Грузин-армян

Алик был еврей. Он всегда был еврей, с самого рождения, и всегда знал это. И когда он в середине учебного года пришел в новую школу, потому что они, наконец-то, получили отдельную квартиру, он был готов к драке.
Он знал, что еврею всегда худо и надо уметь «постоять за себя», как говорил папа. «Не злись, когда тебя называют евреем, потому что ты и есть еврей, но не позволяй никому называть тебя жидом», - учил папа.
Но когда Алик вошёл в класс и учительница сказала:
-У нас новенький, его зовут Алик, - он услышал шепот и смех:
- Армяшка! Ха, к нам пришёл армяшка… [!]
- Чао, беженец, - сказал сосед по парте.
- Ты чего? - удивился Алик. И подумал про соседа: «Может, он беженцев никогда не видел, раз думает, что я похож?»
Сам Алик беженцев видел: у маминой знакомой жила семья из Сумгаита - две женщины и три девочки, да еще младенец в коляске. Алик с мамой ходил относить им старую теплую одежду, которую мама с бабушкой хранили в диване.
Девочки жались друг к другу и не говорили ни слова. Мама велела Алику поиграть с ними, но как можно играть с тем, кто все время молчит?
На перемене мальчишки окружили Алика, и один, тощий, в очках, поначалу даже очень понравившийся Алику парень, затянул:
- К нам пришёл армяшка, на носу какашка.
Все засмеялись. Алик растерялся. Если б его назвали жид, он бы знал, что делать. Но драться за «армяшку»? Это же не его национальность, его это никак не касается. Они просто не понимают, что он еврей, иначе бы дразнили по-настоящему.
- Я не армяшка… - начал Алик, но тут прозвенел звонок. Все, толкаясь, побежали в класс. Алик тоже. Парня, который его дразнил, звали Гришка.
- Алик хотел объясниться на следующей перемене, но мальчишки только смеялись.
- Ври больше! У тебя на носу написано... - кричал Гришка и изображал руками, какой у Алика нос.
Нос у Алика был действительно видный. Когда в старой школе его стали дразнить «носорог», папа сказал:
- Не бери в голову. Большой нос - больший спрос. Нос - это гордость мужчины, потому что нос прямо пропорционален...
Тут мама закричала:
- Мишка, прекрати! Чему ты учишь ребенка?!
Папа засмеялся и прекратил, и Алик тогда не понял, чему же его нос «прямо пропорционален».
После большой перемены у Алика пропал портфель. Он ползал под партами в поисках утраченного, когда в класс вошла учительница. Алик как раз дополз до парты, где сидели две очень веселые девочки, которые пинали его ногами и ужасно при этом радовались.
- В чём дело? - спросила учительница.
- Новенький под юбки подглядывает! - закричали веселые девочки.
Алик от злости аж сел на пол. Таких наглых девчонок он еще не встречал.
Было так стыдно, что он даже решил не вылезать наверх. Там уже все смеялись, уже другие девчонки кричали:
- Зачем нам этот новенький? Пусть идет в другой класс! Не хотим армяшку!
- Алик, - позвала учительница. - Объясни, пожалуйста, что случилось.
Алик не ответил.
- Он портфель потерял, пока из Сумгаита бежал, - заржал очкастый, который первым стал дразнить Алика армяшкой.
- Стыдно, Гриша, - сказала учительница. - На Кавказе произошла трагедия.
Погибли люди. Это не предмет для шуток. И Алик к этому не имеет никакого отношения. Вылезай, Алик.
Алик вылез из-под парты красный от обиды и злости. Ему хотелось плакать.
И хотелось в старую школу, где все теперь казались родными - и друзья, и обидчики.
После уроков папа ждал его в раздевалке. Это было здорово, что папа сам встретил его в первый день в этой дурацкой школе. Алику нравилось, что папа всегда чувствовал, когда он нужен. Он как-то договаривался на работе, когда у Алика был концерт (он играл на аккордеоне) или еще что. Почему-то мама никогда не могла отпроситься с работы. Только один раз, когда Алик болел ангиной, а бабушка уезжала в Молдавию к своей сестре, тете Циле, мама не ходила на работу и сидела с ним всю неделю дома.
Папа принес аккордеон, они должны были ехать в музыкальную школу, потому что у Алика был урок, он и так пропустил два занятия из-за переезда.
Пока папа стоял в очереди за жетонами метро, Алик сидел на аккордеоне и ел яблоко. Взрослый незнакомый парень остановился перед ним.
- Ара, - сказал парень, - Вордех гтнвум Комендантский проспект?
Алик понял, что ему надо на Комендантский проспект, но не знал, как объяснить.
- Амот че? - сказал парень. - В Петербурге живешь, значит, можешь по-армянски не знать, да?
Алик не ответил.
- Стыдно, да? - сказал парень.
- Я не армянин, - сказал Алик, удивленный, что его второй раз сегодня принимают за армянина.
- Стыдно, да? - повторил парень. - Своей нации стыдно?
Алику вдруг действительно, непонятно почему, стало стыдно.
Подошел папа, недоразумение уладилось. Папа объяснил парню дорогу, они похлопали друг друга по плечам и разошлись.
- Папа, - спросил Алик, - я похож на армянина?
- Это ничего, мы все похожи, - сказал папа. - Армяне - древняя культурная нация.
- Пап, - перебил Алик, - меня в новой школе армяшкой дразнят.
- В глаз, - сказал папа. - В глаз или в ухо. Армяшка - это обзывательство. Как жид. Армянин, еврей, пожалуйста. А за армяшку бей, не стесняясь.
Знаешь анекдот?
- Про Рабиновича?
- Нет, про армянское радио. У армянского радио спрашивают: чем армяне отличаются от евреев? Армянское радио три дня молчало, думало, потом
отвечает: «Их вейс?» Понял?
Алик понял. «Их вейс?» значило по-еврейски «я знаю?» Это была любимая присказка тети Цили, бабушкиной сестры. Когда она приезжала из своей Молдавии, начинались бесконечные рассказы о родственниках и знакомых. И каждое предложение она кончала вопросом - их вейс?
- Наши дети? Наши дети нас слушают, их вейс? Саша зубной техник, им хорошо платят, их вейс?
Как будто она ничего не знала про своих детей.
По анекдоту выходило, что армяне и евреи- это одно и то же. Значит, завтра ему предстоит драться с очкастым Гришкой, хорошо бы один на один, а то налетит вся орава. Можно даже не объяснять, что Алик на самом деле еврей.
А то еще за жида придется драться. Алик особо драться не любил. Только по необходимости. Если обстоятельства вынуждают, как говорит папа.
На обратном пути, уже на подходе к дому, папа встретил знакомого. Они остановились разговаривать. Алик постоял, постоял, покивал головой, когда папа его представлял:
- У тебя один?
- Пока одного хватает.
- У меня трое, старшему двенадцатый пошел.
- Ну да? И моему тоже.
Алик понял, что это надолго, и решил пойти домой. У соседнего дома он увидел сегодняшних гадких девчонок. Потому взял у папы аккордеон и сам потащил его к подъезду. Аккордеон оттягивал плечи и мешал идти, но Алик делал гордый вид - грудь колесом, сильный, стойкий, талантливый, не вам чета. Вдруг откуда-то сбоку он услышал:
«Грузин-армян
украл баян.
захотел отдать,
не смогли догнать».
На газонном ограждении сидел Гришка и еще двое, постарше. Дразнился Гришка, старшие хохотали.
- Дурак, - сказал Алик. - Это аккордеон, а не баян. Никакого понятия.
Конечно, это было нечестно. Аккордеон лежал в футляре, и даже взрослые не всегда понимали, что за инструмент там, внутри. Называли и баян, и гармонь. Но Алик прикинул верно: если начнется драка, то лучше сейчас, чем в школе. Один против троих, вроде глупо, но здесь папа рядом и тот другой, папин знакомый дядька. Разнимут сразу, зато смелость покажет.
Может, этим и обойдется.
- Кто дурак? - спросил Гришка, слезая на землю.
- Ты, кто ж еще, - сказал Алик и стал снимать аккордеон.
Гришка приблизился:
- Ну, держись, армяшка!
Алик уже размахнулся для удара. Вдруг один из мальчишек закричал:
- Рабинович! Твой папка бежит!
Алик обернулся. Папа и его знакомый дядька бежали к ним, и дядька грозил кулаком.
- Мне грозит? - удивился Алик.
- Жид, на веревочке бежит! - пропел один из мальчишек и, вместе с товарищем соскочив с ограждения, пустился бежать. За ним, развернувшись и размахивая кулаками, поскакал Гришка. Алик хотел вмазать обоим и за жида, и за армяшку, но подоспевший папа схватил его за руку, а дядька побежал дальше, за
Гришкой и мальчишками.
- Что за разборки? - спросил папа и потянул Алика к подъезду.
- Это он меня армяшкой драз…
- Он? - папа остановился, посмотрел вслед Гришке и захохотал так, что чуть не упал. - Он?.. тебя?.. армяшкой?.. Рабиновичев сын?..