Антон Павлович приветствует нас... Лично. И в полной мере по-чеховски

Да, я всё больше прихожу к убеждению, что дело не в старых и не в новых формах,  а в том, что человек пишет, не думая ни о  каких формах, потому что это свободно  льётся из его души.
А. П. Чехов, «Чайка»

По совести говоря, на спектакль, как я полагала, коллаж, составленный, как обещал анонс, из четырёх адаптированных чеховских рассказов и четырёх его коротких пьес, привело меня банальное любопытство: сумеет ли американский режиссёр хотя бы приблизиться к тому, что есть истинный Чехов. Тот Чехов, который смог душу человеческую высветить как бы изнутри. Который, единственный, наверно, в русской потаённой литературе, позволил каждому из нас увидеть в себе то скрытое, о чём и признаться-то не хотелось бы. Который непостижимым образом соединил тончайший психологизм с удивительным, особенным юмором, неприкрытый гротеск с анализом чувств, страстей, желаний, ожиданий, трагических потерь и разочарований людей самых разных. Тот Чехов, которого называли и называть продолжают иконой русской, да и не только русской, интеллигенции...
И вот с таким Чеховым, моим Чеховым, совершенно неожиданно для себя, с радостным изумлением и улетучившимся скепсисом встретилась я на спектакле знаменитого (стыдно, но это было для меня новостью) американского Pearl Theatre, действительно оказавшегося жемчужиной. Для Америки, с её краткоживущими театральными коллективами, «Жемчужина» – едва ли не долгожитель: театру уже больше четверти века.
После ставших блёстками последних сезонов лессинговского «Натана Мудрого», шекспировских «Гамлета» и «Двенадцатой ночи», мольеровского «Тартюфа», после Софокла, Диккенса, Ибсена, Уайлда, Уильямса в театре его главным  режиссёром, безусловно огромным талантом наделённым, Джеймсом Салливаном осуществлена постановка этого драматургически слившегося в цельное, на одном дыхании зрителем воспринимаемое повествование, чеховского спектакля-сборника ранних рассказов и пьесок-скетчей. Тех, что написаны были Антон Павловичем, когда когда он ещё совмещал писательство с врачебной практикой и называл медицину своей женой, а писательство – любовницей. Назвал режиссёр все эти 8 ранних чеховских произведений самоцветами.
Нет, не Салливан, поразивший глубиной и верностью прочтения Чехова, был драматургом, который с поистине ювелирным мастерством создал не компиляцию, не склейку, а неразделимую на куски пьесу, будто сплавив 8 сюжетов новелл и одноактных пьесок (как назвал их сам Чехов). Это сделал Майкл Фрэйн, известный английский писатель и тонко чувствующий переводчик, покорённый Чеховым и в самом начале своей деятельности синтезировавший в гомогенное целое эти короткие, как вспышка молнии, уже к шедеврам причисленные произведения великого русского новеллиста и драматурга. И, что очень важно, использовав при этом собственный перевод, адекватный чеховскому тексту. И чеховскому подтексту тоже. Кстати, почитается Фрэйн лучшим переводчиком Чехова. Назвал автор свою пьесу «The Sneeze». Т.е. «Чих».
Чихают все люди. Да и нам с вами приходилось, надо полагать, чихнуть в самый неподходящий момент. Вот и мелкий чиновник Червяков, в кои-то веки выбравшийся с женой в театр, под сладостные звуки «Корневильских колоколов» мощно чихнул. И, о ужас, забрызгал лысину, и не чью-нибудь, а генеральскую. Стал вытирать, извиняться, мучительно стараясь загладить жуткий свой промах... А потом взял да и помер. Ну конечно же вы узнали «Смерть чиновника». В постановке Салливана это пантомима. Выразительнейшая. Как проникся чеховским духом, как сумел вжиться в образ ничтожного этого человечка, как показал (без слов!) своего Червякова Крис Миксон – поразительно.
А то, что Миксон талантлив невероятно, в Америке усвоили давно. Ещё в одной новелле, где играет он популярного писателя, к которому явилась литераторствующая дама и стала мучить его чтением своих бездарных опусов, он столь же впечатляющ. Хотя многим из нас, а уж моим ровесникам наверняка, помнится задёрганный дамой-графоманкой писатель в исполнении Тенина. Поверьте, Миксон, пожалуй, ещё ярче. Однако незабываемую в роли Мурашкиной гениальную Раневскую, вместе с Тениным игравшую, разумеется, сравнивать ни с кем не приходится.
Невозможно не назвать имя обаятельнейшего Бредфорда Кавера, интересного и всегда разного. Особенно хорош он во всем нам памятном «Медведе», убедительно и по-чеховски иронично показав превращение раздражённого хама в оглушённого любовью человека. И – «Лебединая песня»! Нет-нет, восклицание здесь не случайно. Это знак моего преклонения перед Антон Павловичем Чеховым, сумевшим найти нужные слова и с таким всепониманием, с таким грустным юмором описать чувства, утраченные иллюзии и негаснущие надежды старого актёра. И это знак восхищения великолепной игрой Роберта Хока, создавшего образ-обобщение, в котором все, кого можно отнести к старшему поколению, многое смогут примерить на себя.
Ещё раз подтвердив своё, давно уже сложившееся мнение о высочайшем уровне американского театрального искусства, повторю слова Белинского: «Идите в театр!» Идите в Pearl Teatre! Он заново воссоединит вас с Чеховым. Спектакли (ежедневно, кроме понедельника) будут демонстрироваться на Второй сцене Сити Центра до 31 октября. Адрес, если вы забыли, – 131 55-я улица, между 6 и 7 авеню, куда проще всего добраться поездами метро N, R, Q, а такжe F до 57 Street. Для тех, кто старше 65, в день спектакля билеты продаются со скидкой и стоят 25 долларов.

Заказывайте билеты по телефону или на сайте www.nycitycenter.org.
212-581-1212