Филипп IV и “золотой” век испанского искусства

Культура

«От Рибейры до Гойи» –
выставка в музее Фрика
Боги – поверьте – всегда
к нам нисходят
С Неба толпой...
Фридрих Шиллер

Прав великий поэт: в истории человечества бывают порой удивительные периоды, столь густо населённые талантами, что поневоле уверуешь – не обошлось без вмешательства высших сил. В отстоящие от нашего времени на три с половиной тысячелетия годы правления единственной в истории Египта женщины-фараона Хатшепсут наблюдался редчайший всплеск научных, медицинских и географических открытий, появление шедевров архитектуры, поэзии, искусства... Или, например, V век до н.э. в Греции –  век Перикла и Фидия... А полторы тысячи лет спустя – взрыв философской мысли в персидской поэзии: Омар Хайям и его современники... Этот список можно было бы продолжить, обязательно упомянув о том вулканическом выбросе многообразных талантов, который явила миру Россия XIX столетия. Равным последнему можно считать и испанский «золотой» XVII век: Сервантес, Лопе де Вега, Педро Кальдерон, Тирсо де Молина, а в живописи Мурильо, Сурбаран, Рибейра... Великий Эль Греко (его, грека по рождению, с полным правом причисляют к художникам испанским) завершал свой небесами освящённый и освещённый путь в искусстве, передавая эстафетную палочку гениальности   Веласкесу, а уж тот перебросил её колдовским каким-то способом через столетие – Гойе.
Диего де Сильва Веласкес буквально на пороге «золотого» века осчастливил своим рождением Севилью – самый, наверно, испанский из всех иберийских городов. Может, именно поэтому дано было Веласкесу более, чем кому-либо другому из живописцев и даже литераторов, проникнуть в глубину национального  характера и в творчестве своём на уровне сверханалитичности его отобразить.
Интересно, что удавалось это ему уже в раннней юности, причем персонажи свои находил он в гуще народной, в чём убеждают нас эрмитажные «Завтрак» и «Продавец воды», написанные художником в возрасте 18 и в 20 лет. Трудно поверить, что принадлежат они кисти столь молодого человека  – настолько мастерски и проникновенно выполнены. А в 21 год создал Веласкес свой первый шедевр – «Старую кухарку», не только отобразив характер, но и поведав о беспросветном существовании этой женщины, которая, как свойственно испанцам, так и не поддалась тяготам жизни. Даже в ранних, фактически жанровых, создающих иллюзию движения картинах художника на библейские сюжеты живут (именно живут, ищут, страдают) не подвижники евангельских времен, а современые художнику испанцы, чьи одежда и убогое убранство домов воссозданы подробно и достоверно, что, естественно, очень ценно для истории.
Самоучкой Веласкес не был. Он некоторое время учился у севильского мастера живописи Франсиско Эрреры, но настоящим наставником своим считал знаменитого художника и педагога Франсиско Пачеко, чью мастерскую называли «академией образованнейших людей Севильи». Тут настигла юношу любовь, огромная, как небо, и в 17 лет он женился на дочери своего учителя Хуане – единственной женщине в своей жизни. Двадцатитрёхлетним приехал Веласкес вместе с любимой женой в Мадрид и очень быстро обрел  популярность благодаря своей портретной живописи, а   главное, обратил на себя внимание молодого короля и восхитил его настолько, что Филипп IV  тут же сделал Веласкеса придворным живописцем, сместив злобного завистливого Кардуччо, чьи помпезные льстивые портреты ему изрядно надоели. Так началась длившаяся всю жизнь дружба художника с всесильным королём.
Филипп IV, один из образованнейших людей своего времени, был поначалу обуреваем массой прогрессивных идей, часть из которых сумел воплотить. По природе своей был он человек добрый, уступчивый, не слишком решительный – качества, которые ему, монарху, следовало в себе подавлять. Всё это сумел показать Веласкес в одном из первых своих портретов короля. Я видела этот написанный в 1624 году портрет   в мадридском Прадо и поразилась не только тому, как глубоко сумел художник проникнуть в сердце и мысли, даже в подсознание облечённого немереной властью растерянного юноши, но и тому, с какой отвагой он это сделал.
Потом писал Веласкес парадные портреты множество раз, в том числе и торжествующий, невероятно динамичный конный портрет Филиппа-полководца. Но вершинным в череде изображений короля стал тот его портрет, который написал Веласкес в 1644 году, – портрет зрелого мужчины и состоявшегося, умного, ценимого Испанией и признанного Европой монарха. Он спокоен, горд своей миссией в мире, где пусть и против своей воли, вынужден вести себя как воин  (собственно, его так и называли – «властелин войны»). Но художник-то видит и не скрывает от зрителя, что в душе короля живет все тот же неуверенный в себе мальчик, трепещущий перед тем грозным оружием всевластия, которое вложила в его руку судьба. Работа эта почитается вершиной не только портретной, но и всей живописи Веласкеса, хотя и создал он такие шедевры, как портреты Хуана Парехи и скачущего сквозь бурю принца Бальтазара, как «Менины», как соблазнительную «Венеру перед зеркалом» и гениальных «Прях»...
И вот теперь, после исследования с помощью методов рентгенографии и инфракрасной рефлектографии и долгих и тщательных реставрационных работ, портрет Филиппа IV Испанского снова выставлена в одном из известнейших американских музеев – в всемирно знаменитом Frick Collection. Картина, не раз передававшаяся из рук в руки и всякий раз оцениваемая все выше и выше, в 1911 году была приобретена составителем одной из крупнейших и ценнейших коллекций мира и основателем музея Генри Фриком. Реставрировалась она за прошедшую сотню лет трижды. И сегодня, в день выпуска нашей газеты, шедевр Веласкеса предстал перед публикой в той великолепной Западной галерее, что соседствует с центральным Овальным залом.
Король с нетерпением ждёт вас.
Встреча эта окажется тем более интересной, что этажом ниже выставлены собранные из нью-йоркских музеев –  Метрополитен,  Библиотеки Моргана, музея Испанского общества, где мы с вами недавно побывали, но, главное, из собственных запасников –  рисунки современников Веласкеса, благодаря которым и назван век, в котором они жили и творили, «золотым».
На золотой лире наигрывает автор мудрых стихов, живых и нужных людям и по сей день, – великий псалмопевец Давид. Этого царственного поэта, гением осиянного, показал нам учитель и тесть Веласкеса Франсиско Пачеко. Конечно, рисунок – один из эскизов к фреске. Да и почти все выставленные рисунки    предваряли работу художников над живописным полотном или росписью. Но сохранившиеся подготовительные эскизы, на которые художник подчас тратил больше времени, чем на завершающую эту огромную работу живопись, нередко становились ценными самостоятельными произведениями, наследием больших мастеров. Какие чудесные, разумом и умением сопереживать отмеченные рисунки у Антонио де Сааведры (особенно его четверо по-разному думающих, чувствующих, живущих мужчин), у обоих Эррера – старшего и младшего, у Хусепе де Рибейры!
Я очень люблю Рибейру, преклоняюсь перед его мастерством, особой психологичностью, бешеной эмоциональностью. Был он для своего времени рисовальщиком номер один и образцом гражданского мужества. Ах, какие рисунки!  Вздёрнутый на дыбу еретик и с удовольствием наблюдающие за его мучениями инквизиторы. «Давид и Голиаф»: злой великан уже повержен, но испуганный собственным кровавым деянием мальчик склонился над ним, стараясь помочь, – единственная в искусстве подобная трактовка библейской легенды. Гениальная «Голова Сатира». Гротеск? Нет, реальный человек, умеющий посмеяться на собой и с юмором воспринять свои беды. Чем-то близок Рибейра прославленному Бартоломе Эстебану Мурильо – может, как раз этой, если можно так выразиться, действенной человечностью? Взгляните на его распятого Христа – страдающего, но не потерявшего веры в людей, на возносящуюся Деву, покидающую  землю, чтобы от грехов её очистить, или просто на человека – такого, какой он есть.
Один из двух выставочных залов отдан великому Франсиско Гойе, наследующего гениям «золотого» века  не только в живописи и графике, но и в анатомировании людских характеров и страстей. Но он другой; он глубже, критичней, внимательней к  человеческим заботам, бедам и чувствам, умеющий яростней любить и яростней ненавидеть, обладающий каким-то необычным чёрным юмором, злой сатиричностью и взрывчатым темпераментом. И он очень разный. Даже в рисунках. Вот трое мужчин, копающих иссохшую каменистую землю – может быть, отрывающих могилу для убитого товарища, и ненависть руководит каждым их движением. Динамика здесь буквально надприродная. А вдруг иное настроение: поэтичнейшая и эротичнейшая обнажённая женщина у ручья. И еще один шедевр – автопортрет 1798 года. Мрачное лицо немолодого, много передумавшего и много понявшего человека, ненавидящего ложь, ханжество, жадность и тупость. Ироничный взгляд усталых глаз. Это портрет-исповедь великого художника.
Музей Фрика, который по праву называют музеем шедевров, находится в Манхэттене на углу 5-й авеню и 70-й улицы. Поезд метро номер 6 до 68-й улицы. В воскресенье с 11 утра до часу дня вход бесплатный.