А люблю я этот мало кому известный и всегда пустынный музей, несмотря на громкое имя и самое что ни на есть центральное месторасположение на углу 5-ой авеню и 52-й улицы, не только потому, что с юности врезался в Древнюю Грецию, завязь мировой цивилизации. Я балдею от всего в ней: философии, драмы, архитектуры, скульптуры, вазописи, а прежде всего от демократии, которая здесь родилась и которая до сих пор наш образец и идеал. И хожу я в этот Культурный центр Онассиса регулярно на сменные выставки.
Помню, года два назад здесь была чудная такая выставка «Афины и Спарта – две культуры». Со всевозможной наглядностью, на множестве культурных примеров, демонстрировалась идеологическая пропасть между двумя греческими полисами – городами-государствами: Афины – это расцвет литературы, театра, политики и свободы, тогда как Спарта совсем наоборот – культ спорта, дисциплины, солдатчины и полное подавление индивидуальности.
Время от времени греки из разных мест сходились, чтобы противостоять персидской угрозе, но главным образом истребляли друг друга в междоусобных войнах, одни - отстаивая свою демократию, а другие борясь - за свой авторитаризм фашистского толка, прошу прощения за анахронизм.
Надо ли говорить, на чьей стороне симпатии автора?
И вот новая выставка в Центре Онассиса - «Герои, смертные и мифы в Древней Греции», хотя это название никак не передает всей именно греческой мудрости, философской многозначности и неожиданной парадоксальности того, что мы видим и о чем размышляем на этой экспозиции.
На вазах и в скульптурах знакомые греческие боги и герои: Зевс и другие олимпийцы, Геракл, Одиссей, Ахилл, Елена и прочие, занятые, как актеры, во всемирно известных сюжетах.
Но обращу внимание моего читателя, что после того, как Древняя Греция исчезла с лица земли вместе со всей своей культурой, философией, искусством и прикольными текстами, далеко не все из которых, да и те чудом, дошли до нас, понадобилось полтора тысячелетия как минимум, чтобы интерес к грекам возродился (потому соответствующая эпоха и назвала себя Возрождением, Ренессансом), и еще несколько сотен лет, чтобы уже наше время глянуло на греческих небожителей и героев трезво, проницательно, насквозь.
Отдадим должное дедушке Зигги – это именно Фрейд с его Эдиповым комплексом, нарциссизмом и прочими неврозами, названными в честь древнегреческих героев, позволил нам взглянуть на них непредвзято, разоблачительно, а то и насмешливо.
Поток романов, спектаклей, фильмов на греческие сюжеты, среди них такая классная трилогия нобелевца Юджина О’Нила «Электре идет траур» - полный отпад! Особенно изощрялись французы с их привычкой «разъять волос на четыре части»: Жан Аннуй с его «Эвридикой» и «Антигоной» (честно, не хуже, чем первоисточник у Софокла) или Жан Жироду с «Электрой», «Троянской войны не будет» и «Амфитрионом», чью суперверную жену Алкмену похотливый Зевс, прозванный Geleios, то есть “дарующий зачатье”, смог соблазнить, только приняв облик ее мужа и удвоив силу ее наслаждения, хотя она и сопротивляется до последнего, считая дурным тоном обманывать мужа, пусть даже с ним самим.
У Зевса, помимо кривоногого сынка Гефеста от законной сестры-супруги Геры, соитие с которой продолжалось 300 лет, была тьма детей на стороне. В результате его обманного сношения с верной Алкменой родился Геракл, которого великий сыщик Эркюль Пуаро презрительно называл горой мускулов с крошечным интеллектом. Что, кстати, этот полубог-получеловек неоднократно проявлял и на чем, в конце концов, попался, не разгадав замысла своего врага.
Геракл – один из самых частых персонажей на выставке в Центре Онассиса, и мы можем убедиться как в его физической силе, так и в интеллектуальной слабости (особенно когда его надувает побежденный им в битве кентавр, воспользовавшись ревностью его жены).
Карен Розенберг, рецензентшу «Нью-Йорк таймс» и, по-видимому, рьяную феминистку заинтересовала сцена борьбы Геракла с амазонками, которых за их борьбу за равноправие с мужчинами – по крайней мере, в батальных делах – можно счесть мифологическими предшественницами наших женских правозащитниц. Но, увы, пальцем в небо. С амазонками сражался другой греческий герой Тезей и нанес им сокрушительное поражение. А Геракл здесь вовсе ни при чем. Вот и верь нашей уважаемой газете! Не всегда и не во всем.
Так и вижу, как Карен Розенберг укоризненно качает головой, озаглавив рецензию на эту выставку «Those Greek Heroes, Sometimes Behaving Badly”. Потому эти греческие герои и понадобились психоанализу и современным литературе и искусству, что каждый - клубок противоречий, оксюморон, парадокс: герои – одновременно! – антигерои. Вот они и востребованы нашим временем, так как нравственно противопоставлены не другим, а самим себе, и созвучны, сопоставимы с нынешними персонажами, которые не положительные и не отрицательные, а взрывная смесь самых разных свойств.
Выходит, эта тайна была известна еще древним грекам, которые вовсе не требовали от своих героев совершенства, а не открытие современности? Кто бы мог подумать, как далеко во времени уходит корнями такое сложное, двойственное, амбивалентное, полярное представление о героях и даже богах?
А отношения мифологических героев между собой или с богами?
На этой сенсационной выставке, которая уже побывала в Балтиморе, Нашвилле и Сан-Диего перед тем, как бросить якорь до Нового года в Нью-Йорке (кстати, в гомеровские времена якорей не было, но лишь связки камней, которые замедляли дрейф), - 90 произведений архаического, классического и эллинистического периодов, и все эти герои-антигерои фланируют перед зрителями, напоминая классические греческие мифы, но как-то иначе, чем в греко-римских галереях в Метрополитэн -музее. Как раз там герои однозначно героичны, в художественную основу взята их главная геройская черта.
В экспозиции в Культурном центре Онассиса поставлена более сложная задача, вовлекающая зрителя в непростые раздумья о знакомых-незнакомых героях-антигероях и - здесь, пожалуй, «Нью-Йорк таймс» в своем недоумении права - их «плохом поведении».
Самый великий греческий герой Ахилл был садист, насильник, педофил и кое-что похуже. Домогался Троила, малолетнего сына Приама, в храме Аполлона в Трое, а натолкнувшись на отказ, убил его. Ударом кулака убил Терсита за то, что тот обвинил его в некрофилии – за соитие с убитой им в поединке амазонкой Пенфисилаей, в которую он влюбился после ее смерти.
А как родился сам Ахилл? Его будущая мама Фетида, сопротивляясь Пелею, оборачивалась огнем, водой, львом, змеей, каракатицей, пока не отдалась ему добровольно и понесла великого греческого героя, но, увы, не уберегла от ахиллесовой пяты и сделала уязвимым. Об этом, кстати, проведала дочь Приама Поликсена, которая притворилась влюбленной в Ахилла и в постели выведала у него тайну его пяты, рассказала Парису, а тот уже убил Ахилла, попав ему стрелой в пятку.
С другой стороны, Ахилл на этой выставке предстает и с иной, более, что ли, человеческой стороны. Например, со своим учителем мудрым кентавром Хироном. Или когда пытается уклониться от участия в Троянской войне, вырядившись в женское платье.
Самая трогательная сцена на одной из ваз, когда Ахилл наконец-то после вмешательств богов соглашается выдать царю Приаму окровавленное тело его сына - убитого им Гектора. Честно, я даже не предполагал раньше, что в вазописи можно выразить такую сложную гамму чувств.
Куда чаще вазописцы брали анекдотические сюжеты, которые тоже до сих пор волнуют наше воображение.
Та же прекрасная Елена, героиня, понятно, многих из них – жертва или виновница Троянской войны? А что, вопрос. Сами греки точного ответа на него не знали – существует несколько вариантов.
А знаете, что когда Парис похитил Елену, у той уже было пятеро детей - от Тезея (в тринадцать лет!) и Менелая? После победы греков над Троей проститутку называли “троя” – так много троянок было продано в рабство и попало в бордели.
Аполлон был защитником Ореста, полагая убийство матери не таким уж страшным преступлением, так как женщина, по мнению этого бога, - всего лишь вместилище для мужского семени. Хотите – верьте, хотите – нет: миф все-таки.
Мой любимый древнегреческий герой – хитроумный Одиссей, многие проделки которого можно визуально наблюдать на этой выставке.
Это он придумал «троянского коня», на трюк с которым попались жители осажденного города, а после начинаются его десятилетние странствия, одно фантастичнее другого (см. Гомера).
На одной из ваз изображено чудесное спасение Одиссея от пастуха-циклопа Полифема, которому, предварительно споив, Одиссей горящей головней выбивает едннственный глаз, но, увы, вместе со спутниками, оказывается запертым в пещере с пусть слепым, но громадным, голодным и разъяренным людоедом.
Тот, однако, вынужден утром выпустить баранов на пастбище, и греки, повиснув у них под брюхами, убегают на свободу.
Вот этот сдвоенный образ человека и овцы замечательно изображен на вазе. Кратер называется.
Чудесно, скажу вам, бродить по этой выставке в сопровождении древнегреческих богов и героев, хоть они и вели себя не всегда героически и пристойно. Как и мы, люди, их придумавшие по нашему образу и подобию нам на утеху.
И еще: древние греки давно уже неведомо куда исчезли, смешавшись с другими народами, а их мифы живы до сих пор – забавляют, утешают и поучают нас.
Спасибо.