственной профессии – кожевенной индустрии? С юношеских лет (а жил он всегда только в Риге) Ефим работал с кожей. И в Америке, куда он эмигрировал в январе 1980 года, он тоже работал только с кожей. Представьте себе, что, будучи совсем немолодым человеком, он через неделю после приезда в Нью-Йорк начал учиться кроить кожу «по-американски». И научился. Работал до недавнего времени, став и на этой земле большим мастером дизайна вещей из любимого материала. Всему в жизни приходит конец, хотя выход на пенсию – лишь знак, обозначающий подведение профессиональной черты.
Но не ради любви Ефима к работе с кожей я взялся за перо, а потому, что есть (и всегда была!) у него другая любовь, с которой расстаться ему будет просто невозможно. И эта любовь – музыка.
Он вырос в семье, где все пели, но если брат Борис стал профессиональным певцом, то Ефим остался любителем, но таким, за кого, как говорится, «трех небитых дают». Он и сегодня может спеть, но главной сущностью его жизни стала любовь к музыке. Можно ли его назвать музыкальным фанатом? Думаю, да. Но его фанатизм – особого рода, и я обращаю на это внимание многих пожилых, проживших жизнь иммигрантов. Увлечение музыкой и своими кумирами стало не просто непрерывным занятием Ефима, оно превратилось в его... главное душевное лекарство. Мне кажется, что его душа не знает и минуты покоя, часа безделья, того самого, что приводит к печальнейшим последствиям для многих наших пожилых людей, где есть опасная пустота. Жизнь Ефима в иммиграции была вовсе не радужной, он проходил и через ад операций, полосы болезней, но он всегда знал, что сильнее любых лекарств его страсть к музыке, его душа коллекционера, его любовь к великим певцам. Особенно – к Энрико Карузо. Я сидел завороженный его рассказом о том, как они с женой, собрав деньги, оправились в Италию по следам великого певца, как он искал его могилу в Неаполе и нашел ее, как бродил по улицам в Сорренто, с упоением дыша воздухом, каким дышал когда-то и его кумир...
Он с восторгом рассказывал мне о своем родном брате Борисе, которого дороги войны привели на профессиональную сцену. Он дал мне бережно сохраненную фотографию, изображающую последнюю предвоенную группу выпускников Одесского театрального училища, и попросил напечатать ее в газете в надежде, что, может быть, откликнется хоть кто-то из выживших участников этой группы или их дети и внуки. Кстати, в этой группе артистов находился и брат Ефима Борис. Этот снимок перед вами, и если кто-то из читателей действительно знает кого-нибудь из изображенных людей, знает их судьбу, пожалуйста, сообщите об этом в редакцию.
Если бы вы заглянули в багаж, какой семья Ефима везла с собой в эмиграцию, вы были бы поражены количеством «случайных», «ненужных» вещей – вырезок из старых газет, книжек, пластинок, чего-то еще. Да, это были хлопоты, но такая ноша, как говорится, не тянула... И если, например, среди читателей есть любители неаполитанских песен, то такой коллекции записей, как у Ефима Бурда, вы не найдете нигде, разве что в музее Метрополитен-оперы...
В 1997 году Ефим купил книжку о Карузо и с тех пор бредил идеей поехать в Италию по следам певца. Думаю, многие пассажиры неапольского трамвая номер 1 помнят летний день 1998 года, когда странный немолодой человек, не говорящий на их языке, пытался спросить, как ему добраться до кладбища, где захоронен Карузо. Конечно, ему помогли! Какой-то падре привел его к своим друзьям, и те отвезли Ефима на своей машине в нужное место, привели за руку к могиле его кумира. Разве такое забывается? Это и есть пожизненная любовь, всепоглощающая страсть, дающая не только жизненные силы, но и настоящую радость.
Я понимаю, кто-то может сказать и так: кому интересно в наши дни рыться в памяти и восстанавливать давние события и тех, кто ушел из жизни? Но разве не для того Природа дала нам память? Не для того ли мы держим в душах родные имена и места, храним документы – свидетели нашей давней жизни? Человек, не забывающий о старом, сам очень долго не стареет душой. Вот почему психологи советуют хоть раз в несколько месяцев перелистывать семейные фотографические альбомы. Мы даже не подозреваем, какими действенными и сильными могут оказаться эти вроде бы безобидные просмотры: связь воистину близких душ, живущих и ушедших, часто служит незаметной, но реальной поддержкой жизненных сил. Добрый человек никогда не бывает АБСОЛЮТНО одинок, память и сбереженные документы крепко поддерживают его душу, и это нужно всегда помнить.
Ефим Бурд прожил две жизни: одна – профессиональная, дающая поддержку условиям жизни, другая – музыкальная, давшая долгий и красивый полет душе.
Уже ушла в историю первая часть жизни, зато остается вторая, самая важная, дающая силы и – главное! - желание жить.
Я верю в то, что среди нас есть похожие на Ефима люди, имеющие свои хобби и пристрастия. Я хочу, чтобы вы рассказывали нам о таких, ведь нет ничего сильнее живых примеров. Не важно, что человек любит, чем интересуется, главное – жить с постоянной занятостью делом. Человек должен чувствовать себя нужным хотя бы самому себе. А если он умеет сделать нечто такое, что окажется нужным и другим, его жизнь станет втрое ценнее, дольше и радостнее, я в это верю непреложно!