ПЕРЕЛЕТНЫЙ ВОРОБЕЙ

Снег был мягкий, пушистый и холодный-холодный. Как приятно было сделать первый шаг по чистому, только что выпавшему снегу. На белой простыне отчетливо отпечатывались подошвы, и можно было поиграть в следопытов. Пусть дело было в городском дворе, и ничьих следов, кроме от мальчишек, кошек да воробьев, там просто не бывает, все равно было здорово. И потом там были друзья, и никто над ним не смеялся. Там было хорошо, там был дом. И вокруг был снег, в нем можно было валяться сколько хочешь и лизать маленькие прозрачные сосульки. Они были вкусные, как мороженое, и так же быстро таяли в руках. Когда он прибегал домой, бабушка ворчала: «Ишь, сколько снега в дом нанес, иди отряхнись». От снега одежда намокала и становилась тяжелая. Витька повернулся на другой бок и вдруг понял, что он действительно весь мокрый. В первый момент он подумал, что от снега, потом вдруг до него дошло - какой тут снег? Но долго не мог сообразить, где он и что происходит. Он услышал мерный шум и вспомнил, что это жужжит вентилятор. Кондиционер они так и не купили, денег нет, а этот вентилятор нашли где-то на помойке. Тогда он понял, что мокрый от пота. Витька встал и босиком протопал в ванную. Он включил холодную воду и долго ждал, пока действительно не потекла холодная вода. Он вымыл лицо, стало легче, и, не вытираясь, он пошел обратно в комнату. Из кухни выглянула мама: «Тебе плохо, сынок? Иди поспи, еще очень рано. Ты можешь еще поспать. Я тебя разбужу, когда надо будет». «А ты сама, что, так и не ложилась?» «Да вот собираю все», - тихо ответила она. «Мама, - он тоже говорил тихо, - можно, я останусь у бабушки?» Мама молчала. Она была в халате, бледная, с кругами под глазами. «Понимаешь, - заговорил он торопливо, - я не хочу, чтобы ты обижалась, но я хочу домой». Она протянула к нему руки, и большой десятилетний мальчик сел к ней на колени и прижался, как малыш. Она зарылась лицом в его густые волосы, погладила по лицу. «Воробышек, ты что, плакал?» - «Да нет. Я просто помыл лицо. Очень жарко». Она помолчала. «Я понимаю тебя, сынок, я не обижаюсь, я знаю, что тебе очень тяжело. Ты уже большой, сам решай, где тебе лучше. Если хочешь, останься с бабушкой, мы с папой не обидимся». - «Мама, а зачем мы уехали? Разве нам было плохо в России? У меня были друзья и двор, и школа. У вас была работа. И бабушка там. А здесь что?» Она боялась, но, честно говоря, где-то в глубине души ждала этого вопроса. Ответа, правда, не было. Не зная, что сказать, она молчала, а потом вдруг поняла, что мальчик заснул. Руки затекли, но она сидела, боясь пошевельнуться, и вспоминала, какой он был смешной, когда был маленький. Просто воробышек.
Прощание в аэропорту было торопливым, напряженным, но обошлось без слез, а в самолете Витька на время забыл про свои проблемы. Вообще летать на самолете приятно, а когда ты летишь один, без родителей, это приятно вдвойне. Есть можно только то, что хочешь, и развлекаться самостоятельно. Витьку посадили рядом с еще одним «несопровождаемым ребенком», мальчишкой примерно такого же возраста, который летел в Варшаву. Мальчик был коротко подстрижен, прямо над круглым лицом торчал светлый непослушный хохолок. На груди у мальчика, так же, как и у Витьки, болталась этикетка с именем, указанием, куда он летит и на каких языках говорит. Мальчик был поляк, имя его Витьке было не выговорить. Разговаривали они по-английски. Оба были в одинаковом положении, совместный полет ни к чему не обязывал, и они стали рассказывать друг другу о своих планах на лето. Потом мальчишки поиграли в карты, поели, посмотрели фильм, а потом поляк уснул. Витьке же, хотя он плохо спал ночью, так и не удалось заснуть. Он попробовал смотреть в иллюминатор, но за окном была ночь, и ничего интересного он не увидел. Он вспомнил, что когда они летели в Америку, то пролетали над Гренландией. Там были сплошные горы и лед, ни одного поселочка не видно. Наверно, так выглядит Луна. Постепенно от впечатлений от того полета Витька перешел к первым дням в Америке. Он вспомнил, как первый раз пришел на детскую площадку. Была такая же жара, как и сейчас. Площадка была хорошая, не то что в России. Разноцветные горки и лесенки, резиновое покрытие. Радуйся да и только! Но площадка была абсолютно пустая - ни одного ребенка не висело на перекладинах, никто не катался с горок, не было слышно детского визга и крика. Все словно бы вымерло. Витька хотел залезть на горку, но только дотронулся до железной лесенки, как сразу отдернул руку - горячо. Какой-то дедушка, сидевший на скамейке в тени, крикнул ему по-русски: «Ты позже приходи, вечерком. Жара спадет, и дети прибегут. Веселее будет». Вечером, и правда, на площадке было много детей. Они лазали, прыгали, бегали, обливались водой из игрушечных автоматов. Но с Витькой никто не играл. Даже русские дети обходили его стороной. В школе было то же самое. Первое время он почти ничего не понимал по-английски. Примеры на уроке математики были ерундовые, для дошколят, а не для четвертого класса, но задачки Витька понять не мог. Одной русской девочке сказали, чтобы она ему помогала, но девочка то ли не хотела, то ли забывала ему переводить. В результате учительница всегда его ругала. В России Витька любил школу. Ну не то чтобы любил, но были в ней и приятные моменты, некоторые уроки были интересные, а иногда даже очень интересные, и сейчас у его бывших одноклассников уже разные учителя, а тут всему одна учительница учит, как у первоклашек. Не говоря уже о том, что здесь нет перемен, а ведь какая радость - большая перемена! Постепенно Витька научился понимать по-английски, но говорить стеснялся. Еще он стеснялся, когда его мама начинала беседовать с учительницей на своем английском. Слава богу, мама нашла какую-то работу и перестала приходить за ним в школу. После школы он сразу шел домой, потому что на площадке с ним никто не играл. Дома он кое-как делал уроки, а потом читал. Но чаще всего он просто сидел и мечтал о том, как вернется в Россию. Сейчас ему казалось, что все в русской школе было просто замечательно, а в американской все плохо. Снова принесли еду, проснулся польский мальчик, и Витька опять отвлекся.
В Варшаве была пересадка. Польский мальчик вышел, Витька даже не успел попрощаться с ним. За ним самим пришла специальная стюардесса и проводила его в зал ожидания. А дома, в Питере, его встречали бабушка и дядя Саша, мамин брат. Наконец-то он дома, какое счастье! Бабушка показалась ему меньше, чем раньше, теперь трудно было представить, что он любил, когда она носила его на закорках. Она испекла к его приезду пирожки и булочки. Несколько следующих дней пролетели в походах по музеям и родственникам. Витьке уже надоело быть послушным мальчиком и отвечать на идиотские вопросы о прекрасной жизни в Америке. Ему хотелось крикнуть: «Да не хочу я в эту проклятую Америку! Я здесь жить хочу!» У бабушки было чудесно, но он рвался в свой двор. Там его ребята, там он наконец сможет наиграться вволю. Однажды вечером Витька сказал бабушке: «Бабуля, я хочу съездить в нашу квартиру». «Понимаешь, дружок, ее же продали, там теперь другие люди живут». «Да, я знаю, я только хочу ненадолго, только посмотреть да еще в наш двор». «С мальчишками побегать, - понимающе сказал дядя Саша. - Это здорово. Завтра с утра поедем».
Утром они поехали в его старый двор. От остановки Витька несся бегом, не обращая внимания на лужи. Около двора он остановился, отдышался и медленно, степенным шагом вошел в подворотню. На траве, около поломанных качелей, сидели ЕГО мальчишки. «Привет, ребята! - заорал Витька. - Я вернулся!» «Америкашка приехал», - процедил сквозь зубы соседский Валька. «Америкашка-какашка», - сказал Сережка. «Да вы что, ребята? - у Витьки слезы навернулись на глаза. - Это же я, Витька». «Мы видим, что ты Витька. Да только ты теперь америкашка, а мы с америкашками не дружим, - сказал Валька. - Катись в свою Америку! Пошли, ребята!» Мальчишки встали и удалились в гордом молчании. Витька растерянно постоял несколько минут, потом пнул ногой разбитые качели и пошел к дяде Саше.

Ни дядя Саша, ни бабушка не спросили его, почему он быстро вернулся, и он был благодарен им за это. Но когда позвонила мама из Нью-Йорка, он не выдержал и разревелся, как маленький. «Нет у меня там друзей, а теперь и здесь не стало». Вечером дядя Саша сел к нему на кровать и сказал: «Значит, это были не настоящие друзья, настоящие не предадут. А если это просто чужие, то не надо и огорчаться. Чужие - они есть чужие». - «Но я хочу друга, а со мной никто не дружит, - робко признался Витька. - Значит, я плохой?» «Значит, ты еще не встретил настоящего друга. Тебя зовут Виктор, что значит «победитель». Ты должен победить. Я уверен, что у тебя будет хороший друг, но и ты сам должен уметь дружить». - «Уметь дружить? Как это?» - «Ну, это значит, поддержать друга в трудную минуту». - «Как Том Сойер поддержал Гека Финна?» - «Да, именно так». - «И у меня будет такой друг, как Том Сойер?» - недоверчиво спросил Витька. «Абсолютно уверен. И больше не плачь, когда позвонят родители. Им очень нужна твоя помощь. А сейчас спи».
На следующий день Витька попросил бабушку позвонить маме. Совершенно спокойным голосом он сказал, что расплакался просто потому, что соскучился без нее и хочет назад, в Америку. За день до отъезда он уговорил бабушку отпустить его съездить в свою старую квартиру: «Если я один могу лететь на самолете, то почему я не могу один ездить на трамвае?» Против такой железной логики бабушка возразить не могла. Витька пришел в свой двор уже к вечеру. Начал моросить дождь, на сломанных качелях никого не было, во дворе было пусто, как на американской площадке в жару. Он стоял под деревом и смотрел, как в окнах его бывшей комнаты зажегся свет. Там двигались какие-то люди, там, в его квартире, была чужая жизнь. Дождь пошел сильнее, Витька запахнул куртку, вытер мокрое лицо и пошел к остановке. Это был уже не его двор.
В самолете из Петербурга в Варшаву все дети были с родителями, и Витька уже приготовился скучать весь длинный рейс до Америки. Но тут в зал ожидания стюардесса ввела какого-то мальчика с этикеткой на груди. «Еще один несопровождаемый», - подумал Витька, и вдруг увидел торчащие ежиком светлые волосы. Это был тот самый польский мальчик - как его звали-то, вроде Кшиштоф, даже не выговорить, - с которым они вместе летели. Мальчик тоже увидел его, он широко улыбнулся, так что стала видна дырка от выпавшего зуба, и сказал по-английски: «Привет, Виктор! Ты решил вернуться в Америку?» «Да, и я рад, что мы снова полетим вместе». - «Я тоже. Я уже собирался позвонить в Нью-Йорке твоей маме и узнать, что с тобой». - «А как бы ты узнал мой номер?» - «Да ты посмотри на себя. У тебя же на этикетке написано, как тебя зовут, адрес и телефон. Я еще в тот раз прочитал, что ты Виктор, и запомнил твой телефон». - «Давай я запомню твой», - сказал Витька и счастливо засмеялся.

Алла Маркова