Молодая американская летчица Хейди Энн Порч, получив разрешение на взлет, подняла одномоторную «Сесну-182» с одного из аэродромов в штате Калифорния и взяла курс на Новую Зеландию, в Окленд.
Это был десятый перелет Хейди через Тихий океан. Как и девять предыдущих, полет выполнялся по просьбе австралийских и новозеландских заказчиков авиационной техники.[!]
Пятидесятисемилетний капитан дальнего плавания И.А.Мочалов вышел на мостик транспортного рефрижератора «Уссурийская тайга». Судно, следовавшее курсом на Владивосток, приближалось к Сангарскому проливу. Пролив считался лучшим проходом из Тихого океана в Японское море.
Хейди слушала музыку.
Капитан - сводку погоды. У берегов Японии зарождался очередной тайфун.
Хейди казалось, что самолет неподвижно висит над неподвижным океаном. В такие минуты она испытывала легкое раздражение: все должно происходить быстро. Зато когда на поверхности воды, блестевшей, как битое стекло, появлялись точки судов, она видела, что путь стремительно сокращается. Скоро посадка. Прилет всегда сулил ей что-то новое. Хейди верила лишь в то, что было впереди.
Капитан Мочалов был человеком, сама внешность которого не позволила бы ему разминуться с профессией капитана. Фигура - ладная, глаза - синие, волосы - серебристые, загар - светло-шоколадный. Быть идеальным капитаном ему мешала, пожалуй, лишь дикция - дикция человека, забывающего о своих подчиненных.
Он стоял на мостике, покусывал трубку и думал: что дальше?
Хейди радовалась полету. Она благословляла момент, в который сделала свой выбор. «Моя жизнь, - с веселым ужасом думала Хейди, - могла бы сложиться по-другому. Но теперь - нет».
Капитан не задумывался над бесполезными вещами. Другое дело - трубки. Их было девять - изогнутых и прямых. Если под тот или иной сорт табака трубка не подходила, он заменял ее на ту, которая подходила. Трубка, которую он курил сейчас, была вкусной. Иногда он посматривал в бинокль. Он давно привык: все, навстречу чему плыло его судно, в конечном счете оказывалось позади.
Хейди взглянула на масляный манометр: давление падало.
- Эй, что за шутки! - сказала Хейди.
Давление падало. Хейди увеличила обороты. Давление падало. Она сбросила газ - давление падало. Вскоре стрелка замерла на последнем делении. Двигатель застучал, начал греться. Тяги не стало. Хейди пыталась удержать «Сесну» на воздушном потоке. Самолет терял скорость. Раздался резкий звук - двигатель умолк. Хейди поняла: полет окончен. Высота, на которой «Сесна» находилась над открытым океаном, стала резко падать. Хейди удерживала самолет от штопора и посылала в эфир сигналы бедствия. Она надеялась: ее сигналы будут услышаны. По крайней мере на Гавайских островах их должны услышать.
Cамолет с нарастающей скоростью понесся к воде, похожей на осыпающееся битое стекло - кто-то грохнул все окна небоскреба Эмпайр-Стейт-Билдинг одновременно, а мир, в котором она так уютно чувствовала себя недавно, расширялся до пугающих, безграничных размеров.
Последние слова Хейди в эфире: «Я здесь одна, я падаю в океан».
Капитан Мочалов ушел с мостика и заглянул в кают-компанию. Двое матросов отдыхали от вахты. Судовой врач Наташа Попова перелистывала журналы. Лучшее время в любом рейсе - возвращение домой. Мочалов сел за пианино, взял несколько аккордов. Играл он неважно, но тянуло.
Ударившись о воду, «Сесна-181» скапотировала и перевернулась вверх брюхом. Кабина оказалась под водой. Оглушенная Хейди пришла в себя не сразу. Очнувшись, поняла: не выберется из кабины - утонет вместе с самолетом. Спина болела, но гнулась - ничего серьезного. Хейди достала аварийный надувной плотик и отстегнула ремень. Открыла фонарь кабины. Успела вдохнуть последний воздух - в кабину хлынула вода. Оттолкнувшись от дюралевого борта, вынырнула на поверхность: «Жива и не вдребезги». Солнце вызвало головокружение. Прямо перед глазами чернели каучуковые баллоны шасси.
Вода с радужными разводами бензина заливала плоскость «Сесны». Изловчившись, Хейди ухватилась за элерон. Поднялась на оранжевый плотик. Невысокие борта не могли бы защитить даже от средних волн, но на поверхности воды плот держал. А волн не было. Вокруг, сколько хватало глаз, простирался спокойный, как луг, океан. Ничего, кроме воды и света.
Капитан играл на пианино.
Хейди молила Бога, чтобы «Сесна» не ушла под воду сразу. Во-первых, легче обнаружить - самолет виден и с воздуха, и с судов. Во-вторых, нарастающие волны и ветер могли унести плотик, и тогда координаты, переданные ею на Гавайи, оказались бы спутанными. Раскачиваясь на волнах, Хейди держалась за стабилизатор. Это была последняя услуга, которую самолет мог оказать ей.
Ее сознания коснулся ужас необъятности земных пространств. Совсем недавно она была уверена: ничего не может быть меньше мира, в котором пролетают ее молодость и ее «Сесна». Ведь в ее руках - мотор. Вера человека конца ХХ века в то, что мир смехотворно мал, была в ее душе крепкой. Эта вера плюс выдержка служили Хейди хорошей опорой. Она верила: пройдет еще минута, и на горизонте появится какое-нибудь судно. Или в небе появится самолет. Или, наконец, появится какой-нибудь парусник. Или, черт возьми, всплывет подводная лодка. Молодость вправе рассчитывать и на это!
Но надежды и реальность - вещи разные. Шли часы, а ничего не менялось. Хейди угодила в один из самых пустынных районов Тихого океана.
Первые минуты после катастрофы несут человеку преувеличенную веру в себя. Идет время - вера в себя проходит. Появляется надежда на спасение - кто-то знает, что ты есть.
Надежда на спасение проходит. Человека ждут разрушительные стадии: недоумение (почему меня не спасают?), нетерпение, гнев, отчаяние. А потом - последняя ступень. Принято считать - это пустота. Значит, такой ступени нет. Человек - если к этому времени он не утратит способности думать - понимает: выход в прежней надежде на спасение. И в прежней вере в себя.
Хейди надеялась на спасение. И по-прежнему верила: мир мал.
Операторы связи на Гавайских островах приняли сигнал SOS. В воздух был поднят самолет береговой охраны. Он занялся поисками следов авиакатастрофы. После первых неудач летчики прикинули: поиски могут затянуться. Но если им и повезет, выловить пилота из волн они все равно не смогут. Это под силу лишь тем, кто окажется рядом, то есть морякам. В район вероятного падения самолета необходимо подводить судно. Бросив поиски Хейди, они принялись за поиски судна. Они летали над океаном не один час.
Волны нарастали. Болтанка обессиливала Хейди физически, пустой горизонт подрывал дух. Хейди осознала: как бы ни был долог день - лишь несколько часов она летела впереди солнца, - он кончится. Придет к концу. Впереди - ночь в океане.
Почему попалась именно она? Ведь попадается не каждый. Это человеку и обидно.
Волны гудели и рокотали. С океаном происходили странные вещи. Высоко в тропическом небе теснились фиолетовые и розовые тени. Ярко-белые, излучающие тьму облака превращались в монстров. Безразличный к человеку мир жил собственной красотой. Хейди отводила глаза. Она чувствовала себя ребенком, жестоко покинутым всеми.
Хейди - дитя человеческое.
«Сесна» еще держалась на воде. Но было ясно: один балл, и все будет кончено.
«А меня смоет», - цепенела Хейди.
Чем больше она думала о ночи и волнах, тем чаще вспоминала о земле. Твердость и надежность земли казались ей сейчас высшим, священным даром. Сегодня утром это бы не пришло в голову. А теперь за возможность ощутить под ногами землю - каменистую, мягкую, сухую, влажную, голую, травянистую - Хейди могла бы отдать молодость. Земля под ногами - вот что человеку нужно. Это прежде всего. Все остальное - потом.
Судьба несправедлива. Хейди цеплялась за ускользающий стабилизатор. Она еще верила в спасение. Большинство тех, кто верил, погибли. Лишь единицы, которые верили, спаслись. Но помнит не то большинство, которое, веря, погибло, а те единицы, которые, веря, спаслись.
Вахтенный штурман «Уссурийской тайги» доложил капитану: четырехмоторный самолет с опознавательными знаками береговой охраны США приближается к рефрижератору. В тот же момент Мочалов увидел: самолет заходил с левого борта. Рев моторов перекатился через палубу. Заложив вираж, самолет ушел в сторону.
- Связь была? - спросил капитан.
- Нет, - ответил радист.
«Облет», - решил Мочалов. Самолет вернулся снова. На этот раз он устремился к «Уссурийской тайге» справа. Он прошел над самыми мачтами и снова заложил вираж.
- Снесешь мачты, болван! - выругался капитан.
Никакой связи. 16-й канал молчал1. Через дополнительные частоты информация также не поступала.
Капитан поднялся на верхний, открытый мостик. У него был свой, особый опыт мореплавания. За долгие десятилетия, проведенные им в океанах и морях, он ни разу, нигде и никогда не попадал ни в одну историю и ни в одну переделку - разве что в штормы. Он ни разу не отдавал команды «человек за бортом» - только на тренировках. Пожары, пробоины, столкновения - все это происходило с кем-то другим, не с ним. Он был, пожалуй, единственным капитаном, который не видел ни одной летающей тарелки. Был награжден знаком «За 20 лет безаварийной работы». Но лишь потому, что “за 30 лет» еще не придумали.
Самолет как будто куда-то звал. Он два раза уходил в одном и том же направлении. Единственная информация. Радио молчало - не исключались магнитные бури. Если двинуться за самолетом, врубишься в тайфун. И сколько идти - час? Сутки? Двое? А главное - ради чего?
Американцы улетели - возможно, решили: их поняли.
Самый зашифрованный код жизни - что и где? как и когда? кто и с кем? зачем и куда? - явился капитану в классической библейской форме.
У всего, что случается с человеком - как бы внезапно это ни выглядело, и у всего, что им предпринимается - каким бы необъяснимым это не показалось, есть подготовка.
В океане было все - последние достижения современной цивилизации: мощный транспортный рефрижератор, четырехмоторный самолет, судовые и авиационные локаторы, автоматические установки, другие подобные вещи. Техника работала, двигалась, не стояла на месте. Но двигалась мимо человека. А дело решалось другим: движением души. Дело решала обычная интуиция, чутье - как и когда-то.
Капитан развернул судно и направил в сторону тайфуна - куда улетел самолет.
Хейди чувствовала: кроме волн, ветра, жажды, голода и неизвестности, подступает холод - в Южном полушарии еще не кончилась зима. Вода в открытом океане была холодной. Одежда Хейди состояла из легкого спортивного костюма, голова не была покрыта - домашние перелеты через океан. Вода заливала Хейди уже больше двенадцати часов. Ее била дрожь. Плотик становился все менее надежным.
Сомнений не было - воду рассек плавник акулы. Хейди почувствовала, что умерла. Удар волны привел ее в себя. Она вцепилась в резиновый бортик. Новый удар чуть не смыл ее.
Смерть от этих тварей! Смерть от тварей, нападающих на все. Смерть от тварей с пищевой лихорадкой. Смерть от тварей, поедающих собственные внутренности!
Хейди видела «Челюсти». Она помнила.
В следующий момент она увидела кое-что еще: прямо на нее мчался четырехмоторный самолет. Береговая охрана! Самолет прошел над головой, развернулся и снова пошел в ее сторону. Акулы и самолет, ужас и радость едва не сокрушили ее сердце.
Хейди посетила мысль: чем ей поможет самолет? Действительно - чем?
- Ничем! - закричала Хейди.
- Ничем, - промолчали акулы.
Высокая волна подняла ее плотик, а в следующий момент обрушилась на «Сесну». «Сесна», словно устав болтаться на воде, тут же пошла ко дну. Белый крест самолета погружался в бездну на глазах Хейди. С «Сесной» было покончено.
Хейди попеременно готовилась то к жизни, то к смерти.
В линзах капитанского бинокля плескалась пустота. Он спускал бинокль, интересовался: что на локаторе?
Мочалов давно не всматривался в морскую даль так, как сейчас. Но помнил: когда-то всматривался. Давно - почти сорок лет назад. Тогда он, правда, не был капитаном. Ему было 20 лет. Война закончилась, а их жизнь каждый день висела на волоске. Бригада траления чистила море. Мин в нем было побольше, чем рыбы. Уцелел - на воздух не взлетел. Хотя мог, подумал он.
За все годы плавания его ни разу не спросили, нравится ли ему его работа. Он и сам не спрашивал себя об этом. А теперь вроде бы поздно. И ответ ясен.
Старпом сообщил: локатор засек самолет. Кружит над одним и тем же местом.
- Значит там, - сказал капитан. И без паузы: «Полный вперед!»
То есть 18 узлов.
«Там»,- повторил он. Никто бы не стал кружить над одним и тем же местом просто так. Незачем.
Судно набирало скорость. На океан опускалась ночь, а он, похоже, просыпался.
Хейди увидела: от борта самолета береговой охраны отделился светящийся шар. Шар полетел вниз. За ним - второй и третий. Шары падали на воду, но не гасли - на волнах сияли еще ярче. Хейди ликовала. Летчики - опытные ребята. Теперь ни одна из белых тварей, что околачивались вокруг, не сунется. Безмозглые боятся непонятного.
Свет плавучих шашек ломался на гремящих волнах - судорожная кардиограмма, - золотил ночной воздух. Тьма не могла сомкнуться над головой Хейди.
Капитан сфокусировал бинокль. Правее курса - 40-50 градусов - светилась разноцветная полоса. Можно было предположить: пожар на большом судне.
Подход рефрижератора американцы заметили. С самолета была выпущена серия оранжевых ракет. Сигнал гласил: «Погибающему нужна помощь». Теперь сияло и небо.
Капитан видел. Он помнил ракеты над черными руинами ленинградских домов. Он пробивается по черному двору, ему, заморышу, 14 лет, после обстрела горят дома. Дорогу освещает оранжевый свет.
А в небе ракеты.
Капитан тряхнул головой:
- Человек за бортом! - скомандовал он. - Включить прожекторы!
Три прожектора - носовой и два на рубке - зажглись одновременно. Те, кому предстояло работать в волнах, натягивали жилеты. Загудели лебедки. Загудел на ветру брезент. Судовой врач Наташа Попова, хлебнув валерьянки, приготовилась к спасению обожженных.
Рефрижератор шел на предельной скорости - теперь ее следовало свести до нуля. Многотонное судно могло добавить беды тем, кто и так был сыт ею по горло. Требовался безукоризненный расчет. Подходом к месту ЧП руководил капитан.
Плотик Хейди швыряло, как детский башмак. Последние силы уходили на то, чтобы удержаться. Судно и самолет были перед ее глазами.
Хейди готовилась жить!
«Уссурийская тайга» проделала пару громоздких маневров и легла в дрейф. Маневры состояли в том, чтобы защитить правую шлюпку от волн. Все свободные от вахты - кто слонялся без дела - поднялись на палубу. Смотрели на гремящий ночной океан. Издали огни принимали за догорающие остатки судна, а кое-кто - за шлюпки.
- Пойдете все, - указал капитан на своих помощников Логвинова, Степанова и Заричанского. - Возьмете еще 12 матросов.
Двенадцать парней разместились в шлюпке. Она вступила в единоборство с волнами. 400 метров - примерно такой была граница между розовой мглой и желто-красным светом шашек.
Летчики увидели: шлюпка на воде. Самолет развернулся и ушел в сторону. Через полминуты появился. Он мчался над самыми волнами и догонял шлюпку. Не долетев метров сто, врубил мощнейший поисковый прожектор. Белый длинный луч прочертил шлюпке точный курс - до самого плотика Хейди.
Самолет взмыл вверх, ушел в темноту. В следующую минуту он появился снова. Летел еще ниже - и снова белый луч прочертил тот же курс. Шлюпка его придерживалась. В третий раз самолет поднялся повыше, луч заскользил по воде под тупым углом.
Горящие шашки плясали вокруг шлюпки. Загадка, таким образом, прояснилась. Впереди сверкал крошечный электрический огонек. Лампочка и батарейка были вмонтированы в плотик Хейди. Рация капитана ожила:
- Вокруг нас световые буйки, - сообщил Логвинов. И чуть позже: - Человек на резиновом плоту. - И позже: - Девочка.
Они открыли капот и подошли поближе. Подошли вплотную. Рассмотрели: перед ними не ребенок - девушка. Рассчитали амплитуду волны - захватили плотик. Сорвался. Ждать было невмочь - Хейди рухнула навстречу. Ее сгребли в охапку и втащили в шлюпку. Вода лилась с нее ручьями. Ноги подкашивались - пристроили на сиденье. Легкая истерика: кажется, она смеялась. А может, плакала. Разница в ее положении не очень-то большая. Двое матросов выловили плотик. Старпом связался с капитаном.
- Девушка в шлюпке. Что дальше?
- А где девочка? - спросил капитан.
Логвинов сказал:
- Это она.
- Говорить может? - спросил капитан.
- Может, - ответил старпом. - Она уже говорит. - И выключил рацию. Хейди выпалила все сразу. Логвинов передал капитану.
- Узнай главное, - сказал капитан, - кто с нею еще?
- Она одна, - повторил старпом. - Она утверждает, что одна. Самолет вела сама.
- Осмотрите место, - не сдавался Мочалов. - Она может быть не в себе.
- Да нет, - сбавил на всякий случай тон старпом, - кажется в себе. Болталась не так уж долго: 15-18 часов.
- Возвращайтесь, - сказал капитан.
К судну шли полчаса - ветер гнал тяжелые, гремящие валы. Матросы смотрели на Хейди - ее била дрожь. Хейди смотрела на них. Она была вне себя - это точно.
Борт. Палуба. Злая шутка судьбы сорвалась.
Самолет еще раз пролетел над освещенным районом. Шикарный трофей акул - пылающие шашки - догорал на волнах. Хорошо бы они догорели в акульих брюхах. Самолет совершил круг и ушел в ночное небо. Больше его не видели.
Хейди определили в сверкающий чистотой изолятор. Здесь ее встретила Наташа Попова.
Один из помощников вышел на мостик, обратился к капитану:
- Вы, конечно, спуститесь сейчас в изолятор?
Капитан набил трубку, спросил: «Зачем?»
Стресс, ушибы, переохлаждение, изнурение - Хейди досталось сполна. Но радость спасения творит чудеса. Хейди овладела собой. Делать старалась все сама: стянуть одежду - сама, шагнуть - сама, налить воды - сама. Так она как бы выказывала благодарность за спасение. Получалось не все - слабость была еще сильнее ее. Но она старалась. И при этом улыбалась. Она выдержала в одиночестве в океане и теперь хотела выдержать среди людей.
Изоляторный иллюминатор занавесили: за ним шумело полкоманды, точно Хейди собиралась рожать.
...Когда для сушки и укладки волос ей понадобился фен, Наташа поняла: Хейди в полном порядке. И дала свой.ы
Ко встрече с капитаном летчица была готова. И капитан пришел.
- Ну, - сказал он на английском, - как вы себя чувствуете?
- О’кей! - обрадовалась Хейди. - Все позади. Спасибо.
- Мы связались с Гонолулу, - сказал капитан. - И теперь идем навстречу друг другу - американский корабль и мы. Через 4-5 часов должны встретиться. Мы передадим вас на его борт. Отдыхайте.
Хейди кивнула. Проговорила:
- Капитан, я не знаю, что бы было со мной, если бы вы не подошли еще полчаса. Или не подошли вообще... Я не знаю.
«И я не знаю», - хотел сказать Мочалов, но промолчал, потому что хорошо знал. Он прикоснулся к ее плечу: «Все».
Советский транспортный рефрижератор и американский военный корабль, как и рассчитывали, встретились через 5 часов. Близился рассвет. Шторм не прекращался. Проводить Хейди на палубу поднялись почти все. Она расцеловалась с матросами, обнялась с судовым врачом, пожала руки капитану и его помощникам. Подошла американская шлюпка. В свете палубных ламп на Хейди наложили беседочный узел - для страховки. Подвели к штормтрапу. Хейди бесстрашно ринулась к двенадцатиметровому отвесу. Спустилась. Внизу ее подхватили соотечественники. Она махала рукой до тех пор, пока шлюпка не скрылась в волнах. Корабли разошлись.
Обычная история подошла к концу. Обычная, потому что такие истории постоянны - с трагическим или счастливым исходом. Обычная, потому что ничего необычного в ней не совершено - только возможное. Она не утвердила никакого открытия, а лишь подтвердила истину: человек измеряется человечностью. Но и в обычных историях отражается многое. Подобные истории - зеркальные осколки времени. Отразилось и в этой.
«Дорогой капитан, - писала Хейди. - Сожалею, что мне потребовалось значительное время, чтобы написать Вам это письмо. Однако моя жизнь после пережитого в океане слишком долго входила в привычное русло2. Я многим обязана Вам и Вашему экипажу. Должна, однако, сознаться: почувствовала некоторую нервозность, когда осознала, что нахожусь на борту советского судна...».
Вот то, ради чего стоит еще раз переключить скорость - даже остановиться. В океане Хейди не думала о том, кто ее спасет. Она не думала о том, к какой национальности или политической системе могут принадлежать спасители. Ей нужна была помощь! Таков человек, а не только Хейди.
Но вот жизнь вне опасности. Хейди снова среди людей. И в самый счастливый момент - только что спаслась от гибели! - начинает испытывать нервозность. Почему? Только потому, что узнает: ее спасители - советские люди. Она - на советском судне.
Хейди вернулась к нормальной жизни. И тут же вернулись все страхи современного мира. Вернулась отчужденность. Вернулась подозрительность. Вернулось недоверие. Тяжкий крест человечества. Вспомним и самого капитана.
К чести Хейди, она, как и он, шагнула за круг.
«То отношение, которое было ко мне проявлено, помогло развеять сомнения. Я особенно благодарна Наташе Поповой, с которой у меня сразу сложились дружеские отношения. Все, с кем я познакомилась, обращались со мной, проявляя огромное внимание и доброту. Поверьте, в некотором отношении я даже сожалела, что должна буду вскоре переправиться на американский корабль. Мне так хотелось лучше узнать вас всех. Я попросила советского посла в США передать Вам это письмо и фотографию, хотя больше всего мне бы хотелось это сделать самой... Когда я вернулась домой, то оказалась в центре внимания. Но не только потому, что сорвалась в океан. А еще и потому, что меня спасли советские моряки... Всем было интересно, как они выглядят, какие они... По моему мнению, Вы проявили настоящее благородство души. Эту мысль я и старалась донести до своих соотечественников. Спасибо Вам за все. Хейди Энн Порч”.
Человек - не остров, а часть человечества. Об этом еще в начале XVII века гремел колокол Джона Донна. В конце ХХ века об этом вспоминают только перед лицом гибели.
1 - Международный аварийный канал связи.
2 - Порч вновь летает, работая вторым пилотом в авиакомпании «Пойонир».
Комментарии (Всего: 1)