Александр Шилов: удаче всегда завидуют

Представляя вам, уважаемые читатели «Русского базара», интервью с народным художником СССР Александром Шиловым, я надеюсь, что этот текст будет лишь некой рамой, в которую вставлены портреты, выполненные рукой художника, и о которых вы сможете судить сами.

- Александр Максович, несколько слов о себе: в какой семье вы росли, где учились, как складывалась ваша карьера (если можно говорить о карьере художника)?
- Родился в Москве, в Лиховом переулке. Жили очень тяжело, без отца, трое детей и три женщины, которые содержали нашу семью. Мать работала воспитательницей в детском саду, бабушки то дежурили ночью, то устраивались подсобными рабочими. В общем, стыдно мне стало садиться за стол, пошел в 16 лет работать. Устроился лаборантом в электротехнический институт. Потом таскал тюки на ткацкой фабрике. Самой тяжелой была работа грузчиком на винном заводе. Помню бесконечный бетонный коридор без окон и дверей и нескончаемые ящики с бутылками. Я шел домой и думал об одном - спать. Рисовать я мог только в выходные дни – после работы пальцы карандаш не чувствовали. Я готовился поступать в Суриковский институт, но не думал, что стану художником. Боялся одного – неужели так всю жизнь грузчиком работать? Потом меня один художник в церковь взял иконы писать. Все шло постепенно. Но не рисовать я не мог.

- Кто ваш учитель в живописи, а конкретно - в искусстве портрета?
- Когда мама первый раз привела меня в Третьяковскую галерею, я увидел портреты Левицкого, Перова, Брюллова и пришел в восторг. У меня было ощущение, словно в раму заключено живое существо, с которым можно общаться. С тех пор для меня великими художниками были, и навсегда останутся те, кто блистательно владел мастерством и чувством. Я за то искусство, которое, по возможности, как говорил Леонардо да Винчи, приближено к природе, и тем это искусство будет дольше жить и тем оно искуснее. Сложность здесь заключается в том, что нужно взять неодухотворенные краски и превратить их в жизнь. Для этого нужно изучать науки искусства.

- Какой из созданных вами портретов вы считаете самым удачным и почему? Можно ли сказать, что главное в портрете – сходство, соответствие нарисованного портрета объективно существующему живому лицу?
- Если я на портрете пишу человека определенного, это должен быть человек узнаваемый, независимо от того, дворник он или великий ученый, композитор. Портрет - это абсолютное внешнее сходство плюс внутренний мир, душа, характер именно того человека, которого я пишу. Это и есть портрет. Портрет – жанр в живописи очень ответственный, потому что по портретам следующие поколения будут судить о том, какие люди жили в определенное время, о чем они мыслили, чем дышали, чем была занята их душа и мозг, как они были одеты. Нам интересно все. Мы смотрим на портреты Тициана, Ван Дейка, Рафаэля, Энгра - и чувствуем эпоху в лицах ушедшего навсегда времени. В этом и есть ответственность и задача художника – через портреты передать дух времени, эпохи, в которой он живет.

- Не секрет, что у вас есть критики, а может, и недоброжелатели. Как вы к ним относитесь? Вступаете ли в дискуссии, отвечая на критику или зубоскальство, или отмалчиваетесь?
- Критиков у меня нет, потому что в наше время их вообще по сути своей быть не может. Критиком может быть только тот человек, который хоть чуть-чуть умеет рисовать, как великие искусствоведы прошлых времен: Прахов, Стасов, Готье. Как только человек попробовал сам рисовать, он понимает, что такое великое мастерство, великая мысль, дух в картине. Поэтому сейчас не критики, а заданные журналисты черным пиаром зарабатывают деньги. Им, например, говорят: «Шилова, фас, облить грязью!», и они, не ознакомясь с моим искусством, льют ложь, пытаясь перевернуть отношение людей к моим картинам. Вы же прекрасно понимаете, что миром правит зависть. Некоторые завидуют тому, что у меня при жизни есть галерея, хотя она не моя, а государственная. Я же на клевету, заранее оплаченную (знаю, кем из моих коллег), никакого внимания не обращаю.
Даже когда я только начинал свой творческий путь, я от того сладкого пирога, который государство выделяло Союзу художников, чтобы художники были послушны, писали на заданные темы, ни одного заказа не имел. Я всегда писал то, что хотел и чувствовал. И по мере моего продвижения вперед в смысле глубины мастерства, психологизма, люди обращались ко мне с заказами, я приобретал все больше поклонников. И жил всегда своим трудом, зарабатывая свой честный кусок хлеба. У некоторых художников это вызывало зависть и раздражение, особенно у тех неудачников, что учились со мной в Суриковском институте и даже окончили его на пятерки, но не работали в свое время над мастерством. Ведь человек хочет видеть себя на портрете похожим и живым.
Я молю свою судьбу, чтобы мне побольше было отпущено времени, чтобы у меня был огонь в душе, без которого невозможно создавать произведения искусства. Если я чувствую, что как художник расту от работы к работе, – это главное мое счастье.

- То, что Лужков предоставил вам помещение для ваших картин на Воздвиженке, – не было ли данайским даром? В том смысле, не повредило ли это вашей репутации (в комплоте с властями!) в глазах тех же критиков или рядовых любителей живописи?
- А что значит «рядовой любитель живописи»? Ко мне в галерею приходит громадное количество любителей живописи! Я горд тем, что мое искусство востребовано людьми, исходя из этого и была создана галерея. После каждой моей персональной выставки люди обращались к руководству страны и в Министерство культуры с просьбой сделать ее постоянно действующей. У меня было моральное право обратиться в 1996 году в Государственную думу, где на пленарном заседании все фракции, независимо от политических взглядов, единодушно проголосовали за создание картинной галереи народного художника СССР Александра Шилова, учитывая востребованность моего искусства. Сначала мне показали несколько залов в Кремле, это была великая честь - выставить здесь свои картины. Но с одной стороны, они оказались малы, с другой - это режимное предприятие и люди не смогут ходить туда так, как в любое другое здание. Поэтому обратились к Лужкову. Он любит искусство, много помогает и театралам, и музыкантам. Это, не боюсь преувеличения, - великий мэр, который никого не обижает, а только увеличивает количество добра. В Москве он восстанавливает памятники архитектуры, строит новые театральные площадки и многое другое. Он заслужил огромное чувство благодарности не только москвичей, но и гостей столицы. Ведь ко мне в галерею едут, несмотря на дорогие билеты, со всей России и пишут благодарственные отзывы в адрес Великого Мэра.

- Все свои работы вы подарили Москве. Позвольте проявить любопытство: если бы вы продали хотя бы часть этих картин, то на какую сумму? Или вы таких расчетов не вели?
-Я таких расчетов не вел. Я подарил Москве 710 работ живописи и графики и продолжаю это делать. И в годовщину галереи, 31 мая, я подарю городу свои новые работы. Сейчас галерея расширяется, так как они в ней не помещаются. Существует экспертная оценка, которая оценивает мою коллекцию в десятки миллионов долларов.

- Извините, Александр Максович, за следующий вопрос - скорее всего, он набил вам оскомину, тем не менее: как вы относитесь к творчеству Ильи Глазунова и Никоса Сафронова?
- Если говорить о Глазунове, я его знаю много лет. С моей точки зрения, самое удачное, что он сделал, - это иллюстрации к произведениям Достоевского и других классиков русской литературы. А насчет Никоса Сафронова… Я считаю, то, что он делает, не имеет никакого отношения к творчеству.

- Вы член Академии художеств? Она единственная в России?
- Не так давно я избран действительным членом Российской академии художеств. Это единственная профессиональная академия художеств, как и сто, и двести лет назад. Я этим горжусь. С нашей великой академией связаны имена, перед которыми я преклоняюсь: Брюллов, Иванов, Кипренский, Левицкий. Это художники мирового масштаба. Войти в эту академию, быть в нее избранным – для меня великая честь.

- Расскажите немного о технике написания портрета.
- Прежде чем писать портрет, художник должен почувствовать человека, которого он будет писать. Перед тем как сделать первый мазок или штрих, я должен сам себе отдавать отчет: что выражу у этого человека, какие качества, помимо внешнего сходства, – это обязательное условие. Значит, я интуитивно должен чувствовать внутренний мир этого человека. Без этого бессмысленно начинать писать портрет.

- Вы продумываете, о чем будете говорить с моделью во время сеанса? Или темы диалогов возникают спонтанно?
- Да, абсолютно спонтанно.

- Сколько времени в среднем занимает написание одного портрета?
- Портреты бывают разные: в интерьере, погрудные, с руками, в рост. Колличество времени зависит от этого. Но в среднем я работаю над портретом 1,5-2 месяца.

- Кто-нибудь приобрел ваши портреты, или все они находятся в вашей галерее в Москве?
- Поскольку я нигде не преподаю, единственный способ заработка – писание работ на заказ. Это либо портрет, либо натюрморт, либо пейзаж. Если человек мне заказывает портрет, то он его приобретает. Картины, принадлежащие галерее – это то, что я делал лично для себя. Я копил их всю жизнь, хотя у меня никогда не было проблем продать эти работы.

- Я задаю вам вопросы, касающиеся портретов, но вы, насколько я помню (году в 1998-м побывал в вашей галерее) очень хороший пейзажист… Есть новые пейзажи?
- Да, есть. К сожалению, я пишу их реже, чем портреты. Хотя, если мотив меня волнует, я с удовольствием исполню пейзаж. Меня - так по природе я создан - больше тянет к человеку.

- Кстати, Александр Максович, ваша галерея расположена рядом с гнесинской десятилеткой. А ваше творчество связано с музыкой? То есть вдохновляет ли вас, помогает ли вам музыка?
- Я благодарен вам, Владимир, за этот вопрос. Без музыки не представляю своего душевного состояния. Когда я пишу портрет или пейзаж, у меня в мастерской всегда звучат произведения Вивальди, Моцарта, Чайковского, Альбинони, Баха.

- Я заметил, что талант – явление парное: многие выдающиеся музыканты хорошо рисовали (Рихтер, например), в то же время большие художники были (и есть) прекрасными музыкантами… Это – правильное наблюдение, Александр Максович?
- Пожалуйста, гениальный французский портретист Энгр. родился в XVIII веке. блистательно, виртуозно играл на скрипке. Если человек чувствует музыку, я думаю, он сможет и чувствовать живопись, потому что это две родные сестры, как говорил Леонардо да Винчи.
Если бы я не был художником, то очень бы хотел стать скрипачом. Скрипка – божественный инструмент, голос души человека, перед ним я становлюсь на колени. Скрипка, если она в руках таких великих мастеров, как Коган, Ойстрах, Третьяков, способна задеть все струны человеческой души, все переживания сердца.

- Где вы сейчас живете? У вас есть загородный дом?
- Я живу в Москве, в центре. У меня квартира в Романовом переулке, это бывшая улица Грановского. Мастерская в Брюсовом переулке, напротив консерватории. Загородный дом имеется. Хотя, в общем, я житель больше городской, так как пишу портреты, и потому связан с людьми, которые живут в городе.

- Традиционный вопрос: бывали ли вы в Америке, что вам в ней понравилось и что – нет?
- Я был в Америке, сделал несколько портретов, в том числе рисунок жены посла Гарримана. Она была уже в преклонном возрасте, милая дама, чувствовалась в ней порода, аристократизм. Несмотря на свой возраст, она старалась держаться на сеансе, хотя ей было очень, очень тяжело.
Мне понравилась картинная галерея в Вашингтоне и очень не понравилась индустриализация Америки, я имею в виду ее современную архитектуру – модерновую, стеклянную. Но это не только в Америке. Мне ближе провинциальная двухэтажная Америка, я считаю, что в этом ее сущность, ее душа.

- И последний вопрос, снова извините за его банальность: над чем (или кем) вы сейчас работаете?
- Совсем недавно я написал портрет выдающегося хирурга-уролога Евсея Борисовича Мазо, он оперировал мою маму 16 лет назад. Написал портрет всемирно известного трансплантолога Валерия Ивановича Шумакова, директора Института хирургии имени Вишневского Федорова, а также ряд натюрмортов. В общем, приходите в мою галерею, где можно увидеть все мои работы – в них-то и выражена сущность художника. Настоящей картине, исполненной с мастерством и чувством, поясняющий голос искусствоведа или художника не нужен!