Муж Ребекки (продолжение)

Cлово «генетическое» толкнуло их обоих к разговору о родителях. Увы, их уже не было ни у Ильи, ни у Сергея. Биографии были очень разными и в то же время похожими. В общем ничего удивительного – одно время, одна страна, одни правители, которые чрезвычайно умело ставили всех в один строй: «По порядку номеров рассчитайсь!» И по большому счету уже не имело значения, каков твой номер. «… нужна одна победа. Одна на всех. Мы за ценой не постоим». Речь шла о войне. Но за ценой не стояли и в мирное время. Их отцы воевали. Конечно, Илья не преминул сказать: «Не в Ташкенте», на что Сергей только рукой махнул. Оба были ранены. Отец Сергея еще был контужен. И жизнь после войны время от времени прерывалась чудовищными головными болями, от которых не было спаса. Сильный был мужик.[!] В молодости крестьянствовал, потом подался в Москву. Стал работать на стройке. Учился. Закончил строительный техникум. Работал прорабом. С годами достиг должности заместителя директора строительного треста. Мать была машинисткой. Отец до пенсии не дожил. В свое время настоял, чтобы сын пошел по его стопам. Сергей закончил тот же строительный техникум. Работал на стройке мастером. Потом учился в химическом имени Менделеева на вечернем.

Отец Ильи - инженер-мостостроитель. Мосты его стоят по всей стране, во всех республиках. Прописка у него была московская и квартира была в Москве, только редко он там бывал. И мать Ильи – врач-педиатр – моталась с отцом со стройки на стройку. Врачи везде нужны. Илью растила сначала бабушка - мать отца, а после ее смерти тетка - сестра матери. Когда приблизилась старость, его родители вернулись в Москву. Отца назначили главным инженером огромной строительной организации. До пенсии тоже не дожил. Никогда не давил на сына ни в выборе профессии, ни в чем другом. Но однажды сказал: «Человек должен знать свое место, если не хочет нарываться». И больше ни слова. Но Илья отца понял. Хотел поступать в институт восточных языков, а сдал документы в нефтяной им. Губкина.

Обо всем этом они рассказывали друг другу по дороге к дому Сергея – на Кутузовский проспект, недалеко от панорамы Бородинской битвы, и все время цапались.
- Ты так говоришь, - сказал Сергей, - как будто в институте восточных языков никогда не учился ни один еврей. Вообще это удобная позиция – не взяли в институт, потому что еврей, а, может, знаний не хватает, ума, скорости реакции. Вместе с евреями не принимают русских, украинцев и всех прочих. Называется конкурс. Или все дело в том, что евреи – избранная Богом нация.
- Она действительно избранная.
- А кто, кроме евреев, в это верит?
- Будь объективным. Ты не найдешь другого народа, который бы подвергся таким гонениям и таким мукам.
- Илюха, а куда деть 300 лет татаро-монгольского ига? В каждом русском есть татарская кровь. Значит, женщин наших насиловали, брюхатили, мужиков убивали. Это не гонения, не муки, не жертвы?.. Все – буду говорить, что мы тоже избранный Богом народ.
- Говори, - согласился Илья.
- И мысль твоего отца, что каждый сверчок должен знать свой шесток, мне противна. Главное не высовываться, да? Ну и сиди всю жизнь в дерьме по уши.
- Да плевать мне на то – противно тебе это или нет, - разозлился Илья. – Сам-то ты в дерьме не сидел. Тебе всего этого не понять, не почувствовать. Для этого надо евреем родиться. Когда русского не принимают в институт, ему не приходит в голову, что его не взяли потому, что он – русский. А еврею первое, что приходит в голову, – не взяли из-за пятого пункта. И ничего тут не поделаешь.
- А русский может подумать, что не взяли потому, что блата нет, все места уже евреями разобраны, и еще с десяток причин можно найти.
- Но они легче, легче. Никто не прокричит – ишь размечтался, губы раскатал. И не ты первым скажешь, тебе заорут– знай свое место, третий сорт! И нарываться действительно многие мои соплеменники избегают. А те, кто прет напролом, – наивное дурачье. Если и прошибают стену лбом, то в ранах и шрамах, и нечистот обожрались. Вот цена достигнутого. А третьим сортом все равно остаешься. Вот смотри: мы с тобой познакомились, и ты сказал, что я совсем не похож на еврея. Это часто можно услышать, и, как ты понимаешь, речь идет не только обо мне. И вроде бы это говорится с лучшими намерениями, как комплимент. «Не похож на еврея», и вроде бы становишься лучше, из третьего разряда попадаешь во второй. А на самом деле, это оскорбительно. Потому что ты точно такого же сорта, как и все остальные. В пересортировке не нуждаешься. И давай договоримся - ты никогда о моих родителях дурного слова не скажешь, а я – о твоих. А то, видите ли, ему противно.
- Я не хотел тебя обидеть, - вздохнул Сергей. – Общего у наших родителей много: и моим, и твоим досталось.
И оба замолчали – ругаться не хотелось. Потом кто-то из них первым предложил принести на следующую встречу фотографии родителей. Кстати, в том, что встреча состоится, не сомневались ни Сергей, ни Илья.
В течение недели несколько раз перезванивались, уточняли время встречи и болтали по пустякам. Сошлись в пятницу, в семь часов в том же ресторанчике, в Спиридоньевском переулке. У каждого в руках был пакет с фотографиями. Сели за столик, заказали еду и выпивку «по чуть-чуть», обменялись пакетами и с невероятным интересом принялись рассматривать снимки родителей.

Отец сидит на стуле, а мать стоит рядом, положив ему руку на плечо. Оба молоды и невероятно серьезны…
Отец в белой рубашке белозубо улыбается прямо в камеру…
Мать склонилась над вышивкой…
Отец, обнаженный по пояс, с лопатой в руках на фоне чистенькой хаты…
Отец в солдатской форме. Осунувшееся, какое-то вытянутое лицо, глаза кажутся огромными, смотрят, не мигая, жестко и отрешенно…
Гулянка. Стол уставлен тарелками и бутылками. Отец обнимает мать, ее голова на его груди…
Мать в положении. Стыдливо прикрывает руками большой живот…
Двор многоэтажного дома. Отец и мать сидят на скамейке, а в песочнице копается маленький мальчик…
Отец за большим письменным столом. Это первая фотография, на которой он в галстуке. На стене, за его спиной, портрет Брежнева...
Это все фотографии родителей Сергея.

Отец и мать на демонстрации. Оба молоды, красивы. Это они гуляют по парку. Отец нежно держит мать за талию…
Мать в белом халате и белой шапочке со стетоскопом на груди...
Отец в гамаке читает газету…
Мать среди раненых солдат. Уставшая, горбится…
Отец в перетянутой ремнями гимнастерке. Младший лейтенант. Улыбается, но видно, через силу…
Отец и мать на танцплощадке. Совсем молодые, счастливые…
Мать держит на вытянутых руках крошечного ребенка. Личико у него сморщенное, плачет. А она улыбается во весь рот..
Отец снят на фоне моста...
Тот же мост. Какой-то мужчина со знакомым лицом сейчас перережет ленту. А рядом с ним отец…
Отец за большим письменным столом. С телефонной трубкой в руке. На стене, за его спиной, портрет Брежнева…

- Мои родители на твоих совсем не похожи. Я имею в виду внешне, - несколько разочарованно проговорил Илья.
- Я не сказал бы. – Сергей вытащил из пачек по два снимка – военные и те, где были их отцы сняты в своих кабинетах. – Вот в этих много общего.
- Да, - усмехнулся Илья, - особенно похож на фотографиях сам на себя Леонид Ильич. Наверняка один и тот же портрет висел что у твоего, что у моего.
- Одни и те же портреты, одни и те же лозунги, одно и то же прошлое, настоящее, будущее. Хорошие предпосылки, чтобы и дети начали рождаться похожими.
- Будем считать, что с нас все и началось, - предложил Илья.
- Против факта не попрешь, - согласился Сергей.
- Знаешь, что у них общего? – спросил Илья. - В тяжеленное время ведь жили, а какие хорошие, открытые лица – и у твоих, и у моих.
- Ну, давай помянем их, - тихо проговорил Сергей и разлил по рюмкам коньяк «по чуть-чуть».

Итак, они начали встречаться по пятницам. Говорили и не могли наговориться. И с каждым разом все реже возникали ссоры. Ушли подозрительность, непонимание. Редко в таком возрасте, когда скоро стукнет пятьдесят, обзаводишься друзьями. Но случилось, а то, что двойники, отошло на второй план, и то, что русский-еврей, ушло.

К очередной пятнице Илья долго готовился, вернее, долго раздумывал, посвящать Сергея в свои планы или нет. Не хочешь нарываться - не посвящай. Промолчать, сказать в последнюю минуту - не по-дружески, да просто не по-человечески. Надо сказать.

В этот день в ресторане народу было больше обычного, но их столик в конце зала оказался свободным.
Сегодня они жаловались друг другу: Сергей на тупого заместителя министра – своего непосредственного начальника; на какого-то Мелешкина – подлюку, бездельника и жлоба, которого замминистра прикрывает, потому что тот ему стучит на всех; на бардак и чехарду в правительстве, на идиотскую думу, на новые дебильные положения, на криминал и постоянно умирающего от жажды президента.
Илья жаловался на завлаба – своего непосредственного начальника, называя его «куском придурка», который занимается чем угодно, только не делами лаборатории, на отсутствие у власти денег на науку и откровенное равнодушие к ученым, на безвольное правительство, на агрессивную и слабоумную думу, на президента, который временами не ведает, в какое время живет, в какой стране, и порой выпадает в осадок.
Илья подумал, что это очень подходящий момент для начала разговора, к которому он готовился. У него даже была запасена первая фраза: «Я должен тебе кое-что сказать, но, пожалуйста, не перебивай меня на полуслове. Потом выскажешь все, что хочешь».
Но он успел проговорить только:
- Я должен тебе …
И в этот момент кто-то рядом громко и напористо спросил:
- Ну и долго вы здесь будете людям свет застилать и воздух портить?
Над столиком, в нескольких метрах от них, над головами пожилой пары нависал амбал. За ним стояли двое помельче – «амбальчики» - назовет их позднее Илья.
«Пожилая пара»,- отметил про себя Сергей.
«Старики-евреи»,- определил сразу Илья, еще до того, как амбал сказал следующую фразу:
- Ну что, господа жидочки, - теперь в голосе амбала угроза перемешивалась с елейностью, - не видите, что православным мест не хватает? Делать вам здесь больше нечего. Как устроились - вы везде живете, а мы нигде. Вам маршрут подсказать? Пожалуйста: Москва -Тель-Авив, Россия – ваш поганый Израиль. А ну, брысь отсюдова, жидовня проклятущая!
Первым поднялся Сергей, за ним Илья.
- Сидеть! – властно приказал ему Сергей. – Мои проблемы.
Он сунул руки в карманы брюк и пошел к амбалу шаркающей походкой. Окликнул:
- Братан, - и тот обернулся – здоровенный молодой мужик с шальными глазами. Улыбался – свой нашелся. - Тебя, братан, как прикажешь называть - Адольф Алоизович или Иосиф Виссарионович?
- Что? Что ты буровишь? – с угрозой спросил амбал, уж очень медленно переваривая сказанное Сергеем.
- Чего ж тут непонятного, придурок? – усмехаясь, цедил Сергей. – Тебе ведь их лавры покоя не дают – тоже намылился народы переселять.
Наконец, дошло:
- Ах ты, выблядыш жидовский! – завопил амбал, широко размахнувшись своей могучей дланью.
А широко размахиваться ему не стоило – не успевала длань достать Сергея. Тот действовал как хорошо отлаженный механизм: правой в подбородок, левой по печени, правой сбоку в скулу. Скорость курьерская. На все ушло две секунды.
Амбал грузно упал на колени, а потом завалился на бок.
«Амбальчики» тут же исчезли за входной дверью. Но не успел Сергей вернуться за столик, они ворвались в ресторан с подкреплением. Теперь их было четверо, чуть впереди бежал крепыш, сжимая в руке монтировку.
Метрдотель крикнул официантам:
- Вызывайте милицию!
- Отставить! – рявкнул Илья, рванув к атакующим наперевес и мгновенно завалив одного из них на пол мощным ударом. И вдруг шум ресторана – разговоры за столиками, звяканье посуды, вилок и ножей, шаги – все оборвалось.
Илья обернулся: крепыш тормозил, боясь налететь на Сергея. Монтировка уже болталась внизу, а в руках Сергея был пистолет.
Сергей сделал шаг вперед, подняв пистолет на уровень головы крепыша.
- А ну, открой клюв! – приказал он.
Крепыш послушно отклячил рот, а Сергей воткнул туда дуло пистолета. Крепыш прикрыл глаза, и было слышно, как клацают его зубы.
- Охолони, - советовал Сергей. - Ствол не кусай, не порть пушку. - И пообещал. – В следующий раз мозги вышибу к едреней фене.
Монтировка полетела на пол, и теперь Сергей вытирал ствол о пиджак крепыша.
- Знаешь, что у покойного отца Гамлета была тень?
На крепыша было жалко смотреть. Он не понимал, о чем идет речь.
- А ты не отец Гамлета. Верно?
Крепыш с готовностью кивнул.
- Я к тому, чтобы и тени вашей никто здесь больше не должен видеть. Усек? На все 10 секунд. Секундомер включен. И фюрера своего захватите.
Амбала послушно подняли, поддерживали с двух сторон, он тряс головой и никак не мог сообразить, что же произошло.
- А ты ловко усатого завалил, - похвалил Сергей Илью. – Тот даже в воздух подлетел. Хороший удар. Где поставили?
- «Динамо».
- Долго?
- Десять лет.
- По мастерам работал?
- Первый разряд.
- А я по мастерам. «Трудовые резервы», 12 лет.
-Пушки теперь всем большим начальникам выдают?
-Через одного, чтоб все были вооружены и очень опасны.
- Разрешение есть?
- Нет, конечно. И не требуется – пугач.
- А ты рисковый.
- Думаю – ты тоже.
- Но у меня нет твоих артистических данных. Не сообразил бы дуло в рот засунуть. И реплика у тебя хорошая была: «охолони, не клацай зубами – пушку испортишь».
- Поверил, правда? – смеялся Сергей.
Илья кивнул.
- Ты не скромничай, - улыбался Сергей. – Из тебя актер тоже не плохой получился бы. Метрдотелю очень убедительно приказал: «Отставить!», когда он ментов хотел вызывать. Я слышал, он потом официанту сказал: «Спецслужбы».
- Сподобились, поздравляю.
- Я тебя тоже.
- Но радости не испытываю.
- И я.
К столику подошла пожилая супружеская пара, благодарила за помощь. Старуха умилялась:
- Какие вы славные ребята! И как похожи! Я сразу поняла, что вы близнецы.
- Только разные отцы, - усмехнулся Илья.
- И матери тоже, - уточнил Сергей.
- Шутники, - смеялся старик.
Илья приобнял Сергея за плечи:
- Славный у меня братишка?
- Замечательный! – горячо заверила его старуха.
А потом они повезли стариков домой – от греха подальше. Правда, у ресторана не обнаружили следов амбала и амбальчиков. В шальное время живем. Тот, кто дуло пистолета в рот засунул, тот и курок спустить может. Ясно и амбалу.

Не было еще девяти. Обычно они расставались позднее, и Сергей предложил:
- Поедем в баньку. Знаю хорошее местечко. Классная сауна и бассейн что надо.
- Вообще-то после всех этих приключений помыться стоит, - согласился Илья.
До бани ехали долго – за Триумфальную арку, почти до кольцевой. Встретили приветливо – Сергея здесь знали и, видимо, размером чаевых оставались довольны.
Перед входом в парилку задержались в чем мать родила перед большим зеркалом. С интересом взглянули на собственные отражения и пришли к выводу, что природа во всем создала их один к одному.
Илья все пытался начать разговор – и в машине, но как-то не получалось, и в предбаннике – не то место для подобного разговора. В парилке тоже не получилось – жара захлестнула их обоих. Крякать получалось, обмениваться междометиями тоже. И только когда поплыли они не спеша по 50 метровому бассейну, Сергей предложил:
- Давай иногда будем сюда заезжать, - Илья решил, что время для разговора наступило. Но Сергей вдруг повернулся к нему, улыбнулся и сказал: - Давно хочу тебя поблагодарить. С тобой так многое вспомнил из того, что казалось, забыл давным-давно и что ушло из жизни навсегда. И, пожалуй, только впервые почувствовал всю сладость даже горьких воспоминаний. Уж извини за некую выспренность.
- Я могу поблагодарить тебя за это же.
- Ну и славно.
Илья остановился, держался рукой за борт бассейна.
- Серега, мне надо кое-что тебе сказать.
Сергей был в метре от него. Насторожился. Илья молчал.
- Ну, не тяни, - поторапливал его Сергей.
- Мы с тобой встретимся еще три раза и все.
- Что значит «все»?
- Не сможем больше встречаться.
- Жена против?
- Мы же договорились – она ничего не знает. Я, Серега, уезжаю. Эмигрирую. В Америку.
Наступила пауза. Наконец, Сергей тихо проговорил:
- Не совершай этой ошибки. Ну, чего тебе здесь не хватает. Работа есть, квартира есть, уже нет государственного антисемитизма, а бытовой …
- Ты имеешь в виду сегодняшнюю историю?
- Да хотя бы. Во-первых, все это ерунда, выеденного яйца не стоит. Во-вторых …
- Ну, для этих стариков. И если бы нас не было, не известно, чем бы все это закончилось.
- Нашелся бы кто-то другой.
- Не уверен.
- Но подобное может произойти и в Америке. Я кое-что читал об этом.
- Есть разница. В подобной ситуации власти там действуют куда оперативней и напористей. Но главное в другом –люди откровенно этого не приемлют.
- А у нас, выходит, все антисемиты?
- Нет, конечно. Социологи утверждают, что антисемитов в России не больше, чем во Франции или в Германии. Но противников антисемитизма, действенных, всего процентов восемь. Остальным все равно. Вот беда.
- Но тебе ничего не грозит. Тебя за еврея никто не примет.
- Разве в этом дело? И при чем тут я? Ты, Серега, замечательный парень, честный, чистый. Не обижайся, но этого даже тебе не понять. Надо родиться евреем.
- Скажи честно, ты хочешь уехать?
- Не знаю. Не уверен. Может, и не хочу. Но не хочу быть свидетелем всех этих сцен. И в радостное будущее не верю.
- Я знаю, - медленно проговорил Сергей, - это все затеяла твоя жена Рита. Ей хочется стать Ревеккой.
- Давай не будем ее трогать. Ей и так переживаний хватило.
Поплыли, мощно резали воду. Молчали. Долго молчали, заговорили, когда уже шли к машине.
- Будем ездить друг к другу в гости, - миролюбиво проговорил Илья.
- Не будем, - с грустью сказал Сергей. - И тебе будет не до того и мне, хотя через год у меня планируется командировка в Штаты.
- Вот и встретимся.
Когда люди расстаются, это знаешь, как будто один из них уплывает от другого на корабле. Расстояние между кораблем и сушей все увеличиваются. Люди становятся маленькими-маленькими, а потом их и вовсе разглядеть нельзя. Все кончено. Забыто…

(Продолжение следует)