...шершавым языком плаката
В. Маяковский
Почудилось, что не только мне, но и всем тем, кто в одни со мной годы родился и всю сознательную жизнь провёл в той в безвозвратное прошлое нырнувшей, действительно бывшей когда-то могучей, мир, да и собственный народ запугавшей огромной стране, привиделось нам, что в это прошлое мы на какие-то мгновения вернулись.
Без всякого волшебства, а лишь силой и конкретикой своего образотворчества это сделал Художник. Не случайно многозначное это слово, познакомившись с мыслящей живописью Михаила Магарила, написала я с большой буквы. Потому что художник он настоящий. Не просто профессионал, виртуозно владеющий рисунком и кистью, но историк, времена свои советские знавший глубинно.
Терпеть не могу уничижительное «совковые». Изобрели это словечко, небось, те, кто умел там с максимальной скоростью вертеться и пользу немалую из на закамуфлированном беззаконии и лицемерии основанной совковости извлекать. Магарил сумел показать свои, из советского зазеркалья вышедшие персонажи, мастерски соединив правдивость с горькой иронией. Ничуть и нисколько не окарикатурив их, не лишив даже духовности. И не опустившись до примитивизма, ибо каждая фигура у него значима, каждая фигура – символ, каждая несёт обобщение. Но нарисовав, написав, изобразив их – ярко, доходчиво, выразительно, плакатно.
И при всей очевидной плакатности перед нами живой человек. Которого мы знали. Рядом с которым, более того, в шкуре которого, в другом, возможно, измерении, мы жили. Трудно жили. Приспособленчества и подлости не признавали (а было их вокруг – немеренно). Чтобы хоть как-то состояться, не потерять себя, лбом стенку пробивали. Не однажды наступая на грабли, красным знаменем осенённые. На те самые грабли, которыми орудует безликая (намеренно безликая, потому что вместо анонимного пятна может быть прописана физиономия любого из нас, и это одно из открытий художника) магариловская усталая тётка. Советская женщина из тех миллионов, что на просторах родины чудесной жили, детей рожали и растили, непосильно частенько трудились, в очередях выстаивали, с дефицитами боролись и даже в светлое будущее пытались заглянуть... Обобщённый её образ вот так, грубо и зримо, отнюдь не лубочно и не метафорически даже, а чуть ли не в стиле старого доброго реализма, без приставки «соц», разумеется, воссоздал Магарил.
Злая, под маску противогаза упрятанная сатира: наше, ух, какое счастливое пионерское детство с играми в краснокрестовских санитарочек; в будущих, клятвенно о том,что будут гениальны, заверяющих конструкторов – с всяческими моделями, а потом и с пулемётами. И милые девочки, истово старающиеся загнать земной шар в лузу недостроенного коммунизма. Всё с подробнейшей деталировкой. Сочно, динамично...
Бурлеск? Да нет. Хотя сам художник, уж не знаю, на полном ли, как говорится, серьёзе, заявляет, что его стилистика – это жАрт. Не от украинского «жарт – шутка как таковая», а от старорусского, ещё где-то в веке XVII из языка сбежавшего слова, значение которого было: бурлескового свойства короткий, большей частью, устный рассказ. Вот и у Магарила каждый рисунок (мастерски, с грустным юмором выполненный) – это сжатый, очень точный, исторически верный рассказ о том, что было и чего быть не должно было. Эдакий графический каприччо. Который отчеканить мог только художник, умевший ВИДЕТЬ и верным глазом увиденное осмыслить и с немалой долей комизма (но нет – трагикомизма) отобразить. Как страшную эту тень с неизменной трубкой в зубах, всю страну накрывшую. Как возбуждённую толпу (каждый из сотни – это отдельный, очень точно, с шагаловским «копанием в естестве» выполненный портрет, с восторгом упирающуюся взглядом не в ожидаемого вождя, а в дефицитную баночку зелёного горошка. И, наконец, потрясающий «Сеятель», в землю золото души своей кидающий. А что пожал? Чернобыль? Как неизбежный итог.
То, что Магарил – мастер, и мастер неординарный, было ясно хотя бы исходя из того факта, что работы его экспонируются сейчас в Сохо, всему миру известном галерейно-богемном районе, вдобавок в знаменитой, даже по меркам Сохо, галерее Мими Фёрзт. А быть представленным у Мими Фёрзт – это для художника своего рода аттестация: ты признан, ты внимания тех, кто в искусстве разбирается отлично, достоин.
То, что Магарил из Питера, я поняла, увидев одну из лучших его картин (реализм, брызги экспрессионизма и даже намёк на бурлеск): нафаршированное коммуналками мрачное серое здание, в котором сразу угадывается задвинутый в двор-колодец старый петербургский ещё доходный дом. И совсем уж неожиданно – красное знамя, нагло и вызывающе выброшенное в воздух из одного из окон. «Это мой дом, мой двор и даже моё окно», – смеясь, говорит художник. Он ленинградец. Что ощущается сразу и безошибочно. В Ленинграде учился, влюблялся, трудился. Кем? Ну кем и как мог работать живописец и график – писал, рисовал, приобщал к искусству детей. Книжки оформлял. Вот как томики Гоголя, Андерсена... Чем и здесь, в Нью-Йорке, занимается. Востребован: приглашён, например, издательствами Принстонского университета, Йельского – его отделом иудаики. Занят. Любимым делом занят.
Я заинтересовалась, откуда произросла такая редкостная фамилия – Магарил, нет ли каких-нибудь семейных легенд. «Есть, – гордо ответил художник, – и не легенда даже, а достоверное якобы предание, что предком нашим был прославленный не только в самой старой в восточной Европе еврейской общине, но и во всей Чехии, самим королём почитаемый алхимик и философ Магарал. Это он в XVI ещё веке, когда именно в Праге, бывшей тогда всеевропейской столицей иудаистского образования и науки, всплыл впервые кровавый навет, он придумал Голема, который должен был защищать гетто от погромов. Кстати, очень интересно рассказывается об этом в первом в мире пражском Еврейском музее (наш, нью-йоркский, Музейную Милю украшающий, – второй по старшинству). Такой вот и потомок того Магарала – наш сегодняшний Магарил, тоже всё подмечающий, дерзкой фантазией наделённый, умелый и идееспособный. Художник, в котором прячется философ и даже самую малость – алхимик. Потому что без алхимии человеку творческому не обойтись.
Итак, Манхэттен, Сохо, Mimi Ferzt Gallery, 81 Greene Street. Поезда метро N, R, W до Prince Street. Поторопитесь, экспонироваться оригинальнейшая эта коллекция будет только до 14 ноября.